- Жив… - шепчет девушка, прикрывая пальцами рот. Она, конечно, шокирована. Но мало. Как-то мало. Как-то неестественно. Непроизвольно я вздыхаю. Непроизвольно и обиженно. Да, ожидал большего.

- Я сейчас! Я быстро! Нужно привести сестру Анну! – высоким голоском лепечет девушка и тут же скрывается за дверью, захлопывая её и поднимая целый столп пыли. Я всё так же, с поднятой в приветствии рукой и с отмороженным лицом, смотрю на закрывшуюся дверь. И что это было? И как мне реагировать? Кто такая эта сестра Анна? И почему эта девушка так вяло отреагировала? Глупости всё это, глупости.

Я снова ложусь на мраморную плиту, скрещиваю руки на груди и, вздохнув полной грудью, смотрю в потолок. Ждать. Я ненавижу ждать. Почему? Потому что я ненавижу людей, заставляющих меня ждать. И я уже заранее ненавижу эту их сестру Анну. Да, конечно, она не может сразу телепортироваться сюда, в эту келью, и прибежать так быстро не может. Да и кто вообще знал, что я вдруг оживу? Но само ощущения ожидания, бездействия из-за кого-то выводило меня из себя. Поэтому всё, что я могу сейчас сделать – это просто успокоиться. А это, я вам скажу, не так уж и просто.

И вот, после этих бесконечных минут ожидания, я снова слышу шорохи за дверью. Неужели сейчас-то и начнётся представление? Я сразу поворачиваю голову набок, предоставляя своему взору кругозор пошире. Хочу видеть всё с начала и до конца. И вот, дверь открывается.

Я вижу уже знакомую мне девушку, проходящую первой. За ней – ещё две монашки, очень похожие на первую, а за ними – одна, одетая в такую же рясу, высокая и сухопарая молодая женщина. Все четверо переговариваются, перешёптываются, изредка бросая скупые взгляды в мою сторону. Интересно, Знак уже проявился? Но вот, отталкивая от прохода нерадивых монашек, которые толпились там, опасаясь подойти ко мне, в мою келью входит женщина, отличающаяся от остальных. На её головном уборе - белая горизонтальная полоса, на плечах лежит длинный белый шарф. Её тронутые ранней сединой волосы убраны в аккуратную косу, перекинутую через плечо для удобства. В уголках губ уже затаились лёгкие морщинки, но это не портит дружелюбного и чистого лица женщины. Она подходит ко мне, смотря прямо в глаза. Она не удивлена. Как будто бы её совершенно не тронуло моё возрождение.

- Оставьте нас, - её шелестящий голос отдаётся лёгким эхом от высоких каменных стен. Юные монашки, заслышав указ старшей сестры, быстро уходят, не переставая перешёптываться. Закрывается дверь. Тишина.

- Здравствуйте, - надо всё-таки проявить приличие. Женщина садится у моих ног, я привстаю на локтях.

- Здравствуй. Я ждала твоего прихода.

Что?! Что вообще происходит? Кто она? Что именно она обо мне знает? Я пытаюсь не выражать удивления. Никогда и никому нельзя показывать своего недостатка в информации.

- Кто вы? – спрашиваю я, стараясь увидеть что-нибудь особенное в её глазах. Но, чёрт побери, я вижу лишь суженный от освещения зрачок и белесо-голубую радужку. Никаких чувств или эмоций. Ничего, за что можно зацепиться. Лишь пластмассовая притворная доброта, маска, одетая перед всеми чуждыми. Я такой же чужой, она мне ничего так просто не покажет.

- Я твой друг, - женщина улыбается, так же «по-доброму». Мне всё это перестаёт нравиться. Совершенно.

- Кто вы? – настойчивее спрашиваю я. Мне никто не нужен. Я никому не нужен. Мраморные стены отражают мой голос, я чувствую себя пленником. Скорее бы убраться отсюда. Скорее бы умереть.

