— Ты умнее меня практически во всем, Алафер, но здесь ты ошибаешься. Большинство людей считают, что миром правят адвокаты и политики. Мы верим в это потому, что именно их мы видим по телевизору. Но единственная причина, почему они сидят в этом чертовом ящике, заключается в том, что средства массовой информации принадлежат им, а не таким, как мы. Когда нужно порешать дела, а я говорю о делах, о которых никто не хочет говорить, то существует небольшая группа людей, выполняющих грязную работу. Может, ты в это и не поверишь.
— Так думают циники. И они думают так потому, что так проще и легче, — ответила Алафер.
— Ты смотрела «Миссисипи в огне», историю двух мальчишек, убитых и закопанных на восточной дамбе Ку-клукс-кланом? — спросила Гретхен. — В фильме ФБР оказывается умнее Клана, натравливает их друг на друга и заставляет идти на сделку со следствием. Но в действительности все произошло иначе. Гувер отправил туда киллера из мафии, и он выбил все дерьмо из троих парней, которые с радостью сообщили ему имена убийц.
— Что ты собираешься сказать Варине?
— Ничего особенного. Тебе не обязательно ехать, ты и так много для меня сделала.
— Может быть действительно лучше, чтобы меня там не было.
— Я не виню тебя. Я стараюсь не лезть в жизни других людей, но у Клета нет ни малейшего шанса против Варины Лебуф. Я не думаю, что он видит все стороны этой истории.
— О чем это ты?
— Я знавала многих плохих людей во Флориде. У них у всех были связи в Луизиане. Некоторые из них, возможно, были замешаны в убийстве Джона Кеннеди. Как ты думаешь, откуда здесь появился крэк? Деньги от наркотиков пошли на оплату «АК-47» для Никарагуа. Но всем ведь насрать, верно?
— Недешевый ужин получается.
— Вот почему я сказала, что ты не обязана ехать со мной.
— Уж если рисковать, то рисковать по-крупному, — сказала Алафер.
Глава 18
Гретхен Хоровитц никогда не понимала, что люди имеют в виду под «оттенками серого». Для нее все человечество делилось на два типа: на тех, кто делает, и на тех, кто берет, причем те, кто делают, имеют тех, кто берут. Может, и были люди, не попавшие ни в одну из этих категорий, но их было бы немного. Ей нравилось думать, что она входит в это меньшинство. Это меньшинство самостоятельно устанавливает свои границы, дерется под собственным флагом, не щадит и не просит пощады. До недавних пор она ни разу не встречала мужчину, который не попытался бы использовать ее. Даже лучшие из них, социальный педагог из старших классов и профессор в государственном колледже, оказались несчастливо женатыми, и в момент слабости их потребности возобладали над благожелательностью по отношению к ней. Первый стал лапать ее в своем кабинете, а второй умолял отправиться с ним в мотель в Ки Ларго, а затем плакал у нее на груди.
Тогда она решила попробовать женщину. Каждый раз она чувствовала некоторое любопытство до и пустоту, смешанную со стыдом, после, как будто она была скорее наблюдателем, нежели участником. Она обращалась к психотерапевту в Корал-Кэйблз, который лечил ее медицинскими препаратами. Он сказал ей, что ее никто никогда не любил и она вследствие этого не была способна на близкие отношения.
— И что же мне делать? — спросила тогда Гретхен.
— Все не так плохо, — ответил психотерапевт, — восемьдесят процентов моих пациентов пытаются выбраться из эмоциональных перипетий. А ты уже это сделала. Я думаю, что тебе нужен мужчина старше и мудрее тебя, некая отеческая фигура в твоей жизни.
— У меня есть чувства, о которых я не рассказывала вам, Док, — сказала она. — Временами в какой-нибудь прекрасный ясный день, не испорченный ни единой проблемой в мире, у меня возникает непреодолимое желание отплатить. Пару раз я следовала этому желанию. Однажды парень, имевший тату-салон, пригласил меня прокатиться с ним на яхте. Перипетия была еще та. По крайней мере, для него. Хотите, расскажу?
Позже тем днем секретарь психотерапевта позвонила Гретхен и сообщила ей, что врач перегружен работой и передаст ее дело своему коллеге.
