Для начала состояние туго спеленутого кулька, в котором принято было во времена моего младенчества держать всех новорожденных, меня лично не устраивало категорически. Я кряхтела, пыхтела, извивалась и краснела от натуги, но минут через пять после пеленания уже умудрялась каким-то непостижимым образом высвободить ручки, а за ними и ножки. Что только родители не предпринимали первое время — и запеленывали с особой тщательностью, и завязывали поверх бантами, а потом и скрученными в жгут пеленками — бесполезняк! Ну, завязали — и что? Теперь дите тратило на освобождение не пять минут, а десять, краснея от усердия и натуги еще пуще прежнего, и все дела!

Участковый детский врач и приходящая на осмотр младенца перинатальная медсестра в один голос строго требовали: ребенок должен быть плотно запеленутым! Так положено, и все! Это основное правило педиатрии!

«Ага!» — согласилась с ними мама, мысленно послав всю медицину куда подальше: спокойно смотреть на то, как ее ребенок мучается, выбираясь из этих смирительных оков, она не собиралась. Хочешь свободы, доченька, — на!

И ребенок таки взял столько, сколько мог, — то есть полной ложкой и еще немного! И теперь главной задачей всей семьи стала одна забота: ни на мгновение не оставлять свободолюбивого младенца без присмотра! Новое состояние мне нравилось необычайно, и дитя принялось активно изучать мир под девизом «Ни секунды покоя!» — вертелось, крутилось, ползало, перекатывалось — и все с улыбкой и в полное свое удовольствие.

Вот с этого все мучения моей семьи и начались.

Я была вечно взрывающимся тротилом, хаосом, несущимся потоком и землетрясением одновременно! Мне невероятно, до не знаю чего сильно-сильно, аж вот так! — было интересно все вокруг и обязательно надо было везде залезть, встрять, все разузнать, успеть в тридцать три места одновременно, всюду сунуть свой нос, поучаствовать, проверить экспериментально на себе методом шишек и травм, придумать интересные игры и аферы, вовлечь в них кучу народу и носиться на этой своей свободе бесконечно!

Семья стонала! Больше всего от моей активности доставалось, разумеется, маме, но и старшей сестрице Светлане пришлось немало нахлебаться от моей кипучей неугомонности. Ей со мной вообще не очень повезло: когда мы отправлялись гулять во двор, ее заставляли присматривать «за младшей», строго-настрого приказывая не выпускать меня из поля зрения ни на минуту, и доставалось ей по первое число, если я умудрялась вляпаться в приключения, а она не успевала остановить. А вляпывалась я, надо заметить, с завидной регулярностью, и остановить меня или уследить за мной было невозможно, как невозможно остановить стихийное бедствие.

Природа, что с нее возьмешь!

Пару раз моя сестра реально спасла мне жизнь, за что ей великое от меня спасибо, ибо жить мне нравится до сих пор.

Про один такой день моей детской жизни я и хочу рассказать.

Мне было пять с половиной лет, мы всей семьей торжественно собирались идти в гости к нашей бабушке, у которой был день рождения, совпавший с выходным у родителей и у всей страны заодно.

Самое начало июня, но уже несколько дней припекала жара, словно напоминая, что горячее лето на пороге. После завтрака нас с сестрицей на пару часиков, до того, как пора будет собираться в гости, отпустили погулять.

Во дворе мы сразу разбежались в разные стороны: она — в свою компанию постарше, а я — в свою к пацанам помладше. Мальчишки взахлеб рассказывали о большом белом иностранческом корабле, который стоял в порту, ну и Танечка тут же принялась делиться впечатлениями, как они вчера ходили гулять на набережную и смотрели этот пароход…

Он был не просто большой — громадный! Как здоровенный белый дом, который уложили на бок на воду и пришвартовали к причалу! Краси-и-и-вый!

Я запрокидывала голову и, открыв рот, зачарованно смотрела на это заморское чудо, да так, что чуть не упала. Папа, рассмеявшись, подхватил меня на руки и посадил на плечи, и так, сидя высоко-высоко, я рассмотрела трубу корабля, на которой был нарисован непонятный цветной флаг той страны, откуда приплыло судно…

— Ну и что, что ты вчера смотрела? — обиженно перебил мой восторженный рассказ Колька и похвастался:

— Зато мы сегодня с Лешкиным папой дядь Игорем идем смотреть, как корабль отплывать будет!

