Подбежал Локс, а с ним еще двое.
— Какого черта он тут делает? — спросил Решающий, нагнувшись к лежащему.
Дункан поднялся; голова его ныла от удара.
— Он органик, — ответил он, указывая на парящую в футе над землей мигающую огнями двухместную машину, похожую на каноэ. — Не знаю, что он тут делал; наверное, задержался в патруле. Увидел огни и решил разведать. Впрочем, он это сделал скорее по привычке — иначе вытащил бы пистолет.
Подбежали остальные. Двое носильщиков опустили тело двойника на землю.
— Что делать будем? — спросил Синн. — Весь план летит к черту!
Решающий молча глядел в темноту, пожевывая нижнюю губу. Он будто надеялся, что ответ придет к нему из ночи. Лил дождь.
Дункан встал на колени, чтобы пощупать пульс лежащего.
— Еще жив, — сказал он, вставая. — Мы можем засунуть его в каменатор, — проговорил он, обращаясь к Локсу. — До следующей среды он никому и ничего не расскажет. Но потом… Нет, это не сработает. Он все расскажет, и начнется следствие. Нас обнаружат.
— Его надо заткнуть, — потребовал Синн. — Навсегда.
— Убить? — переспросил Дункан.
— Или закаменить и спрятать.
Дункан перебрал в уме все недостатки этого предложения.
— Нет, — возразил он медленно. — Убить.
Наступило короткое молчание.
— Это придется сделать, — нарушил тишину Дункан. — Надо представить все так, словно он увидел меня — то есть мой дупликат, — бросился в погоню, и в схватке мы прикончили друг друга. И не здесь. В паре миль от поселка.
— Ладно, — согласился Локс. — Это отвратительно, но выбора у нас, как ты сам говоришь, нет. Но ведь возникнут вопросы. Что делал патрульный так далеко отсюда? Он ведь, наверное, доложил о выполнении задания и сообщил, что направляется сюда.
Проверить это оказалось несложно. Синн откинул купол кабины, залез в летательный аппарат и, пощелкав переключателями, проиграл записи радиофона. Локс оказался прав. Органик, патрульный второго класса Лю, доложил в штаб, что направляется домой, не сумев при ночном облете обнаружить никаких следов беглеца Дункана.
К тому времени когда запись кончилась, органик был связан по рукам и ногам, во рту его красовался кляп.
— По счастью, он не доложил об огнях в лаборатории. Синн, прогони-ка еще раз координаты последнего места, откуда он делал сообщение. Машину должны найти поблизости.
— Что ты задумал? — сурово осведомился Локс. Решающего явно беспокоило, что Дункан занял его место лидера. А может, просто злился на себя за то, что не сумел найти решения вовремя.
— Я долечу на машине до этого места, — объяснил Дункан. — Двойника и Лю возьму с собой. И устрою все так, словно я — двойник — застал патрульного врасплох. Мне придется убить обоих. — Он сделал паузу. — Если, конечно, нет других добровольцев.
Как он и ожидал, желающих не нашлось.
— Ты согласен, шеф? — спросил Дункан, чуть выждав.
— Это лучшее, что мы можем сделать, — согласился Локс. — В одном нам повезло — не придется тащить двойника добрых пять миль в темноте под дождем, а потом возвращаться. Постарайся… организовать… это у дороги. Потом вернешься по ней — путь ты знаешь. А мы вернемся в хранилище. Чем меньше мы торчим снаружи, тем лучше.
— Нет ли способа избежать убийства? — осведомился молчавший до сих пор падре. — Это идет вразрез с моими принципами…
— Став изгоем, ты тем самым согласился убивать, если придет нужда, — ответил Дункан. — Если ты откажешься, то подвергнешь риску остальных. Это должно быть сделано.
— Ладно. — Великан позволил себя уговорить. — Но я требую, чтобы патрульному Лю было дано последнее причастие. И… второму — тоже.
— Господи Иисусе! — воскликнул Локс. — С каждой секундой, пока мы стоим и пререкаемся, опасность растет! У этой штуки и души-то нет!
— Откуда ты знаешь? — парировал падре Коб. — Я настаиваю на своем. А вы поступайте как знаете. — Он открыл свою черную сумку и вытащил оттуда распятие и несколько предметов неизвестного Дункану назначения.
Ожидая, пока священник закончит ритуал, Дункан проверил панель управления. Задержка раздражала его, но спорить с Кабтабом было бы пустой тратой времени. Дункан знал, насколько упрям может быть толстяк. Больше всего Дункана бесило, что патрульный Лю не являлся ни католиком, ни вообще верующим. Последователю любой религии автоматически преграждался доступ в полицию или в любое другое государственное учреждение. Неважно. Падре Коб и Сатане дал бы святое причастие, находись тот без сознания (а будь тот в сознании — успокоил бы кулаком).
