Спустя пять дней, 12 октября, на свет появилась вторая записка — «О националистических проявлениях некоторых работников Еврейского антифашистского комитета». Подписанная лично министром госбезопасности В. С. Абакумовым, она повторяла смысл предыдущего документа и предлагала все то же предложение — рассмотреть судьбу ЕАК на секретариате и распустить его[592].
Заручившись столь серьезной поддержкой, Суслов возобновил натиск. 19 ноября 1946 года направил всем членам ПБ пространную, на 17 машинописных страницах, очередную записку, посвященную ЕАК. В ней безапелляционно утверждал, что деятельность ЕАК «приобретает все более сионистско-националистический характер и потому является идеологически вредной и нетерпимой». Доказав такую оценку примерами, предложил в качестве единственно возможной меры: «Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) считает дальнейшее существование Еврейского антифашистского комитета в СССР нецелесообразным и политически вредным и вносит на ваше рассмотрение предложение о его ликвидации»[593].
Под давлением столь весомых аргументов, да еще отчетливо понимая значимость мнения министра госбезопасности, Жданов изменил свое первоначальное решение отложить на неопределенное время определение судьбы ЕАК. Однако, не желая упускать инициативу из своих рук, проект постановления поручил подготовить начальнику УПиА Г. Ф. Александрову. Тому человеку, который сможет составить необходимые документы так, как желательно ему, Жданову, а не Абакумову, Кузнецову или Суслову.
Александров быстро выполнил поручение. 8 января 1947 года направил Молотову, как куратору международных вопросов в ПБ, и А. А. Кузнецову, ответственному за кадры, два документа. Для узкого круга — проект постановления ЦК: «1. В связи с тем, что задачи, поставленные перед Антифашистским комитетом советских ученых и Еврейским антифашистским комитетом, исчерпаны, принять предложение Управления пропаганды и агитации и отдела внешней политики ЦК ВКП(б) о прекращении деятельности этих комитетов. 2. Внести на утверждение Политбюро».
Обосновывалось же такое решение Александровым следующим образом: «В период Великой Отечественной войны Еврейский антифашистский комитет сыграл известную положительную роль, содействуя мобилизации зарубежного еврейского населения на борьбу с немецким фашизмом. С окончанием войны деятельность комитета приобретает все более националистический, сионистский характер, она объективно способствует усилению еврейского буржуазно-националистического движения за границей и подогреванию националистических, сионистских настроений среди части еврейского населения в СССР». Но далее, в отличие от авторов предыдущих записок, Александров снимал с руководства ЕАК ответственность за создавшееся положение, давал ему возможность с честью выйти из игры: «Управление пропаганды и агитации и отдел внешней политики ЦК ВКП(б) вели беседы с председателем Еврейского антифашистского комитета т. Михоэлсом и ответственным секретарем комитета т. Фефером о неправильности установившейся практики в работе комитета в послевоенное время. В ходе этих бесед тт. Михоэлс и Фефер признали задачи комитета исчерпанными».
Опираясь на отмеченную выше договоренность, для возможного гласного использования Александров предложил проект еще одного документа, постановления «О самороспуске Еврейского антифашистского комитета». «В послевоенное время, — говорилось в нем, — когда укрепляются связи советских народов с народами зарубежных стран, в том числе с еврейским населением, через общественные организации — профсоюзные, женские, молодежные, общество культурной связи, — Еврейский антифашистский комитет в СССР считает свои задачи исчерпанными и выносит решение о прекращении своей деятельности»[594].
И вот тогда, когда, казалось бы, судьба ЕАК решилась окончательно и бесповоротно, притом так, что подчеркивались его заслуги и обходились обвинения в национализме, сионизме, вопрос о роспуске так и не был вынесен ни на секретариат, ни на ПБ. Записка Александрова попала к Молотову весьма возможно в тот самый момент, когда к нему поступила информация о подписании турецко-трансиорданского договора и, скорее всего, вынудила искать то, что могло отвлечь внимание Вашингтона и Лондона от Турции и Ирана, а СССР все же проникнуть в регион, хоть и с черного хода. Захватить прочные позиции в тылу у потенциального противника.
Можно допустить и иное. Молотов вспомнил о записке Суслова. Вернулся к ней и нашел там то, что столь настойчиво искал. Указание и на конфликт, которым он мог воспользоваться, и на канал проникновения. Ведь ЕАК, как услужливо информировал заведующий ОВП, преследуя прямо противоположную цель, имел давние, прочные связи с такими влиятельными организациями, как Всемирный еврейский конгресс, Еврейский конгресс США, «Джойнт», многими иными. В том числе и с действующими в Палестине, что могло оказаться решающим.
Есть и прямое доказательство заинтересованности Молотова делами ЕАК. Начиная с 1947 года у комитета сменили одного из двух кураторов. Сохранили, но лишь по линии ОВП, то есть сугубо открытой, пропагандистской деятельности, Жданова. Но Кузнецова полностью отрешили от надзора за ЕАК. Вместо него появился Молотов. Это бесспорно и однозначно подтверждают все документы, связанные с комитетом. Они либо содержат такие фразы — «в соответствии с указаниями товарища Жданова А. А. и товарища Молотова В. М.», либо несут не менее многозначительные резолюции Жданова — «Согласен. Сообщите т. Молотову»[595].
Однако Суслова, которому формально и подчинялся ЕАК, продолжала беспокоить деятельность комитета — количество и содержание статей, готовившихся тем и направлявшихся за границу для публикации в еврейских газетах преимущественно США и Палестины. Потому он и одобрил очередную записку ОВП (ее подписал и сотрудник УПиА), дал ей ход в июле 1947 года. «Комитет, — отмечалось в ней, — не ведет борьбы против еврейского национализма и сионизма в зарубежных странах. Ни в статьях, посылаемых за границу, ни на страницах издаваемой комитетом газеты „Эйникайт“ („Единение“) не разоблачаются сильно активизировавшиеся в последнее время еврейские националисты всех оттенков и сионисты, не подвергаются критике националистические ошибки еврейских социал-демократических организаций и отдельных их деятелей». Более того, прозрачно намекал текст записки на отсутствие должного сотрудничества ЕАК с МГБ, выполнение установленных для него функций разведки: «Свои связи с зарубежными еврейскими учеными, общественно-политическими и культурными деятелями комитет не использовал с целью получения от них полезной для советского государства научно-технической и политической информации»[596].
Действуя именно таким образом, Суслов, только что утвержденный секретарем ЦК, несомненно стремился настоять на своем первоначальном предложении хотя бы сейчас. Заставить ЕАК, если уж не удалось ликвидировать его, безропотно подчиниться лично ему. Беспрекословно исполнять все его указания. И для того вместе с запиской направил Жданову и проект очередного постановления. Предлагал установить, «что в работе Еврейского антифашистского комитета имеются серьезные политические ошибки и недостатки», потребовать от комитета устранения их и заодно, в тех же целях, радикально изменить его состав. Вместе с тем, Суслов попытался определить задачи ЕАК на будущее: «пропаганда за рубежом достижений Советского Союза… разоблачение антисоветской кампании англо-американских реакционных кругов… получение полезной для Советского Союза информации»[597].
Но опять, как и в январе, мнение Суслова оказалось гласом вопиющего в пустыне. Его предложения просто не стали рассматривать, лишь поручили ЕАК готовить, начиная с августа, для ОВП ежемесячные специальные информационные бюллетени. Только в двух экземплярах, под грифом «строго секретно», объемом в четыре печатных листа — обзоры зарубежной прессы по палестинской проблеме[598].
