— И тогда что, ты для нас окажешься главнее отца? — насторожился Ромул.

   — Пожалуй, так. Но ведь он латин и, конечно, меня поддержит.

   — Нет, — покачал головой Ромул, — пусть он сначала нас отпустит, а потом уже мы решим.

   — Я же говорю о будущем.

   — Брат прав, — нахмурился Рем. — У нас в Альбе дети подчиняются отцам, пока те живы.

   — Ну, как хотите, — обиделся Стаций.

После этого разговора он стал избегать братьев, а через несколько дней Рем одолел его в поединке на мечах, и неприязнь перешла во вражду. Вскоре и вокруг Рема с Ромулом собралась кучка приятелей.

Всё же рассказ Стация о странных обычаях сабинов удивил Ромула, и тот как-то спросил Нумию, правда ли, что медведи любят сабинянок?

   — Конечно, — засмеялась она, — как ты лепёшки с мёдом! Повезло тебе, что медведя не встречал! Он если человека поймает — съест, а потом когти оближет. Без копья, парень, в чащу лучше не соваться, такая у нас с ними любовь.

Среди ребят, с которыми подружились братья, выделялись двое — ловкач Лел и тихий неуклюжий этруск Туск. Вообще-то его имя и значило этруск, они называли себя тусками, или турусками, это латины для удобства добавили к их названию звук «э». Лел сдружился с Ремом на гипподроме, им досталось по очереди ездить на одном коне по имени Ост, в которого оба просто влюбились. Они вместе чистили Оста и могли сколько угодно обсуждать его красоту и силу.

Никанор в преддверии зимней непогоды использовал для выходов на гипподром каждый ясный день. Служители конюшен выводили лошадей, Никанор обучал кого-то приёмам езды, а остальные по очереди катались по главной окружной дорожке или по петлям с поворотами. Мимо вдоль берега Фунданского озера к Тибру в Этрурию и из неё в горы, а потом на юг, проходили вьючные караваны в сопровождении конных воинов. Однажды проследовало целое этрусское войско: впереди парами двигалась сотня конников, за ними длинная цепочка пеших (Рем решил, что их было не меньше тысячи), дальше тащились нагруженные мулы, на которых сидели женщины с детьми. Ребята не отрывая глаз разглядывали вооружение воинов — сверкающие на солнце железные шлемы, панцири, защитные юбки из железных пластин, пристёгнутые поножи. Никанор объяснил, что это переселенцы, идущие искать счастье. Они поднимутся по Аниецу в горы и оттуда по долине Лириса пойдут на юг к Флегрейским полям и горе Везувию, где греки основали Кумы и Партенопей, а этруски Капую, Нолу и Помпеи.

Однажды после соревнований по бегу Никанор закончил занятия раньше обычного, но солнце пригревало, и многие остались поиграть во дворе школы. Компания ребят окружила Туска, который занял в беге последнее место, и Стаций предложил наградить главного неудачника венком.

   — Но особым, — провозгласил он, — таким, какой сплетёт сам герой из побегов священной крапивы, и не какой-нибудь, а подзаборной! Давай, Туск, иди, рви листья для венка. А ну, ребята, поможем ему найти самый пышный куст!

Затея понравилась. Мальчишки стали толкать этруска к зарослям крапивы, он отбивался, но дело шло к тому, что ему несдобровать. Ромул не выдержал, подбежал к Стацию и потребовал прекратить травлю.

   — Ах ты, Альба-Лонга, — возмутился Стаций. — Не лезь в габийские дела, а то сам получишь!

   — Я не прочь, только от тебя одного. Много ли доблести нападать вшестером на одного, — и Ромул ткнул Стация кулаком в грудь.

Началась драка, на помощь Ромулу прибежали Рем с Лелом. На крики выскочил Авл и прекратил сражение, которое окончилось вничью, только у Таска потекла кровь из расквашенного носа. Помощник учителя отвёл раненого к себе, а ребята разошлись по домам.

Нумия принесла воды и полотенце, Туска умыли и уложили, чтобы остановить кровотечение. Потом Авл оставил пострадавшего ученика обедать. Они ели вчетвером, а Нумия прислуживала. Авл похвалил своих постояльцев, вступившихся за Туска:

   — Плохо, когда сильные травят слабого, — сказал он. — Разве Туск виноват, что ростом ниже других? Ещё неизвестно, кто будет выше через два года. А скажи, Туск, не из— за Стация ли отец хочет забрать тебя из школы?

