– Я твоя.

Губы Ника прильнули к ее телу алчно и требовательно, выбирая те места, которых не коснулось полотенце. Руки продолжали мять ее груди. Женщина металась, словно обезумев, под жаром его алчущего рта. Его бедра вновь пришли в движение. Она ухватилась обеими руками за его ягодицы, заставляя двигаться все быстрее и быстрее. Слезы навернулись ей на глаза, и она зажмурилась. Лишь несколько слезинок скатилось из уголков ее глаз.

Рот и тело Ника любили Мередит со всей страстью, однако печаль не оставляла ее, нависнув подобно грозовой туче. В сердце эхом звучали слова, произнесенные чуть раньше: «Любовь не является частью нашей сделки».

В течение ночи Ник просыпался несколько раз. Сначала он говорил себе, что причиной бессонницы является новизна его положения и свернувшаяся подле него Мередит. Она разжигала в нем страстное желание обладать ею снова и снова.

Но в четвертый раз он проснулся, задыхаясь и не вполне понимая, где сейчас находится. Взглянув на лежащую подле себя женщину, Ник обо всем вспомнил. Темные круги под глазами свидетельствовали о том, что Мередит крайне устала после всего случившегося с ней. Впрочем, эти тени только подчеркивали фарфоровую белизну ее кожи. Сейчас женщина казалась очень ранимой, совсем не похожей на ту склочную особу, какой предпочитала казаться. За минувшие двадцать четыре часа ей довелось пройти через многое. Не удержавшись, он погладил жену тыльной стороной ладони. Теперь для мира она как бы умерла.

Светало. В комнате царила предрассветная серость, а Мередит продолжала мирно спать, не почувствовав того, что он к ней только что прикасался, не ведая о наступающем дне. Ник обнял ее рукой за талию. Мередит, испустив едва слышный вздох, приникла к его груди. Сердце сжалось при виде этого безмерного доверия, которое она выказывала даже во сне. Ник прикрыл веки, затем вновь открыл глаза и уставился на Мередит. Неужели он когда-то думал, что она совсем безразлична ему? Приоткрытые во сне губы, слегка припухшие вследствие безумства поцелуев. Пожалуй, она была самой красивой из всех его женщин.

Несмотря на то что он мало спал, мужчина совершенно не чувствовал себя утомленным. Он мог бы еще несколько часов без устали лежать вот так и смотреть на нее. От этой мысли, подсказанной Нику сердцем, ему стало по-настоящему страшно.

До той ночи он считал, что выражение «заниматься любовью» придумали женщины, для того чтобы красивее описать похоть, возникающую между мужчиной и женщиной во время совокупления, и придать больше смыла этому слиянию тел. Но с появлением в его жизни Мередит прошлое словно перестало существовать для него, а после этой ночи, похоже, для него прекратил свое существование и весь остальной мир. Ночью он узнал разницу между похотью и любовью. Из-за Мередит вычурное выражение приобрело свой истинный смысл.

Больше он не мог закрывать на это глаза. Гнев на Мередит давным-давно угас, если он вообще когда-либо по-настоящему на нее сердился. Ее обман был вполне ему понятен. Возможно, он с самого начала понимал мотивацию ее поступков, но воспользовался своим раздражением для того, чтобы воздвигнуть между ними стену, помешать их сближению. Глядя на Мередит, Ник понимал, что любит ее. Это чувство ослабляет и разрушает человека, делает его уязвимым, приносит страдания и муки…

У него оставался лишь один выход.

Мередит, выйдя из кареты, встала лицом к знакомому до боли фасаду Оук-Рана. День клонился к вечеру. Солнце, пробиваясь сквозь облака, озаряло лучами стены дома, словно приветствовало ее. Мередит перевела взгляд на Ника. Она была рада тому, что вернулась домой, что вместо Лондона он поехал с ней в Оук-Ран.

Входная дверь распахнулась. В проеме появилось широкое, улыбающееся лицо Мари. До сих пор Мередит даже не подозревала, как же она скучает по экономке. Ей казалось, что со времени расставания прошла целая вечность, что за время ее отсутствия Оук-Ран словно усох. Подхватив подол платья, графиня бросилась в широко раскрытые объятия Мари. Освободившись от ее рук, Мередит услышала, как Ник говорит кучеру:

– Только багаж леди. Мой оставь здесь. Распорядись, чтобы запрягли свежих лошадей.

