— Заткнись! — приказал Носодрыг и указал дулом ружья на Каребару.

Зебра, крупная блондинка с мальчишеской стрижкой, сунула пистолет в кобуру и опустилась на колени рядом с профессором. Она проверила его пульс и, приподняв веко, исследовала реакцию зрачка. Профессор застонал, пробормотал что-то и попытался сесть, но она толчком уложила его снова на пол: «Полегче, полегче, гражданин».

И хотя Каребара слабо запротестовал и заявил, что уже вполне может встать и уйти, Носодрыг приказал ему лежать и не дергаться. Затем по экрану он вызвал на подмогу «мужчину и женщину». «Никаких имен», — отметил про себя Дункан. Женщина оказалась той самой, что однажды выглянула из кухни, а вот мужчину Дункан раньше никогда не видел. Он решил, что это еще один слуга. Мужчина разложил носилки, вместе с кухаркой они перекатили на них Каребару и вынесли из комнаты. Дункан подумал, что его, наверное, понесли в медпункт, который, по его расчетам, должен был находиться где-то поблизости.

— У вас не должно больше случаться нервных срывов, Бивульф. — Носодрыг скорчил грозную рожу и задергал ноздрями. — И с сегодняшнего дня на ваших занятиях будет всегда присутствовать стража.

— Я же не пытался убить его, — сказал Дункан.

Носодрыг не ответил и приказал охранникам собрать вещи, высыпавшиеся из сумки профессора. Дункан был сильно разочарован, когда Зебра нашла под софой баллончик с туманом, который он туда так аккуратно закатил. Затем стража ушла.

Дункан подумал, что все это время кто-то из них — наверное, Вислозадый — должен был следить за всем происходящим из наблюдательской на тот случай, если ситуация выйдет из-под контроля и придется вызывать подкрепление. Но сколько на это может понадобиться времени, Дункан мог только догадываться: все зависело от того, как далеко находятся дополнительные силы и сколько времени займет их оповещение. И смогут ли они вообще прийти, если что-нибудь экстренное случится около полуночи. Но Дункан решил, что стража, очевидно, настолько уверена в собственных силах, что не особенно задумывается над этими вопросами.

Сам же Дункан был очень озадачен, и вовсе не тем, кого и как может вызвать на помощь охрана. Гораздо больше его волновал вопрос: как добиться в экспериментах Каребары какого-нибудь видимого успеха. Если Руггедо однажды решит, что Дункан не способен пробудить свою память, то просто избавится от него: убьет или закаменит. И не только его, но и Сник с Кабтабом. Надо было изыскать способ доказать шефу «Нимфы» свою полезность.

«Итак, я не могу вспомнить, как создавал свою первую личность, — размышлял Дункан. — Что же мешает мне? Неужели я утратил и уникальную способность самомоделирования? Почему бы мне не попытаться раскопать ее?» Нет, «раскопать» — это не точное слово. Он не мог разрыть свою память, как археолог от психологии. Он скорее должен был уподобиться человеку каменного века, впервые начавшему приручать животных и окультуривать растения. Он должен произвести подобную революцию в своей психике. Причем произвести повторно.

Легко сказать — трудно сделать. И все же в течение двух дней Дункан тратил все свое свободное время, даже время сна, на то, чтобы создать новую личность. Ему не требовалось ее тщательно отделывать, так как ей никогда не суждено было попасть в банк данных. Ему не нужно было придумывать для нее биографию и особенные характерные черты, поскольку она была нужна только на один раз — чтобы обвести вокруг пальца своего инквизитора.

Дункан лежал на широкой софе с закрытыми глазами, полностью отключившись от окружающего мира. Он плыл в темноте, туда, к границам бессознательного, если только в этом измерении есть границы. Он был абсолютно один в пустоте, в космосе без планет, звезд и космической пыли, в космосе, пустом настолько, что это был уже не космос, а что-то другое. Вакуум, бездна. Даже не бесконечность, потому что бесконечность хоть и не имеет границ, но должна иметь точку отсчета. Здесь не было точки отсчета, здесь не было даже его самого, вернее, он присутствовал, но не имел массы, способной затронуть этот мир. Он был здесь отражением без зеркала. Проекцией.

