Наконец, уже на закате, показалось шествие сенаторов. Они не встали, как обычно, в первых рядах народа, а остались позади возвышения, откуда обращался к подданным царь. Головы были покрыты, словно они совершали обряд.

Вперёд вышел Юлий Прокул и бережно положил какой-то длинный свёрток на возвышение, походившее сейчас на временный алтарь. Зажёг факел, будто собирался принести жертву подземным богам, и все увидели святыни Трои и Самофракии, привезённые в Италию праотцом Энеем, святыни, воплощавшие милость богов к Риму. Много лет их не касались смертные, кроме Ромула, сына Марса, и Примы, дочери Ромула. Теперь Прокул возложил на них руку.

Граждане закрыли головы плащами и прошептали священные слова, как перед жертвоприношением.

   — Моя рука на самофракийских святынях, — заговорил Прокул. — Вот я втыкаю в землю копьё самого Марса, которое сын Марса держал у своего очага. Если я солгу, да поразят меня эти святыни, а если скажу правду, да будут поддержкой. Обращаюсь ко всем богам и всем римлянам. Вот что мне приказано сказать.

Сегодня рано утром я был на Козьем болоте. Мне явился Ромул, выше и прекраснее, чем при жизни, в сверкающих доспехах своего отца Марса. На совете богов решили, сказал он мне, что, побывав на земле, он вернётся на небо. И ещё сказал — я точно повторяю его слова: «Передай римлянам, что смелость и самообладание вознесут их на вершины человеческого могущества. Для них я останусь навеки богом-покровителем Квирином». Это всё. Поклонимся же Квирину в образе божественного копья.

Нагнув головы, все произнесли слова почитания. Привели барана, закололи перед воткнутым в дёрн копьём. Потом госпожа Прима с прислужницами забрали святыни, Прокул вернулся к сенаторам, а граждане, пробормотав молитву, открыли головы и приготовились перейти к делам посюсторонним.

Слово взял следующий сенатор, молодой сабинянин по имени Велес. Марк огорчился: сабиняне терпеть не могут латинян, Велес же был известен враждебным отношением к Ромулу, а вдобавок недостойным поведением и неуважением к святыням. Но порядок речей, должно быть, установили заранее, чтобы все стороны оказались представлены. В противовес латинскому ветерану Прокулу любимый народом молодой сабинянин. Как бы то ни было, лучше вежливо промолчать и потерпеть неприятного юнца, чем раздувать вражду в такой важный час. Марк сидел и тихо слушал.

Первые же слова Велеса резанули слух римлян.

   — Ну, квириты, — сказал он, играя словами, — теперь вы знаете, что с небес нас хранит Квирин. Как положено сабинянину, я поклонялся ему всю жизнь, а отныне буду чтить ещё больше. Странно, не правда ли? Квирин был всегда, а царь Ромул ещё вчера ничем не отличался от прочих людей. Был ли Ромул Квирином, который ненадолго сошёл на землю, или его душа смешалась с душой бога, или он поверг прежнего Квирина, как некогда брата? Очень странно, но не слишком существенно. Квирин охраняет нас на небесах, а Ромул никогда не вернётся на эту площадь. Вот что действительно важно. Царь ушёл, мы знаем куда, и хватит гадать, что его к этому побудило. Мне прекрасно известно, что на этот счёт есть всякие толки; больше их не будет. — Он помолчал и продолжил: — Я говорил как сабинянин Помпей Велес. Это мои чувства, вы не обязаны их разделять. Но сейчас я передам вам взвешенное решение Сената. Мы обсуждали его с утра и наконец пришли к согласию. Если вы не поддержите его, это будет вызовом римским Отцам. Вот слушайте. Надо выбрать нового царя, это решено. Риму необходим военачальник, город развалится, если мы попробуем, как южные дикари, жить под управлением совета старейшин. В этом Сенат единодушен. Но мы ещё не сошлись во мнениях, как выбрать, поэтому пока что назначим группу правителей — собственно, уже назначили. Сенаторов триста человек. Мы разделились на тридцать декурий, десятков; каждая декурия управляет городом десять дней, её члены по очереди приносят утреннюю жертву вместо царя. На одиннадцатый день власть переходит к следующей декурии. Как видите, ничего сложного. Декурии выбирались по жребию, чтобы в них не попали сообщники, которые попытались бы захватить власть. А если за один день в этом городе можно стать тираном, то так нам и надо. Таким образом, на ближайшие десять месяцев порядок обеспечен, хотя новый царь у нас должен появиться раньше. Его выберет Сенат и, разумеется, утвердит Народное собрание. Согласны? Если нет, голосуем. Но сначала ещё кое-что. Целеров больше не будет. Целеры, попрошу вас немедленно сдать розги. Можете сложить их на алтарь Квирина, вашего бывшего начальника. В дальнейшем за голосованием будут следить старейшины от триб, а приводить на суд преступников отныне долг всех свободных граждан.

