Лисенку также нравится проводить время в гостиной. Особенно на диване. Там много подушек и пледов, и лисенок их просто обожает. Он обожает закутываться в них, да так, что потом не в силах выбраться сам, поэтому его спасает Дерек.

— Ты идиот, — каждый раз говорит Дерек.

В этот вечер лисенок не хочет идти ни на кухню, ни в гостиную. Он немного на взводе, ему хочется в свою комнату, в свое гнездо из одеял. Дерек следует за ним и делает вид, что не замечает, как человек прячет свое сокровище под матрац.

Каждые пару часов лисенок проверяет, на месте ли оно.

Он липнет к Дереку в поисках успокоения. Даже когда наверху проходит ужин, телевизоры выключаются и все разбредаются по комнатам, лисенок все так же сидит, прижавшись к Хейлу. Дерек гладит его по спине, пока тот вжимается ему в грудь.

Дерек ждет, пока человек заснет, прежде чем достать его сокровище и осмотреть его. Это что-то вроде жетона, который носят солдаты. Он поломан и на нем слой грязи. Цепи, кажется, нет уже давно. Дерек берет его наверх, отмывая на кухне в раковине. На одной стороне изображен какой-то герб или логотип, который Дерек не узнает. На другой — буквы, выбитые черным. Они практически стерлись. Дерек видит выбитое большими буквами СТИЛ. Слово было явно длиннее, не заканчиваясь в месте обрыва.

Он и понятия не имеет, на что смотрит.

По дороге обратно в подвал, Дерек видит свет в библиотеке, думая, что это, должно быть, мама. Он идет к двери, стучась перед тем, как войти.

Внутри сидит Питер с книгой в руках.

— Хэй, — говорит Дерек.

— Хэй, — отвечает Питер. — Думал, ты и твоя маленькая тень давно спите, — говорит он, щурясь в сторону часов. — Черт, неужели уже столько времени.

Дерек присаживается рядом.

— Ты знаешь, что это такое?

Питер берет в руки жетон, вертя его в руке.

— Не уверен, — говорит он. — Дай-ка посмотреть. — Он поднимается и идет к ближайшей книжной полке. Его пальцы скользят по многочисленным обложкам, останавливаясь на нужной. Он достает книгу и открывает ее, листая страницы. — Да. Вот оно.

Он возвращается к дивану и показывает страницу Дереку. Дерек смотрит на фото.

— Раньше, еще до их вымирания, людей регистрировали государственные департаменты, — говорит Питер. — Разные жетоны для разных штатов. У твоего человека жетон штата Калифорния. Их еще можно встретить в музее или чьей-нибудь коллекции. Последние сделали где-то пятьдесят лет назад, так что он точно не его.

Не его, но этот жетон мальчишке явно очень дорог.

— А что за буквы?

— Это фамилия, — отвечает Питер. — На одной стороне обозначался штат, на другой фамилия и ID номер. Жаль, что часть с номером отломилась. Можно было бы хотя бы узнать полную фамилию владельца.

— Что случалось с зарегистрированными людьми? — спрашивает Дерек.

Питер пожимает плечами и закрывает книгу.

— Не знаю. Они перестали размножаться, я полагаю, или их остановили, и тогда они вымерли. Не моя сфера знаний, боюсь признать.

Питер преподает Историю Искусств в Стэнфорде, и из-за этого Дерек никогда не берет его классы. Но Питеру все равно хватает наглости и ума критиковать/проверять работы Дерека. К личному непониманию Дерека, Питер является признанным популярным профессором. Дерек представляет, что все студенты, изучающие Историю Искусств, — мазохисты.

— Разве это не странно, — вздыхает Дерек, — все те произведения искусства, об истории которых ты говоришь, были созданы людьми.

Питер слегка наклоняет голову в бок:

— Почему странно? Мы эволюционировали из людей, Дерек. Несколько сотен лет назад Хейлы, скорее всего, были людьми. Человеческая история — это и наша история. Ты считаешь это культурным присвоением, когда на самом деле это всего лишь наследие. Естественный отбор, Дерек, вот что случилось с человечеством. Они были слабее и поэтому вымерли.

Дерек почти смеется:

— Но ведь один из них спит внизу!

— Это аномалия, — мягко говорит Питер.

Должно быть, это правда. Лисенок может быть последним человеком на земле.

Очередь Питера вздыхать.

— Дерек, все в нашем мире мимолетно. Все, — говорит он, возвращая книгу на полку. Он достает еще одну и возвращается к племяннику. Он садится рядом и, открыв нужную страницу, кладет ее открытой Дереку на колени. — Скажи, что ты видишь?

Даже Дереку знакома эта картина. Спирали синего, изогнутые деревья, неповторимое небо.

— Это «Звездная Ночь» Ван Гога.

— Правильно, — говорит Питер, на его губах играет улыбка. — Я могу говорить часами о композиции, символизме. О том, что истоком этого невероятного произведения, возможно, были галлюцинации художника. О его нестабильном ментальном состоянии, когда он рисовал ее, о том, знал ли он о спиральных галактиках. Но знаешь, что я вижу на самом деле, Дерек?

Дерек качает головой.

— Я вижу утрату, — признает Питер. — Вижу Гений за гранью моего понимания и представления, но такой эфемерный. История — это не просто наука о прошлом, Дерек. Это памятник тому, что мы потеряли и никогда отныне не возымеем. У нас никогда не будет Ван Гога. Никогда не будет да Винчи, или Пикассо или Родена. История безжалостна. Некоторым удается оставить за собой огромный след, но большинство из нас промочено в отбеливателе и избавлено от ярких красок Гения. Не трать свою жизнь на скорбь. А если и тратишь, то скорби и по себе.