Вой и хохот достигли апогея, когда на середину площадки, к майору Коробкову, подъехали капитаны.
У поселковых это был Шашок. И ладно бы его черный ватник с намалеванной надписью белой нитрокраской на спине: «Шуба Лисья»… Но его клюшка…
Это был шедевр. Произведение искусства. Представляла она собой вырезанный из дубового, видимо, сучка агрегат с затейливо изогнутым «крюком», более напоминающим клюшку для игры в хоккей с мячом.
На ногах Шашка, правда, были «канадки». Новенькие.
Капитаны пожали друг другу руки. И тут майор Коробков машет мне рукой, я красиво перепрыгиваю через бортик (вдруг в игру зовут?), подъезжаю… Он мне смущенно: «Одолжи клюшку. Парню сложновато будет с самопалом-то»… Протягиваю нехотя свою красавицу…
Глянув сердито на нее, на меня, затем на майора, Шашок яростно-отрицательно затряс головой.
Майор помолчал мгновение, затем кивнул, хлопнул меня по плечу — дескать, свободен. Чем расстроил меня донельзя..
Зажал свисток зубами, поднял руку вверх…
Игорь и Шашок согнулись, вибрируя, нос к носу. Причем Шашок в своем черном ватнике с белыми отметинами напомнил паука-крестовика, хищно замершего над побледневшим от ужаса льдом. Резкий свисток пулей швырнул шайбу вниз, оглушительно клацнуло скрестившееся деревянное оружие, и рявкнул бой…
Все было в той схватке. Вывихнутые пальцы, синяки, ушибы. Сломанные клюшки и разодранная одежда. Разбитые носы, сорванные шлемы. Отвалившиеся от валенок «двухполозки» поселковых, которым тут же кидали через борт запасные, загодя приготовленные.
Валерке Левченко, гарнизонному защитнику, выбили два передних зуба, и его, рыдающего, увезли на машине в санчасть.
Страшен был Шашок в своем исступленном желании победить и повергнуть. Черным смерчем с белыми проблесками он носился по площадке, не обращая внимания на то, как трещали доски, когда его «впечатывали» в борт, серьезно намереваясь вывести из строя. Он отвечал тем же — чем дальше, тем жестче. Своим самодельным крюком он выделывал такое, что и не снилось ни одному канадскому профессионалу.
Уже на последних секундах при счете 4:4 — то есть гарантированной ничьей, Шашок летел к воротам гарнизонных, сметая все и всех на своем пути.
Остановить его было невозможно. Сбив с ног двух защитников, разлетевшихся в разные стороны, как сухие осенние листочки, Шашок из последних сил ткнул своей «клюкой» шайбу в узенький просвет последней надежды, в левый угол ворот.
Но в этот момент его клюшка сломалась, шайба лениво замерла, чуть коснувшись заветной линии, и переползти ее так и не смогла.
Дымящийся паром вратарь прихлопнул ее ловушкой, купленной в «Спорттоварах» райцентра, и замер ничком.
Проверещал немного растерянно свисток майора Коробкова. Бой закончился. Ничья.
Гарнизонные нарезали круги по площадке, потрясая в воздухе клюшками.
Восторженно визжавшие девицы швыряли в небеса свои модные разноцветные мохеровые шапочки. Перевозбужденные поселковые болельщики не расходились — может, подраться надо будет еще на всякий случай?.. — и одобрительно что-то кричали своим игрокам.
А «снегурочка» Игорехина, перемахнув через борт, семенила по льду белыми сапожками, сжимая в покрасневшей от мороза руке квелый букетик из домашней герани, что на подоконниках в горшках растут.
Игорь расплылся в улыбке, подергивая подбитым глазом, готовясь принять цветы вместе с победным поцелуем. Но «снегурочка» к его неподдельному изумлению ловко обогнула капитана гарнизонной команды и подбежала к Шашку, стоявшему за воротами противника и мрачно разглядывающего останки своей клюки.
Запунцовев вишневым цветом, она протянула цветики ошеломленному Шашку, торопливо пробормотав: «Это тебе… Ты молодец…» — и убежала домой читать стихи Цветаевой и Ахматовой.
Под одобрительный гогот односельчан Шашок смущенно засунул букетик за пазуху своей расхристанной «Шубы Лисьей», поднял половинки клюки и, сильно хромая, покатился в строй своей команды.