Под оглушительный рёв восторга Велес отступил назад, решив, что одобрение народа относится ко всему сказанному.

Когда Марк вскарабкался на холм, к дому, почти стемнело. Он был не слишком доволен тем, что решили, но могло выйти и гораздо хуже. Сабиняне, самая опасная часть римлян, как будто не возражали, чтобы всё шло по-прежнему. Придуманный сенаторами временный строй был довольно справедлив и не ущемлял свободу. Правда, он годился только для мирного времени, а случись большая война, и Рим окажется под угрозой, но сейчас, к счастью, войны не было, да и в любом случае Марк уже слишком стар для военной службы. Он доживёт свой век в городе, который сам основал, и не вернётся в родную деревню начинать после сорока лет изгнания новую жизнь...

Утром Перпена обнаружил, что на террасе его дожидается Макро. Поспешность, с которой грек пришёл за обещанной наградой, слегка рассердила.

   — Госпожу Вибенну нашли сегодня в постели мёртвой, — холодно сказал он. — Пока её не возложат на костёр, это дом скорби; я не могу говорить о делах.

   — Я не с делами, патрон. Мне нужен совет, который может дать лишь этруск и авгур. Ночью я видел брата — другие сны мне не снятся. Но на этот раз он был жив, стоял и угрожал мечом. Ты сказал, что я в безопасности, пока правит Ромул; теперь он — бог Квирин. Будет ли он и дальше меня защищать?

   — Я знаю, а ты догадался, как Ромул превратился в Квирина, хотя не исключено, что он и вправду стал богом. Но кем бы он ни был, власти над Нижним миром у него не больше, чем прежде. На земле он владел счастьем и завещал его городу; я думаю, тебе нечего особенно бояться, пока ты в стенах Рима. Может быть, следующий царь сумеет тебя очистить.

   — Собрания проводятся вне стен.

   — Это место освятил царь Ромул. Он будет охранять тебя в любой части Рима, но снаружи ты в опасности. Не очень удобно, но ты ведь сам виноват, что убил брата.

   — Понимаю, патрон... А кто сейчас смотрит за царской священной сокровищницей?

   — Обрядов не совершают, ждут нового царя, а в чистоте её держит госпожа Прима.

   — Тогда, пока царя нет, я попросился бы к ней в помощники.

Дом Публия Тация на Квиринальском холме был совсем не похож на роскошное, изысканное жилище Перпены. Здесь ключом била жизнь и царила полная неразбериха. По мере того как росла семья, прикупались соседние дома, перестраивались комнаты. Детская оказалась больше зала, построенного ещё в старые времена. Штукатурка внутри была выкрашена красным, без богов и героев в человеческий рост, без сцен охоты и пиршества. Кровля из тростника, очень плотно настеленного, свежего и золотистого. Только внутренний конец зала был покрыт черепицей: там перед нишей с Ларами и предками всё время горела лампадка.

Рабов в доме было мало, но постоянно толклось много народа. Хозяйничали в основном невестки, к ним приходило множество гостей, всюду бегали дети, по углам молодые люди ждали, не удастся ли взглянуть на незамужних девушек. Кому нечего было делать, подключали к стряпне и уборке, а кто хотел есть, садился за трапезу, как только еда наконец попадала на стол.

Но сегодня вечером Публий очистил комнатку в дальнем конце дома, это была свободная спальня. Перед закрытой дверью внук колол лучину, готовый с ножом встретить любое вторжение. В комнате расположился на полу Публий с полудюжиной видных сабинских сенаторов и огромной чашей вина.