На меня домашние штаны и майка, но явно не мои, потому что я бы никогда не купил такой размер и фасон. У меня всё только от дизайнеров, даже одежда, в которой я хожу дома. А это значит, что Том Каулитц, зараза ты редкостная, напялил на меня своё барахло. Но думать об этом мне не хочется, спасибо, что хоть голым не уложил спать…

Небрежно кладу сотовый обратно на тумбочку и встаю, направляясь к двери. Интересно, где Том? Наверное, на работе. Хотя я даже не знаю, когда ему на работу ехать надо, может быть, он вообще дома все дела решает, он же, кажется, важная шишка какая-то в компании.

А… Чёрт! Не могу думать, голова раскалывается!

Я иду в сторону лестницы, спускаюсь на первый этаж и слышу, как кто-то копошится на кухне. Значит, Каулитц дома. Не повезло…

Медленно вплываю в кухню – Том стоит спиной ко мне и делает кофе – и сажусь на барный стул, разваливаясь на столе с тихим стоном. Голова без сил падает на столешницу. Парень оборачивается, немного улыбаясь.

- Я уже хотел тебя будить идти, - тянет альфа. Голос у него певучий, наверное, настроение хорошее. В отличие от меня.

Я что-то невнятно бормочу и притягиваю к себе железную салфетницу, прижимая к щеке и облегчённо вздыхая.

- Что с тобой? – тихо смеётся Каулитц, отходя к холодильнику. – Ты долго спал.

Я смотрю на то, как он достаёт два каких-то фрукта и засовывает в соковыжималку, включая её. Жужжание врезается в мой мозг, заставляя его трещать по швам и растекаться в черепушке.

- Голова раскалывается, - стону я, зажмуриваясь. – Прекрати…

Звук тут же стихает – Том подходит ко мне и откидывает волосы с моего лба, прикасаясь тыльной стороной ладони.

- Да у тебя же жар!

Я морщусь от его громкого голоса. Каулитц отбирает у меня салфетницу – я усердно сопротивляюсь, но всё-таки проигрываю и отпускаю её – и отставляет в сторону. Я стукаюсь лбом о стол. Сил совсем нет, удивительно, что я смог спуститься сюда без посторонней помощи, и даже проспав столько времени, я всё равно чувствую себя жутко уставшим. Кости ломит, голова разрывается, в горле першит. Я точно заболел…

Том вздыхает и обходит стол, решительно подхватывая меня на руки.

- Тебе лежать надо, глупый, - тихо говорит альфа, направляясь к двери.

- Я не глупый, - бормочу я, затем кладу голову ему на плечо, прикрывая глаза.

Парень не отвечает, и мне кажется, что я уже снова проваливаюсь в сон, но голос альфы не позволяет мне этого сделать.

- Это всё, потому что ты под дождём гулял, - спокойно ругает меня Том, но в его голосе нет ничего кроме лёгкого беспокойства.

Я опять что-то невнятно бормочу, лишь бы он отстал. Я утыкаюсь носом в его ключицу и цепляюсь пальцами за футболку, с ужасом понимая, что мне нереально хорошо и спокойно у него на руках. И голова немного проходит от этого ровного дыхания – его грудь поднимается и опускается. Это меня притягивает и пугает одновременно, но я решаю, что больному омеге можно простить любую слабость. Даже такую. Даже мне. Чем я хуже других?

Том приносит мне в комнату и пытается уложить в кровать, но я обнимаю его руками и не пускаю. Шумно вздохнув, Каулитц укладывает меня в постель и ложится рядом, прижимая меня к себе. Я чувствую, как его рука гладит мои волосы и спину, словно успокаивая, его дыхание касается моей макушки, пока я жмусь к его груди, а когда я почти засыпаю, Каулитц осторожно выскальзывает из моих объятий. Я недовольно ворчу, приоткрывая веки.

- Я сделаю тебе бульон, - тихо говорит Том, укрывая меня одеялом по самый подбородок и подтыкая под мои бока. - И мне нужно попросить охрану съездить в аптеку за лекарствами. Я скоро вернусь, - обещает он. – Поспи ещё немного…

Его рука гладит меня по лбу, убирая волосы, а потом Том нагибается и целует в щёку, почти тут же выпрямляясь и уходя из комнаты.

Я поджимаю губы. Сначала поцелуй в нос, теперь в щёку, а потом что, в губы что ли? Так и до секса дойти не долго… Надо что-то делать…

Но не сейчас. Сейчас я ужасно больной и противный омега, который ничего не хочет делать и нуждается в присмотре. Вот. И ещё надо попросить, чтобы он оставил мне свою грудь как подушку. Пусть сам уходит, а вот грудь оставит…

С этими мыслями я прикрываю веки и снова проваливаюсь в сон.

Часть 19

Kevin Rudolf – Coffee And Donuts

Я валяюсь в постели ещё несколько дней. Моё состояние только ухудшается, и я чувствую себя просто ужасно: голова раскалывается, насморк, температура. Похоже, я действительно подцепил что-то серьёзное, иначе Том бы не стал вызывать мне доктора на дом и переносить какие-то важные встречи у себя на работе. Было даже как-то совестно, однако я не придавал этому никакого внимания. Подумаешь, работу пришлось подвинуть на второй план, я вообще её лишился и ничего, живу пока. Одно хорошо, что из-за заложенного носа я совсем не ощущаю запаха альфы, что помогает мне на какое-то время забыть об этой проблеме. Подумаю о ней потом, когда смогу нормально соображать, а не притворяться беспомощным овощем и не пользоваться Каулитцем, словно он один из моих работников в студии, которые копошатся вокруг меня с кофе и печеньками.

За эти дни я успеваю смягчиться по отношению к Тому, но всё равно до конца не принимаю тот факт, что он мой истинный альфа. Да, мы поженимся. Да, он меня пометит. Да, возможно, я от него залечу (если вообще смогу, ведь неизвестно как на меня повлияли мои старые таблетки), но я всё равно буду вредным и никогда не приму его как альфу. Как своего альфу. Пусть ещё помучается, а я, может быть, как раз придумаю план, как избавиться от всех проблем.

Каулитц приносит мне еду в постель, Каулитц следит за приёмом лекарств и за моим состоянием, Каулитц постоянно находится где-то поблизости, чтобы выполнить все мои желания, Каулитц повсюду, а я постоянно надоедаю ему с апельсиновым соком и печеньками «орео».

Я только и делаю, что лежу, смотрю телевизор и ем. Ну, иногда хожу в туалет. И сплю. Мне как-то спокойнее становится засыпать, когда рядом альфа, поэтому я даже сам удивляюсь, как это вырубаюсь рядом с ним посредине интересного фильма. Мне это не свойственно. И эта моя милость… Что-то странно всё это, наверное, всё из-за болезни. Точно. По-другому и не объяснишь.

В любом случае вскоре мне становится гораздо лучше, жар спадает, и я могу нормально оценивать ситуацию. Отсюда появляются новые ехидные колкости и замечания в адрес Тома. И как он меня ещё терпит? Не понимаю. Я бы уже давно пинком под зад себя отправил обратно в свою маленькую квартирку. Странный он, этот Каулитц…

А ещё была одна важная деталь, которую я успел упустить из-за того, что был выбит из реальности. Приближалась самая ужасная дата в моей жизни.

16 июля.