Но тут какой-то здоровенный малый, падая с разбегу, подшиб Энгельса под ноги, они оба рухнули на землю и покатились вниз. Метров через десять стремительного падения Энгельсу удалось вцепиться в крепкий куст. Стоя на коленях, он огляделся. По всему склону солдаты поспешно спускались вниз, быстро приближалась группа человек в десять — двенадцать. Боясь опять быть сбитым, Энгельс левой рукой еще крепче ухватился за куст, а правой вскинул пистолет в воздух и выстрелил. Но в пальбе, доносившейся сверху, его выстрел никто не заметил. В приближающейся группе кто-то крикнул: "Нас обошли!"

Энгельс понял, что остановить людей невозможно, и стал тоже спускаться.

А наверху произошло вот что. Отряд, посланный в обход, должен был, разумеется, соблюдать все предосторожности, но он этого не сделал и преждевременно обнаружил себя. Пруссаки нанесли по отряду сильный удар в тот момент, когда он к этому готов не был. Волонтерам пришлось отступать. Сперва это было отступление как отступление. Но когда они дошли до поляны, за которой в лесу находились прусские стрелки, то попали на открытом месте еще и под фланговый огонь. И тут они дрогнули, смешались, поддались панике. Отступление превратилось в бегство, которое захлестнуло и маленький отряд Энгельса.

Пруссаки уже видны на вершине склона, они продолжают стрелять из очень выгодной позиции. Да, теперь ничего не оставалось, как отходить. Скоро вся гора была занята противником, и он перенес огонь на основные силы, находившиеся внизу. Положение столь резко и неблагоприятно изменилось, что Виллих счел необходимым дать команду об общем отходе. Перепачканный землей, с разорванным рукавом, потный, злой, Энгельс подошел к Виллиху:

— Они же догонят нас и сомнут!

— Бесспорно. Ты мог бы возглавить прикрытие?

— Конечно!

— Бери человек тридцать.

Энгельс отобрал тех, у кого были ружья и побольше патронов. Вскоре все войска, находившиеся здесь, скрылись в направлении деревни Ринталь. Пруссаки не обнаруживали желания к стремительному преследованию. Только отдельные стрелки продолжали палить сверху. Спустя минут сорок после ухода своих отряд прикрытия, ведя стрельбу по особенно приблизившимся солдатам противника, начал тоже отходить.

Почему они не преследуют, думал Энгельс, ведь ситуация так благоприятна для этого! Видимо, дело в том, что треть прусской армии состоит из частей ландвера, весьма ненадежных и способных, пожалуй, при первой же победе повстанцев перейти на их сторону. Эта неуверенность и рождает одновременно и осторожность, и вялость.

В своем предположении Энгельс был прав. Но в ходе дальнейших событий он убедился, что существовали и другие причины вялости и медлительности прусских войск. Важнейшими из них были трусость командиров и их педантизм в выполнении мелочно-регламентирующих уставов.

В Ринтале отряд Виллиха не задержался, и Энгельс со своими людьми нагнал его уже в Анвейлере. Здесь устроили короткий привал, подсчитали потери. Убитых не было, раненых — пятнадцать человек. Через полтора часа выступили в Альберсвейлер, находящийся километрах в семи к востоку, на левом берегу Квейха.

Что ж, задачу можно было считать выполненной. Если южная колонна противника еще не сошла с гор в долину Рейна, то отступающей армии не грозит опасность удара: северная колонна была задержана, понесла какие-то потери и, по всем признакам, проявляет крайнюю осторожность в продвижении вперед.

Энгельс высказал это соображение Виллиху.

— Да, — согласился командир, — но вот теперь нам самим не оказаться бы окруженными. Это может произойти, если южная колонна, выйдя в долину Рейна и убедившись, что наша армия уже проскочила Книлингенский мост, повернет на север и если мы будем по-прежнему таскать с собой эту обузу. Он кивнул на людей Шиммельпфеннига и Дреера.