Алафер оставила машину в городе и поехала с Гретхен в Сайперморт-Пойнт. На западном горизонте под толстым слоем иссиня-черных облаков светилась тонкая голубая лента, и волны плавно перекатывались по темному заливу, разбиваясь о берег. Гретхен чувствовала запах соли, дождя и листьев, падающих под колеса машин на шоссе. Но, сидя во власти холодных запахов и свежести вечера, она не могла оторвать глаз от луж и разводов, оставляемых падающими каплями. Они напомнили ей о сне, который повторялся с детских лет. Там гигантские рыбины с серовато-голубой кожей дельфина поднимались из пучины и выбрасывались на поверхность воды, дугой уходя в кольца, создаваемые ими же, и вновь проваливаясь в темноту, сверкая своими металлическими телами. Этот сон всегда нагонял на нее ужас.
— Тебе снятся сны? — спросила она.
— Какие? — переспросила Алафер.
— Я не имею в виду сны с монстрами и все такое. Может, просто сны про выпрыгивающую из воды рыбу, но при этом ты просыпаешься в холодном поту, как после кошмара, хотя то, что тебе привиделось, вовсе не похоже на кошмар.
— Это просто сны. Может, они олицетворяют что-то, что причинило тебе боль в прошлом. Но все это прошло, Гретхен. Мне снятся сны о вещах, которые я, вероятно, видела в Эль-Сальвадоре.
— Ты когда-нибудь испытываешь желание применить насилие по отношению к другим людям?
— Меня похитили, когда я была совсем ребенком. Я укусила того парня, а женщина, агент ФБР, всадила в него пулю. По мне — так он получил по заслугам. Но я об этом больше не думаю. Если мне это снится, я просыпаюсь и говорю себе, что это был только сон. Может, к этому все и сводится.
— Что ты имеешь в виду?
— Может быть, мы все снимся Богу. Нам не стоит об этом беспокоиться.
— Хотелось бы мне быть похожей на тебя, — со вздохом проговорила Гретхен.
— Смотри, самолет-амфибия! — сказала Алафер.
Гретхен взглянула сквозь окно и увидела самолет, плавающий на поверхности воды недалеко от берега, белые барашки окружали его поплавки. Самолет был полностью выкрашен в белый цвет, и его крылья, фюзеляж и понтоны светились на фоне голубоватой ленты света на западном горизонте. Неподалеку от самолета на якоре стояла белая лодка из стеклопластика с глубоким V-образным корпусом и подсвеченным носом. В рубке горел свет, якорный канат был натянут как струна, а рыболовные стулья на корме поднимались и опускались на фоне черных волн.
— А где жилище Варины Лебуф? — спросила Гретхен.
— Прямо перед нами, метрах в ста.
Гретхен остановилась у обочины, выключила фары и зажигание. Сквозь просвет в сплошной чаще кипарисов и эвкалиптов она хорошо видела самолет и лодку. Она достала из сумки маленький бинокль, вышла из пикапа и настроила фокус. Сначала она изучила самолет-амфибию, затем перевела взгляд на лодку.
— Это «Крис-Крафт», на носу нарисована рыба-пила, — сообщила она, — именно эту лодку искали Клет и твой отец, на ней похитили сестру Ти Джоли Мелтон.
Алафер вышла из машины и подошла к Гретхен. А та уже наблюдала Варину Лебуф, стоящую на корме рядом с мужчиной с кожей альбиноса и волосами по плечи цвета белого золота. Он был одет в рубашку с коротким рукавом и слаксы, перехваченные ремнем высоко на животе, как часто носят европейцы. Его лоб и лицо были покрыты розовыми шрамами, как будто бы оно была пересажено с другого черепа.
Гретхен передала Алафер бинокль:
— Я позвоню Клету и расскажу ему о лодке, — сказала она.
— Наши телефоны здесь не обслуживаются, — ответила Алафер.
— Что ты собираешься делать?
— Поговорить с ней, а ты как думала?
Гретхен взяла бинокль и снова вгляделась в лодку, Варину и мужчину, стоявшего на палубе. Он был крепкого телосложения, с широкими плечами, несколько полноват, но мускулист. Он смотрел в направлении Гретхен, как будто увидел ее или пикап. Девушка знала, что незнакомец не мог видеть ее, но ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить рассматривать его. Он стоял на фоне света в рубке лодки, его слаксы и рубашка колыхались на ветру. Он наклонился к Варине Лебуф, поцеловал ее в щеку и поднялся на самолет.