— Пол, пожалуйста, уйди, — теперь умоляющие нотки звучали уже в голосе Брайана.
Пол почувствовал, что его усилия не прошли даром. Это означает, что его бывший любовник начал задумываться, не тешит ли он себя иллюзиями и фантазиями относительно некогда исчезнувшего и не так давно вернувшегося блондина.
— Я ухожу. Просто подумай о том, что я тебе сказал. Нам было так хорошо вместе, Брайан. Мы понимали друг друга с полуслова. Можешь ли ты сказать тоже самое о Джастине? Понимал ли он тебя хоть когда-нибудь? — Пол подошёл к Брайану и коснулся губами щеки.
Брайан даже не попытался отстраниться. Казалось, он просто не заметил поцелуя. Пол ушёл, оставив фотографии в шкатулке, в которую их убрал Брайан. Пол был уверен, что нет смысла возить содержимое шкатулки туда-сюда, раз он всё равно вскоре вернётся в лофт, чтобы быть рядом с тем, с кем ему и суждено быть.
8.1.
— Джастин? — Дженнифер постучалась, но ответа не последовало. Она постучала снова. Приоткрыв дверь, она увидела сына, стоящего у окна, выходящего на неосвещённый двор. Забеспокоившись, она подошла и осторожно положила руку ему на плечо. Джастин подпрыгнул и обернулся. — Я и звала тебя, и стучала, — объяснила она.
Джастин кивнул и снова уставился в окно. Дженнифер тоже посмотрела туда, не понимая, что интересного может происходить на абсолютно пустом тёмном дворе. Потом она снова повернулась к сыну и принялась изучать бледное измученное лицо.
Дженнифер вздохнула, понимая, что есть вещи, которые приходится делать. Она взяла сына за руку и легонько сжала пальцы. Только после этого он снова посмотрел на неё. Она ободряюще улыбнулась в ответ и за руку подвела его к кровати. Как только он сел, Дженнифер глубоко вдохнула и заговорила.
— Родной мой, я думаю, тебе уже давно следовало бы поговорить с кем-то, — сказала она, заранее зная, что сын не испытывает ни малейшего желания это делать.
— И что я скажу? — Джастин поднял голову. — Здравствуйте, меня зовут Джастин, мой партнёр недавно умер, сделайте так, чтобы у меня снова всё стало хорошо?
— Джастин…
— Я знаю, ты хочешь, чтобы я побыстрее пришёл в норму. Я знаю, тебе тяжело смотреть на то, как я безуспешно именно это и пытаюсь делать, но, клянусь, я стараюсь. Я просто не знаю, как оставить прошлое в прошлом и жить дальше, — устало ответил он.
— Так именно по этой причине и нужно сходить, — осторожно предложила Дженнифер. — Иногда, мой маленький, без посторонней помощи мы не можем сделать то, что хотим.
Джастин поднял голову. Слова матери почему-то утешали. Ему так хотелось свернуться калачиком и положить голову ей на колени, хотелось, чтобы она обняла его, хотелось слушать, как она снова и снова шепчет, что всё будет хорошо. Джастину так хотелось перенестись в те времена, когда новая коробка мелков и одно шоколадное печенье разом заставляли забыть все проблемы. Он прекрасно понимал, что в прошлое вернуться невозможно, и что его нынешние проблемы не решить при помощи любого количества мелков, карандашей и печенья.
— Я просто не могу представить себя в кабинете психоаналитика, не могу представить, как буду рассказывать ему о том, каково мне там было. Ну что он может мне сказать, мам? Это случилось. Придётся жить с этим всю жизнь, — Джастин принялся изучать сложенные на коленях руки. Он не мог заставить себя посмотреть матери в глаза, чтобы не видеть её разочарования.
— Я не знаю, что он может тебе сказать, но я думаю, что ты должен пойти. Возможно, это окажется напрасной тратой времени. В таком случае, ты больше не будешь туда ходить. Но, Джастин, а что, если он поможет? Неужели ты готов отказаться от этого, не сделав ни единой попытки? — в голосе Дженнифер появились умоляющие нотки.
— Ты помнишь наш с тобой визит к психоаналитику? — спросил Джастин.
Дженнифер покраснела, вспомнив, как потащила сына на консультацию в попытке убедить его, что он ещё слишком юн, чтобы понять, действительно ли он гей. Сейчас она понимала, что всё это было абсолютной дикостью, что это был жест отчаянья со стороны женщины, безуспешно пытавшейся сохранить семью, которая к тому моменту уже распалась. Ей с самого начала было известно, какова будет реакция Крейга, и что после того, как он узнает об ориентации сына, сохранять даже видимость мира в семье уже не удастся. Тогда она совершила ошибку, обратив свои усилия по сохранению семьи на Джастина. Теперь она прекрасно понимала, что ей следовало тащить к психоаналитику мужа, а не сына.
— Это была ошибка, Джастин. Я тогда не знала, что делать, и совершила ошибку, — честно ответила она.
Джастин всегда уважал мать. За то, что она сказала правду, он стал уважать её ещё больше. Как он посмел когда-то обвинять её, ведь она всего лишь пыталась сохранить семью, и в итоге лишилась столь же многого, как и он сам?
— Хорошо. Я попробую, — ответил он, - но, если я всё-таки пойду к психоаналитику, то только к тому, который работает в ЛГБТ центре. Их там несколько. Бен уже давно рекомендовал мне обратиться именно туда, — признался Джастин.
Дженнифер вздохнула и ещё раз сжала его руку.
— Мне так жаль, что я не знаю, чем тебе помочь, — сказала она она.
— Ты уже помогла, мам, — он коснулся губами её щеки. — Я так устал, — вздохнул он.
— Ты же ничего не ел… — начала она.
— Я не хочу.
Дженнифер знала, что это один из симптомов депрессии. Но она понимала, что, согласившись сходить к психоаналитику, Джастин уже пошёл на огромные уступки. Она чувствовала, что на сына сейчас нельзя больше давить, и потому не стала настаивать, чтобы он съел хоть что-нибудь. Она ободряюще улыбнулась ему и вышла. Джастин поднялся и снова встал у окна. Он простоял там почти до рассвета.
8.2.
Во время перерыва на обед неожиданно нарисовалась Линдси и стала выражать желание где-нибудь пообедать в обществе Джастина. Они и в самом деле не имели возможности толком поговорить после его возвращения. А ещё ей было ужасно любопытно, каковы теперь его отношения с Брайаном. Она понимала, что самого Брайана расспрашивать об этом бесполезно.
— Как насчёт того, чтобы куда-нибудь вместе сходить пообедать? — подойдя к рабочему столу Джастина, спросила она. Он поднял голову и едва заметно улыбнулся. Линдси было неясно, то ли он рад её видеть на самом деле, то или эта улыбка — дань вежливости. Если судить по выражению глаз, вероятнее второе.