Из этой вероисповедной формулы видно, что Иисус – не просто человеческий Мессия и не просто Сын Бога Всемогущего. Он и то и другое одновременно, в двух фазах: сначала он Мессия из рода Давидова, предсказанный в Писаниях, а затем – вознесенный на небо божественный Сын.

То, что Павел здесь цитирует символ веры, существовавший до него, стало ясно исследователям довольно давно. Во-первых, как мы уже видели, этот отрывок имеет четкую структуру, без единого лишнего слова, что совершенно не похоже на то, как обычно пишется проза, а также на другие утверждения, которые Павел делает в данном контексте. Более того, хотя этот пассаж очень короткий, он содержит несколько слов и идей, которые нигде больше у Павла не встречаются. Так, ни в одном из своих семи бесспорных посланий Павел не использует фразу «от семени Давидова»; по сути, он нигде больше не упоминает, что Иисус был потомком Давида (что было, конечно, необходимым требованием для земного Мессии). Нигде больше он не использует выражение «дух святости» (применительно к Святому Духу). И нигде больше он не говорит о том, что Иисус стал Сыном Божьим в воскресении из мертвых. В двух коротких стихах содержится довольно много терминов и идей, отличающихся от Павловых. Это можно лучше всего объяснить, если он цитирует более раннюю традицию.

Более того, эта ранняя традиция придерживается иной точки зрения на Христа, чем та, которую развивает Павел в своих сохранившихся посланиях. Здесь, в отличие от посланий Павла, подчеркивается земное мессианство Иисуса как потомка царя Давида. Что еще поразительнее – и на чем я чуть позже остановлюсь подробнее – особо выделяется также мысль, что Иисус был поставлен Сыном Божьим в момент воскресения. Кроме того, интересно отметить – с целью показать, что Павел цитирует здесь уже существовавший до него символ веры – что если изъять эти стихи из контекста, ход мысли по-прежнему остается безупречным, словно в нем нет никаких пропусков (тем самым показывая, что данный фрагмент представляет собой вставку): «Павел, раб Христа Иисуса, призванный апостол, избранный для Евангелия Божия, которое Он прежде обещал чрез Своих пророков в Святых Писаниях: о Сыне Своем… Иисусе Христе, Господе нашем».

Итак, Павел, судя по всему, цитирует здесь более раннюю традицию. Но насколько она ранняя, и почему Павел цитирует ее? Эта традиция, вероятно, представляет собой одну из старейших вероисповедных формул, сохранившихся в христианских писаниях. Несколько черт в этом символе веры свидетельствуют о его древности. Первая из них – это акцент на земном мессианстве Иисуса как потомка Давида, точка зрения, которая нигде больше не упоминается в посланиях Павла, нашего самого раннего христианского автора. Как мы уже видели в главе 3, есть веские основания полагать, что эта точка зрения на Иисуса уже циркулировала среди его сторонников во время его земной жизни. Иисус был тем, кто должен был прийти, чтобы исполнить мессианские пророчества Писания. Самые первые последователи Иисуса продолжали думать о нем в том же духе даже после его смерти. Для них его воскресение подтвердило, что даже невзирая на то, что Иисус не одержал победу над своими политическими противниками (как это ожидалось от Мессии), Бог удостоил его особой милости, подняв из мертвых. То есть он действительно был Мессией. Этот взгляд подчеркивается в первой части символа веры как одна из двух важнейших вещей, которые о нем следовало сказать.

