Дабы усилить воздействие газеты на читателей, в основном интеллигенцию, ее тираж увеличили в десять раз — довели до 500 тысяч экземпляров, изменили и периодичность — с одного до двух раз в неделю, а редакции позволили иметь собственных зарубежных корреспондентов в одиннадцати странах, в том числе и США, Великобритании, Франции, Германии, Китае, Японии[578].
Преобразовывая «Литературную газету», узкое руководство стремилось к созданию подчеркнуто неправительственного органа, который мог бы себе позволить выражать мнение, якобы не отвечающее или не во всем совпадающее с мнением партия и правительства. Сталин же пытался воплотить в явь свою мечту об органе для острастки и «своих» и «чужих». По свидетельству писателя и драматурга Константина Симонова, на заседании ОБ 27 августа Иосиф Виссарионович настойчиво советовал редакции газеты «быть в некоторых вопросах острее, левее нас… расходиться в остроте постановки вопросов с официально выраженной точкой зрения. Вполне возможно, что мы иногда будем критиковать за это „Литературную газету“, но она не должна бояться этого, несмотря на критику, должна продолжать делать свое дело»[579]. Однако несколько позже писатель и публицист Илья Эренбург, достаточно явно выражая отнюдь не свою позицию, высказал цель газеты более откровенно. Она должна «воспитать ненависть к нашим сегодняшним недоброжелателям», — сказал он на одном из совещаний в ССП. «Какова должна быть основная мишень? Ясно, Америка и американский образ жизни, который американцы стараются навязать миру»[580].
Первый номер кардинально измененной «Литературной газеты» вышел в установленный ОБ срок, 20 сентября. Содержал беспрецедентный по оскорбительному тону памфлет писателя Бориса Горбатова «Гарри Трумэн», тут же вызвавший обмен резкими нотами между США и СССР. Было в номере и открытое письмо «С кем вы, американские мастера культуры?», подписанное Вандой Василевской, Всеволодом Вишневским, Борисом Горбатовым, Валентином Катаевым, Александром Корнейчуком, Леонидом Леоновым, Николаем Погодиным, Константином Симоновым, Александром Твардовским, Александром Фадеевым, Константином Фединым, Михаилом Шолоховым. В нем же, в частности, утверждалось: «Мы просим вас задуматься над тем, что после окончания войны с фашизмом именно в вашей стране нашлись люди, которые, облекая это в другие внешние формы, по существу проповедуют и все больше осуществляют на практике те самые бесчеловечные идеи, которые проповедовал и осуществлял разбитый нашими народами фашизм».
В следующем номере, за 24 сентября, антиамериканская кампания усилилась, стала совершенно отчетливой. Выразилась в статьях Вс. Вишневского «Фашистский легион в Америке», Дм. Заславского «Простые люди мира аплодируют Вышинскому», В. Василевской «Эрнст Бевин или сказка не о Золушке», Н. Погодина «Шейлок с Уолл стрит» (о Джордже Маршалле), И. Эренбурга «Заметки писателя» («Мы не одни, — писал он, — в той духовной войне, которую нам объявили белокожие черносотенцы Америки»). Затем газета стала систематически выступать против низкопоклонства перед Западом, сделав первой своей жертвой президента АН БССР генетика А. Р. Жебрака, буржуазных националистов Украины. Почувствовав полную безнаказанность, главный редактор «Литературной газеты» В. В. Ермилов позволил себе нападки даже на руководство ССП СССР — на А. Фадеева, К. Симонова, А. Твардовского. Затем открыто поддержал «агробиологическую науку» Лысенко…
Не желая сжечь за собой все корабли, пытаясь оставить пути к отступлению — к примирению, к прежним, дружественным отношениям с США, ведение антиамериканской кампании узкое руководство возложило и на еще одну формально общественную организацию. На бывшее Всесоюзное лекционное бюро при министерстве высшего образования, преобразованное 2 января 1947 года по решению ПБ во Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний[581]. Обращение с призывом к его созданию — «ко всем деятелям советской науки, литературы и искусства, к научным, общественным и другим организациям и учреждениям Советского Союза» было опубликовано центральной прессой 1 мая, а уже 13 мая заявил о себе некий оргкомитет общества. Включил он президентов академий наук: СССР — С. И. Вавилова, УССР — А. В. Палладина, КазССР — К. И. Сатпаева, ГССР — Н. И. Мусхелишвили, сельскохозяйственной СССР — Т. Д. Лысенко; академиков П. Г. Бруевича, Е. С. Варгу, Е. В. Тарле, Б. Д. Грекова, И. И. Артоболевского, А. И. Опарина, И. И. Минца, И. С. Галкина; зампреда БСМ СССР А. А. Вознесенского, секретаря ВЦСПС Н. В. Попову, министра высшего образования СССР С. Ф. Кафтанова, председателя Всеславянского комитета генерал-майора М. Р. Галактионова, других[582]. С осени 1947 года под их неустанным контролем, по апробированным, обязательно опубликованным в виде брошюр текстам, лекторы нового общества и начали действовать. Объяснять причину разрыва со вчерашними боевыми союзниками, США и Великобританией — почему и как они стали врагами советского народа. Убеждать население, особенно сельское, лишенное почти повсеместно радио и газет, в правоте позиции только СССР, только советского государственного и большевистского руководства.
