"Других то зацепок в этом деле пока не появилось, - мрачно подумала командированная. - Вот и ходим по кругу, не зная, как выбраться за его пределы..."
- Напряги свою память, Маша. Может, какую нибудь новую деталь вспомнишь, что то такое, что натолкнет нас на верный след...
Некоторое время они шли по песчаному берегу молча, потом Маша заговорила, припоминая в деталях те беседы, которые они вели с Поплавской во время ее приезда в Москву (Ильина ездила на семинар, который проводило московское отделение института Вильнюсского Гаона; в этом мероприятии принимала участие и Юля). Ее рассказ занял что то около получаса, затем Семенова стала задавать ей наводящие вопросы:
- Значит, наручники ей были нужны для того, чтобы приковать себя во время траурного митинга на мемориальном кладбище в Панеряе? Тем самым она как бы хотела заявить свой протест... Против чего, кстати, она собиралась протестовать? Или - против кого?
- Скорее это был не протест, нет... - задумчиво произнесла Ильина. - Во первых, Семенова, мы говорим о гипотетических вещах, о том, что так и не произошло...
- Кое что все же произошло, - сухо сказала командированная. - Ты не находишь?
- Да, понимаю... Но я сильно сомневаюсь, что то, о чем мы сейчас говорим, как то связано с исчезновением Поплавской. Когда мы с ней говорили в Москве, все эти ее высказывания носили скорее эмоциональный характер... Да, все это мало походило на связный план действий... Ты, наверное, знаешь, что Юля в последнее время проводила большую исследовательскую работу по двум направлениям? Во первых, она разыскивала в различных архивах сведения о корнях своей семьи. По отцовской линии многочисленная родня была полностью уничтожена, преимущественно в вильнюсском гетто, и лишь ее папа, родившийся в том страшном июне сорок первого...
- Точного дня рождения Аркадия Львовича никто не знает.
- Вот только он один каким то чудом тогда спасся. Среди маминой родни после проклятой войны тоже мало кто остался... Во вторых, ее занимало то, что сталось с еврейским имуществом после войны... в чьи руки оно попало... и какова здесь современная ситуация, причем в равной степени Поплавскую интересовали как позиция нынешних литовских властей, так и отношение к данной непростой проблематике еврейских общественных организаций. Юля даже опубликовала несколько статей на эту тему в российских и израильских СМИ... Надо сказать, что за такими вещами здесь следят, потому что тема эта кровоточит и по сию пору...
"Еще бы ей не кровоточить, - подумала Семенова. - Где те двести с лишним тысяч евреев, что проживали на этой земле до июня сорок первого года? Одни литовцы в компании с немцами их расстреливали, другие же прятали у себя, рискуя жизнью, и спаслась горстка, несколько тысяч, один живой на полсотни погибших. А имущество всех этих несчастных где то растворилось... и если что то и возвращено общине, то это сущие крохи, в сравнении с тем, что было до войны..."
- А ты знаешь, Семенова, что у Юли возникла проблема с переоформлением литовской визы? - спросила Ильина. - В начале сентября... да, первого числа... у нее закончилось действие годовой многократной визы. Она подала документы на пролонгацию визы, но ей, как это раньше было - автоматом, - продлевать ее не стали...
- Да, я знаю это, - кивнула Семенова. - Сотрудник литовского посольства в Москве, к которому уже в этот понедельник обратились с запросом касательно задержки с оформлением визы, сказал, что произошел технический сбой и что в скором времени необходимые документы будут оформлены.
- Может, это реакция на ее статьи? - предположила Ильина. - Кстати, наши тоже не все согласны с ее точкой зрения. Некоторые считают, что Поплавская слишком остро ставит вопросы. Но с другой стороны, Юля говорит о простых, очевидных, по человечески понятных вещах. О том, например, что тем нескольким сотням стариков, которые проживали ранее в Литве и уцелели в той жуткой мясорубке и которые сейчас доживают свой век преимущественно в Израиле, местными властями должно быть предоставлено... точнее, возвращено... литовское гражданство... Но у местных, которые сейчас, надо признать - не все, конечно, но очень многие, - с горечью, а кто то и с отвращением вглядываются в те драматические события, есть серьезные опасения, что вслед за предоставлением гражданства этим бывшим жителям Литвы последуют судебные иски о возвращении общинного имущества и имущества отдельных граждан...
