— Деньги. Большие деньги. Наркота, проститутки, краденые или поддельные картины. И это только то, что я знаю.

— Уголовники не валят полицейских из-за наркотиков, девчонок или краденого барахла, — ответила Хелен.

— Я думаю, это как-то связано с неонацистами.

— А вот в это я не верю, это просто чушь, Дэйв.

— Хорошо, посмотрим с другой стороны. Подумай хорошенько, о чем в наших краях никто не говорит отрицательно, чего не касается ни один местный журналист? Эта тема настолько деликатна, что люди не захотят с тобой вести разговор, если почувствуют, что ты вот-вот скажешь что-то не то? Какое предприятие, как ты думаешь, я имею в виду?

— Говори.

— Нет, это ты скажи мне, — ответил я.

Она скорчила физиономию, которая должна была быть пренебрежительной, и мне было неприятно на нее смотреть. Я почувствовал стыд за Хелен, и это заставило меня снизить свое мнение о ней, о человеке, которым я всегда восхищался.

— Ты слишком жесток к людям, приятель, — произнесла она, — это бедный штат с экономикой, зависящей лишь от одного ресурса. Ты действительно хочешь вернуться в старые добрые времена? Я не думаю, чтобы кто-либо захотел вернуться к прежнему. Желаешь работать грузчиком?

— Так какого слова мы тут избегаем? Что же это за священное место, куда мы не решаемся сунуть свой грешный нос?

— Страна хочет дешевый бензин. Им плевать, как его получить, а потому штат Луизиана трахают все, кто только может. Чего ты хочешь? Что еще я должна сказать?

— Ничего, ты и так все сказала. Ты прекрасно знаешь, в чем тут дело, и не надо притворяться, что ты этого не понимаешь.

— Не стоит тебе со мной так говорить, — ответила Хелен недовольно.

— Задай себе вопрос, почему этот разговор так оскорбляет тебя? Потому что я задел тебя за живое или потому, что я нассал на священную корову?

— Убирайся, Дэйв.

Она никогда раньше не говорила со мной так, по крайней мере, в таком тоне. Мне было плевать. Я был еще больше разозлен, чем она. Нет, пожалуй, я перефразирую. Хелен разочаровала меня, и я чувствовал, что она подвела меня так, как никогда раньше. Весь оставшийся день я не мог стряхнуть с себя это чувство.

Вечером того же дня Клет Персел сидел в кресле в своем офисе и наблюдал через черное окно, как дождь барабанит по поверхности байю, как туман облаками выплывает из-под моста и как фары машин пробегают за его железными перилами. Его офис располагался в двухэтажном здании девятнадцатого века, построенном из мягкого кирпича, с железной колоннадой вдоль боковой тропинки и верандой на заднем дворе, которую он украсил банановыми деревьями и полевыми хвощами в горшках и оснастил столиком с табуретками под пляжным зонтом, где частенько обедал или читал по утрам почту.

Ливень не стихал, и он застрял в офисе с бесконечной чередой низости и кляузничества, запечатленной в его ежедневнике, не говоря уже о мировоззрении червяка, которое приносил с собой каждый клиент, проходящий через его дверь.

Но бывали и исключения.

Гретхен зашла в офис и закрыла за собой дверь.

— Маленькая мисс Ути-Пути хотела бы тебя видеть. С ней мужик, и мне кажется, что ему присобачили к голове парик при помощи степлера, — сообщила она, — отправить их на фиг?

Персел закрыл глаза и медленно их открыл:

— Я пытаюсь перевести то, что ты только что сказала.

— Телка из дома Дюпре, у которой как будто в заднице застряла метла. Мужик не представился, но у него воротничок как у священника. Могу сказать им, что нужно заранее договариваться о встрече.

— Там что, Варина Лебуф, что ли?

— А о ком, по-твоему, я тут говорю?

— Пусть зайдет.

Гретхен открыла рот и засунула В него два пальца, имитируя позывы к рвоте.

— Будь проще, — посоветовал ей Клет.

Спустя мгновение в кабинет Клета вошла Варина Лебуф в сопровождении мужчины в черном костюме с бледно-лиловым пасторским воротничком. Его густые седые волосы были зачесаны в стиле ковбоев девятнадцатого века. У него был высокий блестящий лоб и глубоко посаженные бирюзовые глаза, а руки могли бы принадлежать фермеру, пашущему прерию плугом без лошади. Он не сводил глаз с Клета.