В Альберсвейлере отряд Виллиха ждало множество самых разнообразных и приятных и огорчительных — известий и событий. Прежде всего, главнокомандующий Мерославский прислал сюда подкрепление — роту хорошо вооруженных стрелков с двумя орудиями. Но когда Виллих, обрадованный этим, тотчас выразил намерение вновь закрепиться и занять оборону на пути наступающего противника, ему передали донесение, в котором говорилось, что враг уже находится в крепости Ландау, и, следовательно, опасность окружения, о которой говорил Виллих, стала вполне реальной. Значит, надо было думать не о сражении, а о том, как бы проскочить мимо Ландау на юг.

Здесь же, в Альберсвейлере, сбылась мечта Виллиха об освобождении от отряда Шиммельпфеннига. Его рана оказалась серьезней, чем сперва показалось, и потому он был отправлен на подводе догонять отступающую армию. Оставшись без командира, отряд стал распадаться. Многие группами до два-три человека самочинно подались на юг, спеша успеть к Книлингенскому мосту. Никто их не удерживал.

Здесь же, в Альберсвейлере, произошло и еще одно, совершенно непредвиденное событие.

Когда Виллих и Энгельс сидели за обедом, явился вестовой и сообщил, что батальон Дреера взбунтовался. Виллих с треском бросил ложку.

— Чего они хотят? Что нужно этим трусам?

Вестовой не мог ничего толком объяснить.

— Энгельс, пошли, — сказал Виллих, вставая.

— Подать лошадей? — спросил вестовой.

— Да.

Батальон Дреера располагался на окраине Альберсвейлера. Еще издали, приближаясь к домам, занятым батальоном, Виллих и Энгельс услышали шум и гвалт. Волонтеры толпились во дворе одного из домов. Завидев командира отряда и начальника штаба, все сразу смолкли. В полной тишине приехавшие спешились, привязали коней к изгороди и направились к крыльцу дома. Их никто не приветствовал, никто не являлся с докладом. На крыльце они оказались одни. Ненавидящим взглядом окинув толпу, Виллих бросил своим громовым голосом:

— Где командир?

Волонтеры молчали, боязливо перешептывались, переминались с ноги на ногу.

— Я спрашиваю, где Дреер? — чуть тише, но ничуть не миролюбивее повторил Виллих.

— Мы не знаем, где он! — крикнули из толпы. — Куда-то уехал.

— Хорошо, — решительно сказал Виллих. — Поговорим без него. Мне доложили, что вы подняли бунт. Это правда? Чем вы недовольны?

Снова никто ничего не ответил. Томительное молчание затягивалось.

— Может быть, вы считаете, что вас выдвигали на особенно опасные участки? — Виллих лихорадочно бегал негодующим взглядом по лицам, словно ища зачинщиков. — Может быть, вас хуже, чем других, снабжали боеприпасами или кормили? Нет? Так в чем же дело?

Энгельс шепнул:

— Спроси, какие у них потери.

— Да это же мы знаем: три человека легко ранены, — негромко ответил Виллих.

— Все равно спроси. Скажи, что у других больше.

Вдруг из толпы раздался выкрик:

— Нас хотят вести на убой!

— На убой? — переспросил Виллих. — Кто это сказал?

— Я! — поднял руку пожилой седобородый волонтер, видимо решившийся на все.

— Выйти из толпы! — скомандовал Виллих.

Люди расступились, и седобородый медленно прошел по коридору к самому крыльцу. Он был не совсем трезв. Энгельс заметил, как все тело Виллиха в бешенстве напряглось, его правая рука готова была вот-вот упасть на рукоять пистолета. Энгельс вплотную подошел к командиру, прижался бедром к его пистолету, прошептал сквозь зубы:

— Ради бога, не наделай глупостей! Держи себя в руках.

Волонтер ждал, что будет дальше, ждали и все остальные.

— Вы не участвовали еще ни в одном сражении. — Виллих обвел рукой толпу. — Вы только мешали сражаться настоящим солдатам. Три человека, что ранены у вас, ранены не в бою, а при отходе. И вот теперь, еще не понюхав пороха, вы уже вопите, что вас ведут на убой!

— А что же нас ждет? — дерзко спросил седобородый.

— А на что вы рассчитывали, когда вступали в народное ополчение? глядя ему в мутноватые зрачки, спросил Виллих. — На веселую прогулку? На бесплатное посещение кабаков? Революция никому не дает никаких гарантий. Я не знаю, что вас ждет, как не знаю и того, что ждет и меня или вот Энгельса.