— Идут от этрусков из-за Тибра через Антемны и Коллаций, — объяснил Плистин. — Поторопимся, а то застрянут в правых воротах, и придётся ждать.

Но стражники остановили караван, чтобы собрать пошлину, и путники спокойно выехали в правые ворота, к Габиям. Дорога пошла между гипподромом и берегом озера. Город был уже рядом. Ромул с интересом разглядывал торчащие над стенами крыши, которые все, словно рыба чешуёй, были покрыты черепицей: совсем как крыша храма Юпитера в Альбе. Стена, сложенная из крупных одинаковых плит, тянулась по земляному возвышению, заросшему шиповником. Впереди неожиданно возник ещё один караван, хотя до этого дорога впереди была пуста. Вот оно что, он выходит из города, значит, там ворота. Но караван шёл на восток, к Пренесте, и когда всадники достигли двух широких въездных башен, там уже никого не было. Ворота, сбитые из толстых, ровно обтёсанных досок, были распахнуты настежь, путники заехали в город и остановились.

Они оказались на широкой, мощённой ровными камнями площади, впереди виднелись здания с лестницами и колоннами, слева пёстрые навесы и повозки торговцев, там был рынок — почти такой же, как в родной Альбе, только гораздо больше. Пока Ромул оглядывался, спешившийся Плистин подошёл к стражнику.

   — Поручительство Агиса из Кум? — переспросил тот и подозвал помощника, длинного рыжеволосого юношу, у которого за плечами болтался железный шлем.

Юноша взялся показывать дорогу, и все поехали по неправдоподобно прямым ровным улицам, пока не достигли ворот в каменной крытой черепицей стене, над которой поднимались ветки деревьев. Стражник постучал вделанным в створку поворотным кольцом по шляпке гвоздя, всадники спешились. Появившийся слуга приоткрыл ворота и, услышав от Плистина имя Гнея Клелия, взял Анту под уздцы. Юный стражник, удостоверившись, что приезжих приняли, отправился назад.

Агис, живой, приветливый, доброжелательный, сразу понравился Ромулу. Он принял гостей в саду, велел подать обед, сам сел за стол напротив Плистина и тоже принял участие в трапезе. Плистин рассказал, что Фаустул, его брат, стал из простого пастуха старшим над стадами Амулия и хочет выучить сыновей, а Гней Клелий одобрил эту затею и посоветовал обратиться к Агису за помощью. Агис с улыбкой разглядывал братьев, сказал, что они ему нравятся, и послал за учителем Никанором из греческой общины Габий, который родился и вырос здесь, — латинский был для него не менее родным, чем греческий. Учитель, он же хозяин школы, оказался крепким, широколицым, со светлой полукруглой бородой и спущенными на лоб волосами. Агис изложил Никанору суть дела, и они стали обсуждать тонкости обучения братьев. Отдохнувшие дети с интересом и тревогой прислушивались к разговору взрослых.

   — Ты оставишь их жить здесь? — спросил Никанор.

   — Нет, это неудобно. Лучше бы ты поселил их у себя.

   — Хорошо, — кивнул тот, сделал заметку палочкой на вощёной дощечке и продолжил: — Срок обучения три года. За это время я научу их счёту, письму, чтению. Могу даже немому чтению, но это за особую плату.

   — Не надо, — вмешался Плистин. — Это же бесполезно!

   — Как знать, — возразил Никанор. — Иногда очень даже полезно, например, если нужно передать на людях тайное сообщение. Впрочем, как хочешь. Греческий язык?

Плистин покачал головой:

   — Вряд ли он им пригодится. Но хорошо бы этрусский.

   — Кто же учит этрусский? Его и так все знают.

   — Это в Габиях, — заметил Агис, — а Альба стоит на отшибе.

   — Хорошо, будет этрусский, у меня помощник этруск, — Никанор сделал очередную отметку.

   — Ещё я бы хотел, чтобы ты преподал им историю Энея.

   — Да, конечно, на уроках чтения мы изучаем историю богов и героев, в том числе и Энея.

   — Это хорошо, — кивнул Плистин. — Но из трёх городов, где правили прямые потомки Энея, только в Альбе Лонге они правят до сих пор.

   — Правда, у них самих не осталось прямых потомков, — хмыкнул Агис.

   — Это не важно, — возразил Плистин. — Отец хочет, чтобы племянники знали о славных корнях своего города.