   — Нет, — твёрдо ответил Туск. — Я ему ничего не говорил.

   — Тогда почему же?

Оказалось, Авл хорошо знает его отца, преуспевающего мастера, изготовителя ручных зеркал. Туск подумал и решил открыться:

   — Отец хочет, чтоб я стал мастером, как он, а я хочу стать гаруспиком, жрецом-предсказателем.

   — Хочешь, — предложил Авл, — я поговорю с твоим отцом и, если он согласится, подготовлю тебя к служению богам. Ведь я много лет служил Тину, занимался прорицаниями и входил в совет жрецов.

   — Авл, — удивился Ромул, — но почему же ты, жрец, стал помощником учителя?

   — Видишь ли, моя покойная жена служила Нортии, вашей Фортуне, а по нашим обычаям без неё я уже не могу служить богам, потому что священный жреческий брак расторгает только Кульсу, бог смерти.

   — А Нумия разве тебе не жена?

   — Не совсем, — ответил Авл. — Она рабыня. Я купил Нумию у ценинца, который захватил её во время войны между Цениной и сабинянами.

Постепенно Ромул невзлюбил Стация за его презрение к иностранцам. Если бы таким был Латин, никогда бы Энею не осесть в Лации, либо здесь жили бы одни троянцы, либо латины перебили бы их до последнего. А получилось, что троянцы сдружились с латинами и возвысили их. Потому что Латин и Эней умели уважать других.

Эней — любимый герой Ромула. Что такое Лаций, земли сабинов, вольсков или аврунков, и даже этрусское Двенадцатиградие по сравнению с Востоком? Ясно, что всё великое и важное происходило и происходит там, а здесь, на западе, слышны только отголоски тамошней жизни. И конечно, приплывший оттуда Эней дал латинам то, чего им не хватало.

Когда-то там, на востоке разразилась из-за женщины страшная война, и на ней погиб великий город Троя-Илион, основанный Илом, сыном Троса. Принц Парис-Александр, правнук Ила, украл Елену, жену царя ахейцев, и греки собрали огромное войско, чтобы отомстить за оскорбление. Десять лет они не могли взять Трою, а потом захватили хитростью — уплыли и оставили на берегу деревянного коня, набитого воинами. Троянцы затащили коня в город, а ночью враги вышли и открыли ворота вернувшемуся войску.

Так погиб город Троя. Но друг Париса Эней и многие другие троянцы поплыли искать новую родину. Боги назначили им плыть в Лаций. Много лет троянцы скитались по морям, но нигде не могли осесть, пока не высадились в землях Латина, царя приморского Лаврента.

Ромул перед сном, лёжа в каморе Авла, любит представлять себя Энеем. Он — Эней: высокий, могучий, в сверкающих доспехах, стоит впереди выстроенного войска троянцев. Перед ним на расстоянии полёта копья строй латинов. Мало у кого из них железные шлемы, но они сильны, свирепы и их во много раз больше, чем троянцев. Но выбора нет, корабли отслужили своё, за Тибром земли могущественных этрусков, тоже пришельцев с Востока. Он, Эней, выстроил своих друзей для последнего боя, сегодня они должны победить или погибнуть. Но есть и ещё один выход — мир!

Он — Эней. Он приказывает Ахату (тот почему-то похож на Рема) не двигаться с места, пока враги не нападут, а сам один идёт на вражеский строй, величественный, спокойный, в пурпурном царском плаще. В руке его не меч, а дубовая ветвь. Ему навстречу выходит Латин, похожий на Фаустула, но облачённый в царские доспехи.

Ромул говорит, что приплыл не ради грабежа или завоеваний. Он уважает права латинов владеть своей землёй. Он и его люди потеряли свою, изгнанные с родины коварными врагами, они — остатки великого народа, и не их вина, что другие хотят видеть в них или завоевателей, или рабов.

   — Нас немного, — говорит он, но мы сильны, закалены морем, битвами и отчаяньем. Мы готовы сражаться до последнего вздоха. Я вижу, вы тоже полны решимости. Но что будет хорошего, если мы затеем битву, даже не узнав как следует друг друга? О, великий царь прекрасного края и смелого гордого народа, вот я перед тобой! Прими нас под своё крыло, да будут латин и троянец равны перед людскими законами, пусть мы, как равные, станем частью твоего народа и по-братски поделим власть.