"Вот было бы шуму, если бы Поплавская осуществила свою задумку, - мрачновато усмехнувшись про себя, подумала Семенова. - В аккурат в воскресенье в Панеряе и Вильнюсе проходили мероприятия, приуроченные к Дню памяти жертв геноцида еврейского народа. На траурном митинге присутствовали и высшие руководители Литвы, и глава израильского кнессета, и множество других важных особ, включая делегации из США, Израиля и России. Там и без того, судя по отзывам очевидцев, было сказано немало и покаянных, и горьких, а то и обвинительных слов, а тут бы еще Поплавская попыталась бы на виду столь важной публики приковаться к одному из надгробий... Надо же, местные власти как будто почуяли что то неладное и в последний момент под каким то предлогом перекрыли ей прямой доступ в свою страну..."
Поняв, что ничего нового, сверх того, что ее фирме и так было известно, из Ильиной не вытащить, Семенова прекратила свой допрос, и теперь они уже приближались к выложенной деревянными щитами тропке через дюны, за которыми в хвойном лесу располагались строения пансионата.
- Если честно, Семенова, - задумчиво произнесла Маша, - в тот день на мой "бокс" пришло более десятка сообщений, в основном связанных вот с этим самым семинаром, на который я приехала в Палангу, и на Юлькино "мыло" я как то не сразу среагировала. Подумала про себя, что Поплавская прикалывается. Я ведь знала, что она не смогла оформить визу в Литву. Она мне еще дней десять... или даже больше тому назад "мыльнула", что у нее проблемы с визой и что она, скорее всего, отправится в Кёниг...
"Да уж, прикололась, - невесело подумала Семенова. - Так прикололась, что из за ее внезапного исчезновения уже почти неделю все на ушах стоят..."
Девушки уже вступили на выложенную щитами тропку и почти перевалили через невысокую гряду песчаных дюн - "соколы" же по прежнему держались позади, но теперь уже всего в нескольких шагах от этой пары, - когда вдруг случилось то, чего никто не мог предвидеть заранее.
Из лесочка прямо навстречу им, как кабан из чащи, выдрался какой то мужик - простоволосый, но в длинном, до пят, плаще. Этот невесть откуда взявшийся тип буром пер прямо на девушек, а его права рука что то такое пыталась нашарить на поясе...
- А ну прихвати его, Римас! - гаркнул Нестеров.
Но Слон стартовал, кажется, еще прежде, чем Стас успел подать команду. Он в два или три скачка нагнал чуть опешивших - так ему показалось - девушек, обогнул застывшую на месте Ильину и уже готов был сшибиться с этим борзым и явно подозрительным мужиком, как последний вдруг, завидев перед собой уже не Семенову и ее знакомую, а неизвестного мордоворота, крутанулся юлой и ломанул обратно в хвойный лесок...
"Бодигарды хреновы! - промелькнуло у Слона в голове. - Тут явное нападение на клиентку, а у нас при себе и завалящего ствола нет!.."
Одновременно с этой мыслью что то просвистело рядышком... ших х х!.. и мужик, который уже вот вот готов был скрыться в лесу - гоняйся потом за ним среди частых сосен и разлапистых елей, - неловко взмахнув руками, как подкошенный рухнул на землю...
Стас подошел к распростертому на земле мужику, возле которого со смешанным выражением легкого недоумения и брезгливости на лице стоял Слон.
- Вуайерист... мать его! - процедил Мажонас. - Или как там этих уродов кличут? Эксти... эксди... эксби... короче, извращенец херов!!
Он перевернул ногой мужика, чтобы тот не отсвечивал на весь белый свет своим жалким и непотребным хозяйством (плащ у того был надет, как выяснилось, на голое тело). Субчик этот явно принадлежит к тому экзотическому, в сущности не опасному, но очень противному племени больных на голову личностей, кто пытается подкараулить дамочек, гуляющих в дюнах или по дорожкам вдоль берега. С тем, чтобы растелешиться у них на виду, словив в этой связи какой то известный лишь им одним кайф.
