Назвал Вячеслав Михайлович и тех, кому ПБ поручило с 17 октября начать проверку кандидатов, провести обе кампании — и по выдвижению, и по выборам, возглавив Центральную избирательную комиссию. Председателем ее назначили сорокадвухлетнего Петра Георгиевича Москатова, давнего функционера профсоюзов, с мая одного из секретарей ВЦСПС. Заместителем его стал сорокашестилетний Отто Юльевич Шмидт, в прошлом социал-демократ — интернационалист, проработавший к тому времени и в наркомпроде, и в кооперации, и в наркомпросе, а в последние годы — участвовавший в нескольких полярных экспедициях, и потому назначенный начальником Главсевморпути, с 1935 года еще и действительный член АН СССР. Секретарем был выбран тридцатишестилетний Георгий Максимилианович Маленков, окончивший два курса Московского Высшего технического училища, но работавший только в партаппарате: с 1925 г. — в ЦК и МК, с 1934 года — заведующим отделом руководящих партийных органов (ОРПО) ЦК ВКП(б).
Ни одно из положений весьма короткого, до предела информативного доклада Молотова, выдержанного в откровенно императивной форме, не вызвало у участников пленума дискуссий. За ним не последовало ни обсуждения, ни дополнений, ни предложения хотя бы незначительных корректив. Этот доклад был воспринят как боевой призыв к действию и потому псевдопрения выражали полное и единодушное понимание того, что от их участников ждут. Выступавшие ограничивались либо уже готовым рапортом о выполнении только что полученного приказа, либо предусмотрительным рассказом о тех или иных трудностях, которые имеются в их регионе. Но лейтмотивом всех без исключения выступлений оказалось упование на новые репрессии, которые и позволят преодолеть сложные препятствия.
Первый секретарь Архангельского обкома Конторин, например, заявил, что на вверенной ему территории слишком много противников Советской власти — «и административно высланные, и спецпоселенцы, и лагери… Много всякой сволочи. И вот сейчас, когда оперативно работает „тройка“, и когда начали мы разматывать это дело, вскрыли дополнительно 10 контрреволюционных организаций. Мы просили и будем просить Центральный комитет нам увеличить лимит по первой категории (т. е. позволить местной „тройке“ вынести загодя установленное число смертных приговоров. — Ю. Ж.) в порядке подготовки к выборам».
Ю. М. Каганович, брат Л. М. Кагановича и первый секретарь Горьковского обкома, наоборот, докладывал о том же как об уже сделанном. «С мая месяца, — гордо отчитывался он за проделанную „работу“, — посажено врагов — троцкистов, бухаринцев, шпионов, вредителей, диверсантов — 1225 человек, в том числе орудовавших на автозаводе, на 21-м заводе, на 92-м заводе и других. Взято 2860 человек кулацко-белогвардейских, повстанческих элементов…» А. А. Волков, секретарь ЦК компартии Белоруссии, столь же четко сообщил Пленуму о ликвидации главных «врагов» — ксендзов и учителей польских школ. А заодно продемонстрировал и редкую гибкость в подходе к решению предложенной задачи. «У нас есть, — поделился он своим опытом, — такие писатели, как Якуб Колас, Янка Купала, Александровский. По правде говоря, первые два — люди, которые были завербованы врагами. Но это наиболее видные люди для Белоруссии, поэтому мы должны вырвать их из вражеских лап, приблизить к себе, и мы даже считаем нужным провести их в Совет национальностей».
Только одно выступление, первого секретаря Курского обкома Пескарева, прозвучало диссонансом. Оно стало предвестником будущих переоценок массовых репрессий. Продемонстрировало, что слишком многие аресты необоснованны, надуманны, зиждятся на ложных обвинениях. «…Судили по пустякам, — рассказал Пескарев. — Судили незаконно, а когда мы, выяснив это, что незаконно многих судили, поставили вопрос в Центральном Комитете, товарищ Сталин и товарищ Молотов крепко нам помогли, направив для пересмотра этих дел за эти годы бригаду работников Верховного Суда и Прокуратуры. И оказалось, что за три недели работы этой бригады по 16 районам отменено этой бригадой Верховного Суда и Прокуратуры 56 % приговоров как незаконно вынесенных. Больше того, 45 % приговоров оказалось без всякого состава преступления»[26].