Наконец, те же практически цели преследовал Кремль и при создании осенью все того же, 1947 года, Информационного бюро коммунистических партий или, как его чаще именовали, Коминформа.
Еще 4–6 июля, несмотря на уже заявленную собственную твердую позицию по отношению к плану Маршалла, узкое руководство рекомендовало восьми восточноевропейским странам направить свои делегации для участия в Парижском экономическом совещании, не обязательно принимая предлагаемую программу помощи. Но в ночь на 7 июля в столицы этих стран была направлена телеграмма, потребовавшая отказа от поездки в столицу Франции[583].
Внезапный поворот на 180° в отношениях СССР с Западом логически вызвал и пересмотр курсов компартий семи стран (Финляндию решено было не затрагивать предстоящими действиями). Прежде всего, значительную корректировку ранее, в 1944 — первой половине 1947 годов, приветствуемого и поддерживаемого Москвой «национального пути к социализму». Концепции, которая базировалась не на революционном, а на мирном переходе к новому строю с помощью парламентаризма, широких демократических блоков, в своей основе повторяла идею народного фронта. Вместе с тем, необходимость подобного пересмотра внутренней политики и тактики обуславливалась и собственными интересами самих компартий восточноевропейских стран. Их должны были серьезно насторожить, даже внушить страх за будущее положение, поражения коммунистов на выборах в мае 1947 года во Франции и Италии, лишившихся там министерских портфелей, а также усиление влияния мелкобуржуазных и социал-демократических партий в собственных странах.
Наконец, вызвать беспокойство и смену взгляда Москвы на Парижское экономическое совещание без каких-либо конкретных предложений о путях совместного выхода из кризисного состояния, в котором пребывали промышленность и сельское хозяйство далеко не только Восточной Европы.
Впервые идея созыва совещания ряда компартий была предложена Польшей, но детально обоснована в записке, подготовленной 15 августа отделом внешней политики (ОВП) ЦК ВКП(б), возглавляемым Сусловым. После согласования ее основных положений сначала со Ждановым, а затем и со Сталиным, на свет появился еще один документ ОВП — «О международных связях ВКП(б)». В нем уже категорически выражалась мысль о необходимости незамедлительного создания международной коммунистической структуры[584].
После всех требовавшихся уточнений 22 сентября 1947 года в небольшом польском курортном городке Шклярска Поремба, расположенном примерно в 100 км к западу от Вроцлава, вблизи штаба Северной группы войск советской армии, открылось совещание компартий девяти стран: Болгарии, Венгрии, Италии, Польши, Румынии, СССР, Франции, Чехословакии и Югославии. На деле оно свелось к анализу ошибок, допущенных коммунистами Италии и Франции, к оценке ситуации, сложившейся в восточноевропейских странах — перечислению далеко не бесспорных успехов и трудностей, а также к ставшим не просто основными, но программными докладам, сделанным Маленковым — о деятельности ВКП(б), и Ждановым — о международном положении.