   — Ладно, будет им Эней, — согласился Никанор, сделал пометку и продолжил: — Пеший бой на мечах, метание копья и диска, лук. Начала выездки, обращение с конями, скачки с препятствиями, основы конного боя.

   — Тут всё будет в порядке, — улыбнулся Плистин, — они выросли среди лошадей.

Потом пошли денежные разговоры, в которые Ромул и Рем не стали вникать.

Длинный дом, выходящий глухой стеной на улицу, а окнами на истоптанный, пыльный двор. Каменный забор, хозяйственные постройки и единственное дерево посередине. Ромул оглядывается. Невесёлое место. Неужели здесь придётся провести несколько лет? Но если отец велел, значит, так нужно... Братьям отводят каморку рядом с комнатой учителева помощника Авла, худого высокого старика с совершенно седыми длинными волосами и клочковатой тоже белой бородкой. В его владениях царствует сабинянка Нумия, большая, громогласная, ведущая себя как хозяйка.

Она устраивает постели из соломы, накрытой козьими шкурами, и братья, уставшие за день, засыпают на новом месте.

   — Утро, утро! — кричит Нумия.

Братья поднимаются, суют ноги в сандалии и бегут во двор. Умывшись у бассейна с проточной водой, они завтракают вместе с Авлом, подпоясываются, поправляют одежду, приглаживают волосы. Им слышно, как приводят учеников, как местные мальчишки возятся и задирают друг друга. И вот в комнату заглядывает Авл и зовёт:

   — Ну что, отроки, пора идти класть руку под розги!

Учебный зал — большая комната с квадратным столбом посередине. Слева высокие окошки, за ними двор. В торце зала помост и кресло учителя, рядом справа стол помощника, где лежат папирусные свитки и вощёные дощечки, а напротив скамейки учеников. Их человек сорок, разного возраста, от малышей лет шести до пятнадцатилетних юнцов. Ромулу с Ремом досталась задняя скамья в правом углу — самое тёмное место. Ребята переговариваются, хихикают, играют на щелчки в «сколько пальцев?». Время от времени учитель вызывает кого-нибудь к себе и занимается с ним, потом отпускает на место и зовёт другого. В комнате стоит равномерный гул, словно в лесу во время сильного ветра...

Иногда, повторяя хором, все учат наизусть короткие стихи о героях или обращения к богам. Порой Авл раздаёт вощёные дощечки и острые палочки. Сверху на воске нацарапана буква или слово, и надо аккуратно повторять надпись, пока не заполнится вся табличка. Но главные занятия проходят во дворе. В чём Никанор действительно мастер — так это в искусстве боя. Он увлечённо показывает ученикам приёмы обращения с мечом, щитом, копьём. Оружие, конечно, деревянное; Никанор подбирает его по росту и силе питомцев, которые для этого разделены на три группы. Старшие орудуют настоящими, но притупленными мечами.

Часто ребята занимаются борьбой и бьются на кулаках, причём по греческому обычаю обматывают руки ремнями, правда, без свинцовых грузов, и Никанор следит, чтобы братья никогда не сражались друг с другом. Раз в несколько дней они отправляются за город на гипподром заниматься с конями. Никанор любит устраивать соревнования и объявлять победителей. Рем чаще других становится чемпионом средней группы. Ромулу это удаётся реже.

Ромул чувствует, как от этой бесконечной возни растут его силы и ловкость, как уходят в прошлое страхи перед опасностью. Теперь он уже смело сам бросается на противника, готовый ради победы вытерпеть любую боль.

Авл в разговорах с постояльцами часто переходит на этрусский, и они начинают понемногу осваивать этот язык. Быстро идёт дело с чтением и письмом. У каждого языка своя азбука — греческая, латинская, этрусская, некоторые буквы похожи, другие нет, но буква «А» у всех одинаковая. Авл говорит, что она и у карфагенян такая же, только пишется вверх ногами, потому что там это не ножки, а рожки — у них «А» изображает «алефа» — «быка». Интересно, что Ромул сам, не зная как, овладел искусством немого чтения. Как-то он смотрел в свиток и вдруг почувствовал, как у него в сердце сами собой произносятся написанные слова. Сперва он испугался, но потом вспомнил слова Никанора о немом чтении, успокоился и решил пока хранить это своё умение в тайне.