После октябрьского Пленума ни у кого из широкого руководства, — начиная с первых секретарей обкомов, крайкомов и выше, не должно было оставаться и тени сомнения, что победа на предстоящих выборах им уже обеспечена. Неизбежна не потому лишь, что все кандидаты — «свои». Неминуема еще и потому, что голосовать предстояло политически и азбучно неграмотному населению вчерашней крестьянской страны. Людям, в сознании которых прочно сохранялся закрепленный веками примат патернализма, общинного «заединства», никогда не позволявший личности, если таковая и появилась, проявить себя принятием собственного решения, высказыванием собственного взгляда. Заставлявший всех обязательно делать абсолютно все вместе, как один, не задумываясь о последствиях. Всегда, при любых, даже крайне неблагоприятных для себя обстоятельствах, поддерживать власть как таковую, и только ее.
Вместе с тем, нельзя забывать и еще об одном, не менее важном факторе, повлиявшем на исход выборов. О заявлении руководства партии, выразившем явное стремление продемонстрировать некое понижение роли ВКП(б) в жизни общества, в управлении страной. Мол, в новых условиях на политическую сцену СССР якобы выходит подобие народного фронта — своеобразный, существующий декларативно «блок коммунистов и беспартийных».
7 декабря 1937 года, менее чем за неделю до выборов, все газеты страны опубликовали «Обращение» ЦК ВКП(б) ко всем избирателям, в котором содержалась, несколько раз повторяясь, варьируясь, в сущности одна единственная мысль: «Партия большевиков выступает на выборах в блоке, в союзе с беспартийными рабочими, крестьянами, служащими, интеллигенцией… идет на выборы в блоке, в союзе с беспартийными, идет в блоке с профессиональными союзами рабочих и служащих, с комсомолом и другими организациями и обществами». В небольшом по объему тексте снова и снова объяснялось, разъяснялось, втолковывалось, прочно внедряясь в сознание, что партия больше не является правящей в прежнем значении. Добровольно уступает власть трудящимся, т. е. народу: «кандидаты в депутаты будут общие как для коммунистов, так и для беспартийных, каждый беспартийный депутат будет также депутатом от коммунистов, равно как каждый коммунистический депутат будет депутатом от беспартийных».
Но даже и такое, до предела упрощенное объяснение новой политической системы, которое, казалось бы, должно было дойти до каждого, быть понято всеми абсолютно, Кремль счел недостаточным. И потому уже буквально в самый канун выборов, 11 декабря, выступая в Большом театре в целом с маловразумительной, до предела расплывчатой и практически бессодержательной речью, Сталин использовал одно из принципиальных положений Конституции — о праве отзыва депутатов, дабы в который раз выделить, подчеркнуть то, что счел в тот момент самым важным. «Депутат, — сказал Иосиф Виссарионович, — должен знать, что он слуга народа, его посланец в Верховный Совет и что должен вести себя по линии, по которой ему дан наказ народом»[27].
Да, буквально так: депутат отныне слуга не партии, а народа, всех без исключения граждан страны. Именно подобным образом Сталин раскрыл сущность блока партии и беспартийных, названного за месяц перед тем Молотовым «морально-политическим единством общества»[28]. Так он выразил существо новой политической системы Советского Союза.
Безупречно проведенные выборы, запрограммированная победа всех без исключения кандидатов «блока» позволили в установленный срок, ровно через месяц (12 января 1938 года) созвать первую сессию нового советского парламента, ВС СССР, первого созыва. А на ней избрать высших должностных лиц законодательной ветви власти и юридически утвердить сформированный на заседании ПБ за несколько дней перед тем СНК СССР. Тот, на составе которого пока еще отразились лишь результаты не утихавших репрессий.