Вторая ключевая особенность этого символа веры – утверждение, что Иисус был вознесен в момент своего воскресения. Поразительно то, что, как говорит Павел, это произошло «по духу святости». Эта фраза не только не встречается больше нигде у Павла, но она представляет собой то, что специалисты называют семитизмом. В семитских языках, таких, как иврит или арамейский (язык Иисуса и его учеников), сочетание существительного с прилагательным строится иначе, чем в других языках, например в английском. В этих языках подобная конструкция передается сочетанием двух существительных, иногда связанных предлогом, который служит показателем родительного падежа. Например, если вы хотите сказать на одном из семитских языков «праведный путь», то скажете «путь праведности», а вместо «Святой Дух» – «Дух святости». Данный символ веры содержит явный семитизм, что делает весьма правдоподобным предположение, что он был изначально сформулирован в среде последователей Иисуса в Палестине, говоривших на арамейском языке. А это означает, что он представляет собой очень древнюю традицию, восходящую к самым первым годам в Палестине после того, как последователи Иисуса впервые уверовали, что он был воскрешен из мертвых.

В этой связи особенно поразительно то, что эта древняя традиция воспринимала Иисуса как Сына Божьего. Как я уже неоднократно подчеркивал, если кто-то говорит, что Иисус – Бог или Сын Божий, или божественное существо, важно спросить – «в каком смысле?» Здесь точка зрения предельно ясна: Иисус был «поставлен» (или «объявлен») Сыном Божьим, когда он был воскрешен из мертвых. Я отметил, что Павел, по всей вероятности, сам добавил к символу веры фразу «в силе» – то есть теперь Иисус был создан как Сын Божий «в силе» во время воскресения. Возможно, Павел захотел добавить эту фразу потому, что, в соответствии с его собственным богословием, Иисус был Сыном Божьим и до воскресения, но после него он был вознесен до еще более высокого положения (как мы увидим подробнее в следующей главе). Однако для первоначального составителя этого символа веры дело обстояло иначе. Для него Иисус в течение его земной жизни был Мессией из дома Давидова, но во время воскресения он был поставлен гораздо выше. Воскресение было вознесением Иисуса до божественного статуса.

Я задавался вопросом, зачем Павлу понадобилось цитировать этот краткий символ веры в самом начале своего Послания к Римлянам. Важно помнить, что Павел пишет своим адресатам, дабы исключить любое непонимание в отношении самого себя и своего благовестия, изложив свои взгляды перед римлянами, которые, возможно, имели на их счет определенные подозрения. Если такое толкование верно, то у Павла есть основания процитировать этот символ веры – который мог быть очень древним и широко известным в христианских кругах по всему Средиземноморью.

Не исключено, что эта вероисповедная формула могла уже давно быть принята как выражение стандартного христианского взгляда на то, кем был Иисус: земным Мессией, произошедшим от Давида, и небесным Сыном Божьим, вознесенным в момент своего воскресения. Следовательно, Павел решил процитировать этот символ веры именно потому, что он пользовался широкой известностью и воплощал в себе с идеальной точностью ту общую веру, которую Павел разделял с христианами Рима. Как выясняется, точка зрения самого Павла была несколько иной и более усложненной, но как добрый христианин он, безусловно, мог подписаться под основным содержанием этого символа веры, который подтверждал, что в момент воскресения с Иисусом произошло нечто важное. Он был возвышен до положения власти и величия, сделавшись не просто земным Мессией, но небесным Сыном Божьим.

Эта весть должна была вызвать особый отклик у христиан Рима. Важно помнить, что римский император, который также проживал в столице, почитался многими людьми по всей империи как «сын Бога» – то есть как сын обожествленного Цезаря, своего предшественника. Как мы уже видели, только два человека в империи назывались именно сыновьями Бога – одним из них был император, а другим – Иисус. Данный символ веры показывает, почему Иисус заслуживал столь высокого титула: Бог сделал его своим Сыном в момент воскресения. Именно он, а не император, получил божественный статус и удостоился высочайшей почести – воссесть рядом с Богом.

Некоторые пассажи в книге Деяния апостолов содержат, по-видимому, древние, долитературные элементы, причем христологические взгляды в них очень напоминают те, с которыми мы уже встречались в Рим 1:3–4. Теперь, когда мы уже знаем, как выявляются подобные элементы, я не стану анализировать их столь же подробно.