Проекция носила имя Джефферсона Сервантеса Кэрда, но вовсе не была его копией — для этого Дункан слишком мало о нем знал. Даже если он и скопировал некоторые характерные особенности Кэрда-1, то чисто случайно. В свое время Дункан отказался от изучения файлов банка данных своих семерых ипостасей, даже несмотря на то что это могло бы ему помочь в изысканиях. То немногое, что он знал о них, он почерпнул из бесед со Сник и записей опытов Каребары. Каребара, без сомнения, изучал эти файлы, но под углом поисков пресловутой техники лжи. Скорей всего его мало интересовали подробности интимной жизни Кэрда. Но если он теперь спросит о чем-то на эту тему, Дункан сможет ответить, что помнит только технику.

«Пожалуй, так оно и будет», — подумал Дункан. Он и сам не знал, что сейчас делает — возможно, он просто прокручивает в сознании запись информации, просочившейся от Кэрда. Или в одном из своих сознаний. Во всяком случае, у него не было ни малейших сомнений в том, что нужно делать, и в том, что результат окажется именно таким, как ему нужно. Единственное, в чем он сомневался, так это в том, что кто-то сможет использовать его опыт. Внутренняя организация других людей казалась ему до смешного простой, может быть, потому, что он сам был уникумом. Случайный комплекс генетических особенностей, уникальный и неповторимый, мог сделать его единственным обладателем столь специфических способностей.

Так это или нет, сейчас было важней всего сделать то, что убедит Каребару и Руггедо в его полезности.

Тьму бездны рассекла голубая искра, вспыхнувшая внутри проекции Кэрда-2 и в то же время вне его. В этом измерении не было привычных координат: куда бы ты ни двигался, ты был одновременно везде. Голубая искра росла, разбухала.

Дункан одновременно видел ее и не видел. Постепенно она вытянулась в линию, пылающую, словно нить накала, ярко-голубым блеском, и стала опутывать Кэрда-2, так что скоро он почти исчез под сверкающим коконом, который, светясь все ярче, вытеснил из пространства и из сознания Дункана все остальное. Как ему удавалось думать только об этом и в то же время не думать вовсе и сознавать свое полное отсутствие мыслей, Дункан не знал.

Светящаяся субстанция, окутывающая Кэрда-2, стала просачиваться внутрь его, сливаться с ним, впитываться в каждую его клетку. Семьдесят пять триллионов клеток превратились в идентичные банки данных, содержащих одну и ту же информацию — насколько она вообще может быть идентичной. В ядре каждой из них крутилась маленькая голубая ниточка, которую невозможно было обнаружить ни химическими, ни электронными тестами. Но, как подумал Дункан, имеет ли какое-нибудь значение, что это нельзя будет исследовать научными методами. Главное, чтобы оно работало.

Голубая ниточка содержала в себе все то, что было необходимо Дункану, чтобы стать Кэрдом-2.

Теперь проекция Кэрда-2 стала раскручиваться, как пропеллер древнего аэроплана. Сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, быстрее… пока не слилась в голубой полупрозрачный круг, и, словно вдруг исчезло удерживающее ее электромагнитное поле, она устремилась вперед. И в то же время назад, в стороны во всех трех направлениях, наружу и внутрь.

Все было кончено. Куда бы ни разлетелись все эти проекции, одна из них вошла в Дункана и теперь устроилась и задремала где-то в уголке. Но когда будет нужно, она проснется и убедит Каребару в том, что он разбудил-таки Кэрда-1.

Дункан проспал до звонка, возвестившего о появлении ужина на вертушке. Через сорок пять минут объявился профессор в сопровождении двух охранников. Он никак не стал объяснять отсутствие Сник и Кабтаба и не упомянул ни словом о нападении на него Дункана. Тот сначала даже решил извиниться, но потом отказался от этой идеи. В конце концов, даже с правительственной точки зрения человек имеет право на самооборону. Так что Каребара еще легко отделался.