Дункан глянул на часы. Жители среды уже давно находятся в цилиндрах. Через десять минут проснется четверг.
Наконец из темноты выступило серьезное лицо падре Коба.
— Готово. Да обрящут они просветление в Великом Там.
Дункан не стал спрашивать, где находится Великое Там.
— До встречи, падре, — ответил он. — Лучше бы вам поскорее убраться отсюда.
— И не забудь исповедаться в своем ужасном грехе, когда вернешься! — крикнул падре, когда машина поднялась в воздух. — Я не смогу дать тебе отпущение грехов, если ты не раскаешься искренне — кто же тогда отпустит грехи мне?
Слова его Дункан разобрал с трудом. Машина направлялась к лесу.
— Господи Боже! — пробормотал Дункан, подумав, что Кабтаб согласился бы с его словами, хотя отверг бы то значение, в котором Дункан употребил их.
Дункан пролетел около шести миль, ведя машину над самыми верхушками деревьев и не упуская дороги из виду. Он посадил машину между двумя огромными деревьями, откуда не были видны ни огни поселка, ни шоссе, вылез из кабины и выволок органика. Света «мигалок» хватило, чтобы Дункан смог разглядеть открытые глаза Лю. Если органик и был напуган, то хорошо это скрывал. Дункану это было неприятно — он не хотел убивать храбреца. Он вообще не хотел убивать, ни труса, ни смельчака. Но кем (или чем) бы он ни был до того, как стать Уильямом Сент-Джорджем Дунканом, теперь он стал человеком, исполняющим свой долг. В пределах возможного — ребенка он не убьет никогда.
Дункан вытащил протонный пистолет органика и прострелил Лю грудную клетку. Тот беззвучно повалился на бок. Дункан перевернул труп, вынул кляп и снял веревки с рук и ног покойника, потом опалил лучом правое бедро Лю, изображая промах.
Затем Дункан снова залез в машину и медленно полетел сквозь лес. Через полмили он поднял машину на уровень верхушек деревьев и двинулся к дороге. В двух милях от того места, где остался труп Лю, он вновь посадил аппарат. Швырнув на траву вялое тело двойника, Дункан выстрелил ему в левое колено. Шар на концах ствола выплюнул струйку лилового света, вспыхнули плоть и ткань. Несмотря на ливень, Дункан уловил запах обугленной плоти.
Дункан склонился над своим двойником. Лицо того оставалось спокойным; если тело и чувствовало боль, то мозг ее не воспринимал. Вытащив из-за пояса длинный охотничий нож органика, Дункан вонзил лезвие на несколько дюймов в живот дупликата, потом выдернул нож и зашвырнул в кабину. Рана сама по себе не смертельная, но без медицинской помощи двойник скоро истечет кровью.
Когда органики поутру обнаружат труп двойника, они начнут искать патрульного Лю и быстро найдут. А потом попытаются понять, что случилось. Если все пойдет, как рассчитывал Дункан, то ганки представят себе нечто вроде следующей картины: сразу же после того, как патрульный Лю доложил в штаб, на него напал изгой. Или же Лю на него наткнулся сам. Как бы то ни было, началась драка; Лю прострелил противнику колено, но тот накинулся на него, сумел выбить или вырвать из рук ганка протонный пистолет. Лю попытался заколоть Дункана ножом, но изгой добрался до пистолета и застрелил органика. Потом Дункан залез в машину и улетел. Нож он вытащил из раны и бросил в кабине. Чувствуя, что теряет сознание, Дункан посадил машину, но, выйдя, не успел сделать и пары шагов, как упал и умер.
Если ганки поверят в это, охоте конец.
Дункан побрел через луг. Лил дождь, который смоет грязь с ботинок, а следов на траве не остается. Если мимо не пронесется правительственная машина, изгоя не заметит никто, а в такой час вряд ли кому-то придет в голову ехать в деревню. Как Дункан и ожидал, на дороге ему не попалось ни одной машины. В миле от деревни он свернул в лес — путь через лес длиннее, но так изгоя никто не увидит. До склада он добрался незадолго до рассвета. Локс и Кабтаб ждали у самой двери. Ровным, невыразительным тоном Дункан рассказал им все. Услышав об убийстве, Локс поморщился. Кабтаб перекрестился и принялся молиться по-японски.