В этой сложной, напряженной, быстро меняющейся обстановке со всей полнотой раскрылись те прекрасные боевые качества Черокова, о которых приходилось слышать раньше. С ним было удивительно легко работать и решать сложные боевые задачи. Прежде всего это, видимо, объяснялось особыми чертами его характера и высокой воинской выучкой. Будучи исключительно скромным, простым и доступным, он всегда во всем отличался личной примерностью, дисциплинированностью, вдумчивостью, собранностью и высокой выдержкой.

Между тем фашисты с невероятным упорством и бешенством стремились прорвать заслон, созданный ополченцами 4-й дивизии. Намного уступая по численности войск кадровой дивизии, поддерживаемая нами дивизия народного ополчения не только успешно отражала яростный натиск превосходящих сил противника, но своими контратаками наносила ему существенный урон.

В памяти всплывает изнуренная, но полная неугасимой энергии фигура раненого командира дивизии, с трудом передвигавшегося в сопровождении вооруженного ординарца по переднему краю среди ополченцев (генерал-майор Зайцев любовно называл их ратниками). Командир дивизии своим появлением среди бойцов вселял в них бодрость, спокойствие и уверенность в успехе.

В одном из ожесточенных боев дивизии удалось потеснить противника, и ее полк (командир полка Чугунов) даже форсировал реку Тосну. Однако, встретив сильное сопротивление гитлеровцев, этот полк вынужден был вести тяжелые бои в окружении.

В разгар боя из Смольного позвонил главком Северо-Западного направления К. Е. Ворошилов и приказал соединить его с командиром полка Чугуновым. Радио и телефонная связь с этим полком не была прервана. Выслушав доклад Чугунова, маршал Ворошилов поздравил его с награждением орденом Ленина и отдал приказ — вывести полк из окружения.

В этот критический момент командир 4-й дивизии народного ополчения, не располагая резервами, бросил на передний край всех, кто мог владеть оружием. Всем офицерам, находившимся на командном пункте, было приказано получить ручные гранаты и быть готовыми к самообороне, так как охрана командного пункта и другие обеспечивающие подразделения штаба дивизии также отправились на передний край.

Обеспечивающий связь с кораблями отличный специалист, старшина с посыльного судна «Вирсайтис» (фамилию его, к сожалению, не помню), чуть ли не после каждого мощного огневого налета противника устранял повреждения в линиях связи. В один из таких налетов старшина был убит осколком близко разорвавшегося снаряда.

Среди стойких бойцов дивизии на ее переднем крае сражался и батальон рабочих Ижорского завода. Этот завод находился в четырех километрах от переднего края. Завод и город Колпино стали фронтом. В то время как батальон ижорцев дрался в рядах дивизии, его соратники на заводе не прекращали работу, ремонтируя поврежденную боевую технику и выполняя другие важные заказы фронтовиков.

Когда на смену героическим ополченцам прибыли кадровые части Красной Армии, противник после понесенных им больших потерь заметно снизил свою активность. Пришло время и мне отправиться в штаб морской обороны Ленинграда, чтобы получить новое назначение.

С невольной грустью расставался я с товарищами из 4-й дивизии, с которыми в трудные для Ленинграда дни довелось разделить тяжесть неудач и радости успехов.

В то время было не до наград, но для каждого из нас наивысшей наградой являлась та честь, которой мы удостоились, оказывая всемерную поддержку нашим славным рабочим-ополченцам, вставшим грудью на защиту города Ленина в столь трудный для Родины час.

Мысленно возвращаясь к событиям тех дней, ставшим теперь историей, нельзя не воздать должное командирам — Кабату, Голеншину, Быкову, Стеценко и всему личному составу кораблей, артиллеристам, связистам, корректировщикам, успешно выполнившим приказ командования флотом.