— Как?! — ахнула девочка Танечка. — А как же я?

Действительно: а как же столь эпохальное событие и без меня?!!

— А ты пойдешь на день рождения к бабушке! — рассмеялся Лешка, и другие ребята рассмеялись следом.

К бабушке тоже хотелось, там будет здорово: праздничный стол со всякими вкусностями, и у нее двор тоже есть, не такой, понятное дело, большой и приспособленный для захватывающих приключений, как наш, но тоже ничего, и парочка ребят там для игр найдется, но… Но отплытие корабля! Это же ого-го, что такое!

Мы чуть не поссорились с мальчишками, но тут кто-то предложил поиграть в догонялки, и ссориться мы решили попозже.

А вскоре мама лично спустилась во двор и увела нас с сестрой собираться в гости. И это, надо сказать, был процесс. Вернее, собирались-то они с папой быстро, а вот чтобы одеть-собрать младшую дочь, приходилось постараться. Ну не могла я стоять неподвижно на месте и выполнять только одно дело, например надевать гольфы — в этот же момент можно было что-то рассказывать, подкрепляя слова жестами, а еще вертеться и отвлекаться на недорисованную картинку и…

Словом, мама ставила меня перед собой, строгим-престрогим голосом приказывала делать только то, что она скажет, и стремительно наряжала.

В конце концов меня, всю такую прекрасную — в наглаженном выходном платьице, в белых гольфиках и новых белых сандаликах, с большим белым бантом на жидких коротких волосюшках, вывели на крыльцо и самым наистрожайшим образом приказали ждать остальных.

— Не смей спускаться по ступенькам. Будь здесь, — еще раз повторила мама, поправляя бант у меня на голове. — Через пятнадцать минут мы все соберемся и пойдем к бабушке. Поняла?

— Да, — самым честным образом кивнула я.

Успокоенная мама отправилась наряжать сестрицу и собираться сама.

Тут по тротуару, мимо запретных для меня ступенек, прошли мальчишки и Лешкин папа, который вел их смотреть, как отчаливает огромный, загадочный белый корабль!

Я забралась коленками на скамейку, через кусты смотрела им вслед, и мое детское сердечко разрывалась от невозможности выбора и такой ужасной, жестокой несправедливости, что прекрасный кораблик уйдет без меня…

Решение созрело в моей голове мгновенно! Сначала я было подумала предупредить родителей, но прикинула, что вряд ли они обрадуются такой инициативе, а после подумала, что пятнадцать минут — уйма времени, и если я быстро-быстро сбегаю на море и посмотрю на корабль хоть одним глазком, никто и не заметит, что я куда-то уходила.

Дети отличаются от взрослых тем, что не подвергают сомнениям принимаемые решения, а действуют. Что я и сделала.

Правда, с грохотом скатившись со ступенек на тротуар, я запоздало и очень не вовремя вспомнила, что, во‑первых, нам с сестрой, и особенно мне, категорически запрещалось уходить одним дальше дома и двора и уж тем более на море! А во‑вторых, что мама наистрожайше запретила мне даже с площадки спускаться. Ну, по второму пункту я уже вроде как разобралась с совестью, решив, что никто и не заметит, а по первому — так я сейчас мальчишек догоню, а они с дядь Игорем, значит, я буду со знакомым взрослым…

И приободренная таким образом, я рванула со всей возможной скоростью.

Надо сказать, что от нашего дома до моря было минут десять спокойного шага: направо от ступенек метров пять, еще раз направо по ступенькам вниз, переулками между не менее старинными, чем наш, домами и дворами к Дому пионеров, а от него вниз по небольшой улочке прямо на набережную; ну а бегом так и совсем быстро.

Мальчишек с Лешкиным папой я не догнала, может, они пошли другой дорогой, но сей факт меня не остановил, и прибежала я на набережную аккурат в тот момент, когда маленький катерок-тягач выводил из акватории на простор белую махину заморского парохода.