Правила есть правила — надо отдать дань уважения друг другу.
Между двумя шеренгами таких разных и таких похожих пацанов стоял майор Коробков. Ничья несомненная, конечно. Но…
Пригласив к себе капитанов, майор сказал им несколько слов. Сын недовольно пожал плечами и посмотрел куда-то в сторону.
А Шашок даже попытался отъехать назад малыми зигзагами, но майор сказал что-то совсем уж строго, — и поселковый капитан замер.
И кубок, дешевенький, жестяной, — был вложен майором Коробковым в руку Шашка, хотя тот всячески пытался противиться.
Поселковые заревели восторженными медведями. Гарнизонные поначалу было не очень стройно заулюлюкали, но потом присоединились к овациям.
Ко всему прочему вконец застеснявшийся капитан поселковых получил в подарок от майора Коробкова клюшку. Личную. Майорскую.
Когда же команды пожимали друг другу руки, Игорь искренне и с удовольствием сжал грубую руку Шашка, хоть и был очень обижен за «снегурочку»…
К вечеру распогодилось, багрянец яростного, но уже прошедшего боя заливал небо над станцией, за которой и находился поселок.
Пацаны возвращались домой: кто-то орал, смеялся, кто-то ругался, кое-кто покуривал сторожко, «в кулачок»…
Шашок шел позади, чуть поотстав. Он поглядывал на прикипевший к окоченевшему запястью кубок, на добротную, фирменную клюшку майора (половинки своей клюки тем не менее неся под мышкой). Скупо улыбаясь, бормотал едва слышно: «Ничегоооо… Мы еще сыграаааем…» Багровый закат мерцал, отражаясь в его глазах, которые немного, совсем чуть-чуть пощипывало. От мороза, наверное…
Марина Йоргенсен
На каком языке европцы разговаривают?
Марина любила путешествовать. Любила готовиться к путешествию. Заранее. За месяц. Лучше за два. Ей нравилось паковать свою, отдельную от родительской, сумку, нравилось долго и тщательно выбирать игрушки, которые она возьмет с собой. И платья. Платьев у Марины было много. Родственники по маминой линии были раскиданы по всему Советскому Союзу. Так получилось, что Марина оказалась в роду самой младшей, и посылки с подарками регулярно шли со всей страны. Не только новое, но и то качественное, иногда даже импортное и почти новое, из чего скоропостижно выросли старшие двоюродно-троюродные сестры. Собирая свою сумку, Марина вспомнила, что вчера папина коллега подарила ей шоколадку «Вдохновение». Шоколад этот был очень вкусным. И дефицитным. Его не покупали, а доставали. В отличие от противных конфет-батончиков, которые зачем-то назывались шоколадными и продавались везде, но были совсем невкусными.
О том, что дефицитное всегда вкусное, Марина узнала в детском саду.
— А ты что, не ешь зеленый гохошек? — спросила за обедом кудрявая, хорошенькая Лена короткостриженую, всегда со сбитыми коленками Свету. Букву «р» в их группе еще не все выговаривали.
— Не люблю, — ответила Света. — Он невкусный.
— Ты что, это же дефицит, — деловито объяснила ей Лена. — Я люблю все дефициты!
Марина тогда впервые задумалась на тему этих самых «дефицитов» (про которые она, конечно же, и раньше слышала от взрослых) и решила, что она, пожалуй, тоже любит все дефициты. Почти все. Открыть шоколадку сейчас? Или лучше потом, в поезде? И съесть под стук колес, разглядывая, как в небе зажигаются звезды. И обязательно со всеми поделиться. Марина предвкушала поездку, радуясь, что она приближается с каждым днем. Скорее бы! Аромат путешествий манил. Путешествия пахли летом и новостями. «Новостями» Марина называла все новое, а не только скучную программу в телевизоре, которая обязательно рассказывала про «на полях нашей страны».
В этом году билеты на самолет у Марининых родителей купить не получилось. Из-за Олимпиады. А может быть, и нет. В летнее время билеты на самолет всегда были дефицитом. Родители, кажется, были немного расстроены, а Марина совсем нет. Поезд — это даже более интересно. Настоящее приключение! Фирменный. «Сибиряк».