Мы умудряемся посмотреть какой-то черно-белый классический фильм и ни разу не поцапаться за все утро. Не знаю, хороший ли это знак. Обычно-то мы успевали поссориться за день раз двести и помириться за ночь раз триста. С другой стороны, учитывая, как сейчас мы начали наше общение… спокойное утро – это совсем немало.

Три дня назад, например, Джастина трясло от злости при одном взгляде на меня… Не то, чтобы у него не было причин, конечно. Думаю, объявись он сразу после нашего разрыва – я бы его сначала придушил, а уже потом стал бы выяснять, что же случилось.

Мы с Джастином иногда слишком похожи.

После обеда в какой-то забегаловке, где, тем не менее, подают достаточно приличные овощи на гриле, Джастин тащит меня на новогодний базар в квартале от дома. В том районе сильная община выходцев из Восточной Европы, успевает просветить меня по дороге Джастин, так что мы смотрим на допотопные карусели из пони, неприлично откормленных и пушистых, вдыхаем запах глинтвейна и вафель и отказываемся от предложений попросить обезьянку достать нам «шар судьбы».

Я, кстати, вовсе не жалуюсь.

Мы покупаем плоские горячие вафли с шоколадом и съедаем. Ну, вернее, Солнышко их съедает, а я отпускаю шуточки по поводу его любви к сладкому. Он хохочет и жмется ко мне так близко, что тыкается мокрым и холодным носом в щеку. В ответ на это я просто обязан сообщить, что, во-первых, он, очевидно, собака, а во-вторых, полностью здоров, за что получаю довольно чувствительный, хоть и смягченный пальто, тычок под ребра.

Джастин просто обязан покормить пони, и купить кулек жевательного мармелада. Я сворачиваю из длинной липкой сладкой полоски нечто напоминающее член и после непродолжительной борьбы заталкиваю это Джастину в рот. Солнышко вроде как отбивается, но любовь к сладкому побеждает. Однако я пресекаю всякие его попытки отплатить мне той же монетой. Поймите меня правильно – против члена во рту я ничего не имею, а вот сладкий липкий вязкий мармелад мне не нравится.

Наконец, Джастин оставляет попытки, однако не успеваю я отойти на пару шагов по направлению к основному скоплению народа, как получаю удар снежком в шею и полную горсть снега за шиворот. Я готов признать, что у Солнышка есть причины на меня злиться, но это не повод вымещать эмоции на кашемировом пальто!

В общем, он не оставляет мне иного выбора, как повалить его в ближайший сугроб. Однако Джастин не такой хрупкий, каким кажется, так что через мгновенье я оказываюсь рядом с ним в том же сугробе, где мы основательно валяем друг друга в холодном белом месиве, прежде чем мне все же удается подмять Солнышко под себя и накормить снегом.

Мы выпили один стакан глинтвейна на двоих, и это явно не он так ударил нам в головы, что мы не можем оторваться друг от друга, а потом устраиваем кросс по пересеченной местности, промерзнув до костей, и прибываем домой оба мокрыми насквозь, так что победителя и проигравшего нашей снежной войны хрен определишь… И явно не от глинтвейна я пьян настолько, что притискиваю Джастина ко всем стенам по очереди. И не паршивая пара глотков псевдо-алкоголя заставляют его отвечать мне. И не поэтому мы стаскиваем друг с друга одежду и вваливаемся в комнату, не переставая целоваться.

Поцелуи с ним сладкие и носят отчетливый привкус мармелада. Не такой уж он и гадкий, этот вкус.

Не помню, как мы оказываемся на диване в гостиной, не помню даже, насколько далеко мы умудряемся зайти, но в какой-то момент резкий дребезжащий звонок телефона заставляет нас буквально отдернуться друг от друга.

Джастин смотрит на меня дурными глазами, неосознанно облизывая покрасневшие губы. Мне было бы достаточно сейчас одного единственного его, пусть самого малозаметного, движения навстречу, ко мне, чтобы решиться, послать все к черту и продолжить.

Но он его не делает.

Напротив, чуть отклоняется назад, проводит рукой по волосам и, обойдя меня по широкой дуге, берет телефон.

- Алло... А, Гил, привет... Какие негативы?.. "Homo erectus"? Да... Нет, акрил - это...

Твою ж мать.

*

Утро следующего дня вообще ни на что не похоже. Он шарахается от меня всякий раз, когда есть риск случайно коснуться друг друга. Он не смотрит на меня и постоянно роняет что-то, стоит мне на него взглянуть. Я не стану врать, что это совсем не забавно, но постепенно его состояние начинает действовать мне на нервы. Когда я ловлю себя на том, что вот-вот тряхану его за плечи и напомню, что мы с ним, бл@дь, занимались кое-чем и поинтереснее, чем просто поцелуи, то понимаю, что, пожалуй, у меня есть дела в городе.

— Хорошо, - Джастин даже не пытается скрыть облегчение в голосе. – Хорошо. Возьми запасные ключи.

Так я и делаю, опуская небольшую связку с безвкусным брелком себе в карман пальто.

Я пользуюсь случаем и захожу в магазин фарфора, который шлет мне каталоги, и покупаю наконец чайно-кофейный сервиз из костяного фарфора с рисунком в виде кораллов. Две с половиной тысячи долларов достаточно для того, чтобы с одной стороны он не был дешевкой, а с другой им можно было пользоваться. Не уверен, правда, что он подойдет для лофта, но купленный дом тоже никуда не делся.

Когда я возвращаюсь, Солнышка нет, зато на кухне обнаруживается практически раздетый Уолт.

— Джастину пришлось отвезти картины в выставочный зал – мама решила открыть экспозицию на три дня раньше, - говорит он. – А я жду, пока за мной приедет Спиро – моя машина сегодня не завелась. Сигарету хочешь?

Я отрицательно качаю головой и закуриваю свою. Уолт улыбается.

— Фитосигареты?

— Я бросаю курить после того, как у меня нашли рак.

— О, - тянет он, - я отойду – тебе не стоит дышать дымом.

Он присаживается на подоконник, простыня чуть не падает, а натурщик ее подхватывает весьма лениво.

— Джастин – милый мальчик, - внезапно говорит Уолт, как будто это должно произвести на меня впечатление.

Я пожимаю плечами и киваю. Мне не нравится такое определение, но, скорее всего, это был комплимент.

— Мы не очень-то охотно принимаем кого-нибудь в компанию… не только потому, что мы – снобы… Хотя мы, конечно, снобы. Еще потому, что мальчиков с амбициями в Нью-Йорке много, а успеха добиваются единицы. Я знаю точно, я последние лет двадцать позировал каждому, кто мнил бы себя художником, во всем Большом Яблоке и в ближних пригородах, - он затягивается и выпускает дым. – Но Джастин хорошо вписался.

В это я верю. Джастин всегда хорошо вписывается.

— И у него будет успех.

— Я знаю, - пожимаю плечами.

Это не предмет сомневаться. Мне не нужно ни верить, ни надеяться на это. Мне даже в живописи разбираться не нужно. Я просто знаю. Это еще один доллар в копилку наших с ним отношений – в ряде вопросов нам не нужны никакие доказательства, мы просто не сомневаемся друг в друге. Было несколько ситуаций, когда меня это здорово поддерживало. Надеюсь, мне тоже удавалось его поддержать – хотя обычно я в этом не специалист.