— Здравствуйте, мистер Персел, — сказала Варина и протянула руку, — я хотела бы извиниться за свою грубость в доме моего свекра. У меня был абсолютно ужасный день, и я боюсь, что сорвалась на вас и на вашем ассистенте. Это преподобный Амиде Бруссар. Он посоветовал мне нанять частного детектива, а вы, насколько мне известно, хорошо знаете свое дело.

— Зависит от того, что задело, — ответил Клет. Он встал, когда она вошла в комнату, и продолжал стоять, так и не сменив неудобное положение за своим столом, думая, почему же он не надел пиджак. Кончики его пальцев едва касались столешницы, а иссиня-черный пистолет тридцать восьмого калибра покоился в подплечной кобуре на нейлоновом ремне, пересекающем его широкую грудь.

— Если это насчет развода, то затраты иногда превышают получаемый доход. То, что мы раньше называли аморальным поведением, настолько распространено сегодня, что почти не влияет на исход дела о разделе имущества. Иными словами, та грязь, которую частный детектив может нарыть на одного из супругов, не имеет особой ценности.

— Вот видите, вы честный человек, — заметила Варина Лебуф.

Прежде чем Клет смог ответить, священник влез в беседу:

— Мистер Персел, могу ли я присесть? Убегал от дождя, и вот, слегка запыхался, возраст, знаете ли, тот еще воришка. Незаметно подкрадывается к тебе и забирается под кожу, действуя настолько тихо и методично, что замечаешь, что он украл твою молодость, только посмотрев однажды утром в зеркало и поняв, что ты не узнаешь этого старика.

— Не хотите ли кофе? — спросил Клет.

— Было бы просто замечательно, — ответил пастор и сел, слегка скривив лицо от дискомфорта, как будто вес его тела причинял боль костям, упершимся в дерево стула.

— Вы в порядке? — спросил Клет.

— О, да, я в порядке, — ответил преподобный, дыша ртом. — Какой у вас прекрасный вид из окна. А знаете ли вы, что во время Войны между штатами флотилия Союза поднялась вверх по каналу и пришвартовалась прямо у разводного моста? Солдатам отдали город на растерзание, и это особенно затронуло негритянок. Это был намеренный акт террора, прямо как в случае с Шерманом и поджогом Атланты.

— Нет, этого я не знал, — буркнул в ответ Клет.

— К сожалению, книги по истории пишутся победителями, — мягкие щеки пастора были покрыты красными и синими кровеносными сосудами, а рот принимал форму маленького овала, когда он произносил звук «о». Ритм его голоса, казалось, доносился из другой эры и действовал почти гипнотически.

— Знаете, чьи эти слова?

— Адольфа Гитлера.

— Очень важно, чтобы вы помогли мисс Лебуф. Ее муж не тот, за кого себя выдает. Он мошенник, и может быть опасен. Мне кажется, у него могли быть какие-то дела с преступниками в Новом Орлеане, людьми, которые занимаются сбытом краденых картин. Я не уверен в этом и не хочу относиться к нему несправедливо, но я не сомневаюсь в том, что он хочет превратить жизнь мисс Лебуф в ад.

Варина села, поправила платье и засмотрелась на дождь, поливающий каналы. Каждые несколько секунд она без стеснения смотрела прямо в глаза Клету, словно оценивая.

— У вас есть основания так думать? — спросил Персел.

— Я духовник мисс Лебуф, — священник колебался. — Она рассказывала мне о некоторых аспектах его поведения, о которых обычно сложно говорить, если только разговор не ведется в атмосфере полной конфиденциальности.

— Я могу говорить сама, Амиде, — перебила его Варина.

— Нет-нет, это была моя идея. Мистер Персел, Пьер Дюпре — зависимый и инфантильный мужчина. В вопросах супружеского ложа у него аппетит ребенка, и если вы видите в этом неприятный подтекст по Фрейду, то я говорю так намеренно. Вы понимаете, что я имею в виду, сэр?

— Не думаю, чтобы мне были нужны наглядные пособия, преподобный, — ответил Клет. — А почему Дюпре представляет угрозу для мисс Лебуф?