- Моё имя Анна, - говорит монахиня, голос её становится тише. Неужели она думает, что я совсем идиот и ничего не слышу?! Мне нужно не имя. Не сан. Мне нужно название. Её название. Я не чувствую в ней человеческих слабостей. Я не чувствую в ней того холода, который идёт от всех людей. Я не чувствую в ней человека. Что это всё значит? Она такая же, как и я? Нет, потому что я один. Потому что только один должен расплачиваться за грехи, как тот самый распятый изгой. Только один сможет это записать и запомнить. Только один сможет понять. Только один станет миром. Кто она?

- Мне это ни о чём не говорит, - отвечаю я, опуская ноги на пол. Мне не нравится, что я лежу, а она сидит. Я не могу чувствовать неравноправие с незнакомым мне человеком. Учитывая, что я не уверен в том, что это человек.

- Я расскажу. Я всё тебе расскажу. Но сначала ты во всём признаешься. Кто ты? Кто ты, вселившийся в брата Михаила? – глаза монахини перестали быть стеклянными. В них был интерес. Не удивление, а именно интерес. Она знала, что я – не Михаил, ей просто было интересно, кто я такой. Но откуда? Как? Я не чувствую в ней ничего чуждого. И именно это меня пугает.

- Откуда вы знаете? – напрямую спрашиваю я. Ни к чему тянуть резину.

- Я много чего знаю, - загадочная и кроткая улыбка. Чёрт бы побрал эту грёбаную монашку.

- Вы отпустите меня? – спрашиваю я напрямик. Мне нужно отсюда выбираться. Надеюсь, я больше никогда не встречусь с сестрой Анной.

- Сначала ты расскажешь, - говорит женщина. Я молчу. Не то, чтобы долго, но достаточно, чтобы подумать. Рассказать? Я не знаю, насколько она осведомлена. Наврать? Но я не знаю ничего о брате Михаиле. Чем дальше, тем хуже. Врать бессмысленно. Бессмысленно и глупо. Правда? А что вообще значит правда? То, что было на самом деле? Но я ничего не могу знать наверняка. Было или нет. А может, я и есть брат Михаил. Только с памятью у меня что-то не то…

Поздно что-то придумывать.

Стены прут на меня со всех сторон, уродливо-мраморными прессами сдавливая мои мозги в кашу.

- Я – не брат Михаил. Меня нет. Я - лишь наблюдатель. Я - нейтральный зритель. Это всё, что я могу вам сказать.

Улыбка не сходит с лица монахини. Но теперь она не пластмассовая. Как будто бы она услышала именно то, что хотела.

Тишина давит на меня почти так же, как стены.

- Этого вполне хватит, - тихим шелестящим голосом говорит сестра Анна. Я пока ничего не понимаю. Она продолжает: - Послушай меня. Я отпущу тебя. Сегодня же. В этом месте не могут находиться посторонние, несмотря на то что это церковь. Я тебя обязательно отпущу с миром. Но перед этим мне нужно тебе кое-что сказать.

Мне становится не по себе от монотонности её голоса.

- Что же? – спрашиваю я, желая поскорее избавиться от всего этого. Мне не интересны исповеди ясновидящей монашки.

- Предупредить. Об опасности, которая нависла над тобой и твоей частью.

- Что? – под «моей частью» она имеет ввиду Оула, или я уже совсем ничего не понимаю?! Странная она. И не тем, что видит меня насквозь.

- Пройдёшься со мной? – монахиня поднимается, поправляя рясу и снова пластмассово мне улыбаясь. Тянет время. Не хочет упускать такую интересную зверушку. Ну что ж, поиграем по её правилам.

…Длинные запустевшие коридоры. Столпы пыли в прямоугольниках разноцветного света из витражных окон. Мрамор вокруг. Запустение. Угнетение. В этом месте пахнет заброшенностью и горем. В этом месте висят души, как мертвецы на огромных П-образных виселицах из светлого кедра. В этом месте медленно гниёт надежда на свет. Мираж в разноцветных запыленных стёклах. Паутина в углах и жирные чёрные пауки на святых крестах. Отполированные до блеска иконы, успевшие покрыться тоненьким едва различимым слоем мелких пылинок. Поклонение пыльному позолоченному Иисусу с чёрными пятнами на ногах – позолота кое-где отлетела, обнажая чёрную от времени стальную сущность всего вечного. Пыльная церковь. Пыльная вера.