В сентябре 1941 года в Ленинграде было еще по-летнему тепло и зелено, но никто не замечал красот ранней осени. Каждый ленинградец сознавал, насколько велика угроза, нависшая над любимым городом. Гнев и ненависть к фашистским варварам наполняли сердца людей.

К вечеру я добрался до Адмиралтейства. На правом берегу Невы, за Петропавловской крепостью, были слышны частые разрывы вражеских снарядов. Вели огонь и наши корабли, стоявшие в устье Невы.

В приемной командующего морской обороной Ленинграда было пусто, и я сразу прошел в кабинет Челпанова. Контрадмирал сидел за большим письменным столом.

Выслушав мой доклад о прибытии и задав несколько вопросов о положении на участке 4-й дивизии народного ополчения, Челпанов приказал мне с первой же оказией направиться в штаб Ладожской военной флотилии в распоряжение члена Военного совета фронта адмирала Исакова.

— Штаб Ладожской военной флотилии, — добавил он, — находится на западном берегу озера, в районе Осиновецкого маяка.

Затем, после некоторого раздумья, контр-адмирал позвонил распорядительному дежурному и приказал дать мне автомашину.

Итак, на следующий день я подъезжал к району Осиновца. По мере приближения к озеру все чаще попадались скопления людей, боевой техники, различного заводского оборудования и транспорта. Непрерывно сновали автомашины с грузами и людьми. Под кронами высоких сосен, вблизи маяка, у землянок и щелей группами располагались покидавшие город жители Ленинграда. В воздухе ревели моторы истребителей прикрытия.

В районе мыса Осиновец. 1941 г.

Все это напоминало огромный муравейник. На первый взгляд казалось, что огромной массой людей никто не руководит. Но это только на первый взгляд…

В невиданно короткий срок советские люди создали на необорудованном побережье порт, который жил полнокровной фронтовой жизнью. Несмотря на непрерывные налеты и бомбежки вражеских самолетов, буксирные пароходы с баржами и транспорты с людьми и грузами шли через озеро. Боевые корабли флотилии отражали воздушные атаки противника, конвоировали караваны судов и сами включались в перевозки, принимая на борт людей и грузы.

Работой этого вновь созданного порта руководил капитан 1-го ранга Н. Ю. Авраамов, высокий мужчина с большими баками на худом энергичном лице.

Представители различных заводов, сопровождавшие важнейшие виды оборудования и грузов, наперебой осаждали Авраамова, требуя эвакуации их в первую очередь. Все стремились побыстрее переправиться на Большую землю. Людей надо было укрыть от бомб, обеспечить им какой-то отдых, посадить на суда. Прибывающие грузы — выгрузить, рассредоточить, замаскировать…

Поражало, как Авраамов успевал в нужные моменты быть среди грузчиков, среди эвакуируемых, инструктировать капитанов плавсредств, отвечать на массу вопросов и запросов, вникать в дела, связанные с продолжавшимся строительством порта, и т. д.

Пробираясь с трудом через заторы машин, я наконец разыскал штаб Ладожской военной флотилии, помещавшийся в одном из маячных домиков. Командующий флотилией капитан 1-го ранга Б. В. Хорошхин и большинство офицеров штаба находились на кораблях, выполнявших воинские перевозки, поэтому домик пустовал.

Капитан 1-го ранга Н. Ю. Авраамов.

У оперативного дежурного по штабу непрерывно звонили телефоны — потоком сыпались всевозможные донесения, запросы, доклады. Однако оперативный дежурный капитан 2-го ранга А. В. Соколов нашел возможность уделить внимание и мне. Он положил трубку на стол и спросил:

— Вы по какому вопросу?

Узнав, что я прибыл в распоряжение адмирала Исакова, он попросил меня подождать и ушел в следующую комнату. Вернувшись, он сказал, что адмирал может меня принять.

Когда я вошел в кабинет Исакова, маячный домик содрогнулся, стекла в окнах задребезжали. Это начинался очередной налет вражеской авиации.