Радость увяла. Женщина повернулась к мужу.

– Ты не останешься?

– Поеду дальше, когда запрягут свежих лошадей.

В глубине глаз графини сгустились сумерки.

– Уже поздно. Разве ты не хочешь остаться хотя бы на ночь?

Ник ничего не ответил. Впрочем, в этом не было особой необходимости. Обо всем сказало решительное выражение его лица.

– Когда ты вернешься? – Она ненавидела себя за этот вопрос, но не смогла сохранять видимость равнодушия по поводу его отъезда.

Мужчина пожал плечами, не глядя ей в глаза.

– Не знаю.

Хотя вслух это не было произнесено, Мередит поняла скрытый смысл: «Я не вернусь».

Тело ее онемело. Женщина стояла на ступеньках крыльца, наблюдая за тем, как конюхи меняют лошадей. Молчаливый Ник стоял рядом. Когда все было готово, чтобы продолжить путь, он повернул голову к Мередит. Она понимала – в ее взгляде сверкает вызов. Она хотела, чтобы муж признал правду, прямо сказал, что бросает ее и навсегда уезжает отсюда. Ник сделал шаг в ее сторону, как будто желая поцеловать на прощание.

Мередит отшатнулась. Бегство мужа слишком сильно задело ее за живое, потому она и не желала этой близости.

Его губы сложились в тонкую линию на хмуром лице.

– Ты должен ехать, – произнесла женщина звенящим от гнева голосом. – Уверена, в Лондоне тебя ждет много важных дел. А здесь ничто не удерживает.

Бросив на жену последний колючий взгляд, Ник запрыгнул в карету и на секунду помедлил, прикрывая за собой дверцу.

– Береги себя. – Таковы были его прощальные слова.

Мередит глядела вслед удаляющемуся экипажу, пока он не скрылся вдалеке. Женщина вытирала слезы на щеках и презирала себя за это. С какой стати она плачет? Она получила все то, чего желала: стабильное, обеспеченное будущее для своей семьи. Она же не искала любви.

Почему же теперь она жаждет ее?

– Если все время убегать, ничего не достигнешь.

Мередит, оторвавшись от шитья, воззрилась на тетушку. Она сразу же поняла, о чем идет речь.

– Это он сбежал, а не я, – ответила племянница.

– Да неужто? – поджав губы, лукаво спросила тетушка Элеонора. – Разве ты призналась ему в любви?

С каких пор ее тетушка стала поборницей честности?

– А с какой стати мне признаваться? – резковато произнесла Мередит. – К тому же я его не люблю.

По крайней мере, она не совершила этой непростительной глупости, не открылась перед ним. Уже того, что вышла за него замуж, – более чем достаточно.

– Ты точно в него влюблена, – сказала тетушка Элеонора. – Одни люди бегут в прямом смысле слова. Это совершил Ник. Твой же побег произошел на эмоциональном уровне. Ты и прежде так делала, делала и делаешь.

– Ерунда, – фыркнула Мередит, разглядывая рядок малюсеньких розочек, которые она вышивала.

Дрожащие руки неважно справлялись со стежками. Не впервой ей захотелось, чтобы тетушка оставалась в Лондоне, а не приезжала в имение, как только узнала, что племянница живет сейчас в Оук-Ране, вернее, когда услышала, что она одна… Без мужа… Снова… Ее жизнь и так не сахар, а тут еще тетя со своими проницательными, иногда колкими замечаниями.

Тетушка Элеонора не унималась:

– Что в таком случае мы делаем здесь, пока он в Лондоне?

Впервые за много дней графиня улыбнулась.

– Мы? – не сдержала она ехидства.

После отъезда Ника у нее не было особых поводов улыбаться. Оук-Ран, который она прежде представляла в качестве своего пристанища, тихой гавани, единственного места, где земля не убегает у нее из-под ног, теперь не мог заполнить зияющую пустоту в ее сердце. Ник уехал, и ничто не могло и не сможет восполнить это.

Улыбка на лице Мередит увяла, когда тетушка произнесла: