И Клеверова, и Даров поглядели на Карпова, и он озадаченно сказал:

— Да… собаки молчали, но, признаться, я как-то об этом позабыл…

— Сонные чары? Тогда почему он один проснулся? — засомневалась Ветла.

— Почему? — поглядел на нее Винр.

— Ответ очевиден, — сумрачно ответил ему Рон. — И вас, Карпов, он не обрадует!

— А-а-а, — прозрел огневик. — Но это магия ведьм, а не магов! Не многим из нас подвластны сонные чары.

— Да, — по-прежнему мрачно, не сводя пристального взора с Винра, отозвался Эферон. — Магов, владеющих этими чарами, можно пересчитать по пальцам. И ваш отец входит в их число.

— Отец — да, владеет, но я нет! — яростно молвил Винр и с досадой дополнил. — Ясно же, что все улики против меня!

— И эта одна из главных, поэтому, ведуньи, о ней мы пока не станем сообщать ищейкам! — красноречиво посмотрел на нас с Ветлой Даров.

— Ну, и как вы прикажете мне его защищать? — суматошно вопросила Клеверова.

— Думайте, ведунья, думайте! Время пока есть! А вы, Карпов, будьте полюбезней со своей защитницей! И это приказ! — сообщил Рон вскинувшемуся Винру.

— И я подумаю на досуге. Уж очень дело запутанное и слишком явные нам подкидывают доказательства, будто по сценарию театральной пьесы! — оповестила я.

— Причем мастерски поставленной! — согласился глава Совета.

— И нам предстоит обыграть этого театрала! Паземка его загрызи! — эмоционально пожелала Ветла, и я молча подписалась под каждым ее словом.

В путь мы отправились уже в сумерках. На мое заполошное:

— А Всполох найдет в темноте дорогу?

Райт снисходительно взглянул на меня, усмехнулся и заверил, что его ящер найдет верное направление всегда и везде.

Дети предвкушали поездку на Всполохе — еще бы! — по дороге до места встречи с Ладовым Солнышка рассказала Миренне и ее шестилетнему брату достоинства «одного знакомого ящера». И теперь они торопили меня, подпрыгивая от нетерпения.

Едва мы взлетели, как начался ливень, да еще и с мокрым снегом. В паланкине было тепло, ибо спина Всполоха оказалась весьма горячей. Дети пригрелись и уснули, убаюканные равномерным полетом, шорохом дождевых капель и уютной теплотой маленького паланкина.

Солнышка и Ромашка прислонились ко мне с обоих боков, а Лешик растянулся на мягком сидении напротив.

Глядя на безмятежно спящих деток, слушая их ровное дыхание, я задумалась о насущном. Дети Эльи все еще не ведали о гибели своей матушки. Но вышло так, что батюшка Миренны был жив, правда, об их родстве знали лишь немногие, да и Винру сейчас грозила нешуточная опасность. Я чувствовала ответственность за всех трех деток и боялась за них. Мне предстояло все очень серьезно обдумать, поговорить с Лориной и дедом Лешика и Ромашки, а уже потом определить дальнейшую судьбу детей.

Ветер снаружи играл свою, одному ему знакомую, длинную мелодию, дождевые капли подыгрывали, изредка к ним добавлялись звуки, похожие на свист, видимо, это Всполох так усердно махал крыльями. Меня разморило и потянуло в сон. Глаза сами собой закрывались, но я не спешила падать в объятия сна, мне необходимо было поразмыслить еще об одном деле и определиться, что я хочу от Дарова.

Миренну и Лешика высадили первыми. Чтобы не пугать местных, ящер приземлился за околицей, и я проводила детей до дома их деда, а после Всполох понес нас в соседнее поселение.

«Липки» были деревней, в общем, небольшой, но вполне зажиточной, расположенной вдали от столицы. Рядом с поселком проходил оживленный тракт, ведущий прямиком в Локмор — один из крупнейших городов Студеного Края. Сами «Липки» находились в стороне от дороги, на берегу кристально чистого озера Ессень полного рыбы, а также с обитающими на дне русалками и нечистым на руку водяным. Любил старичок обыгрывать в карты проходящих мимо обозников, приманенных улыбчивыми русалками на лесистый бережок.

Батюшка мой с водяным ладил и на мелкие проказы последнего смотрел сквозь пальцы, мол, каждый развлекается, как может. Да и не утоп никто в этом озере — русалки строго следили засим, ибо нечего засорять озерное дно всяким мусором.

Домик батюшки стоял на самом краю деревни. Часть окошек строения смотрела на озеро и лес за ним. Мне нравилось любоваться открывающимся пейзажем. Летом, когда солнце отражается в зеленых водах Ессеня, играет бликами на его поверхности. Зимой, когда лес стоит заснеженный, притихший, а темные воды сковывает хрустальный лед и серебрит лунный свет ясной звездной ночью. Золотой осенью, когда в прозрачной синеве озерных вод, как в зеркале, отражается разрисованный яркими красками лес. И весной, когда льды и снега тают, природа вокруг расцветает, и по озеру плывут белые лепестки цветущих яблонь, вишен и черемух.

К моим причудам в деревне привыкли, от того я прятать ящера не стала. Высадились мы посередине улицы. Райта потянули за собой, хоть он до последнего отнекивался, хлюпая при этом покрасневшим носом.

За заборами залаяли дворовые псы, лишь за оградой родителя было тихо. Ладов сразу насторожился, и я успокаивающе покачала головой, а Солнышка уже подбегала к калитке. Прямо за ней обнаружился здоровенный пес, злобно скаливший клыки на мага.

— Пустолаюшка, это свои, — Алийта принялась обнимать зверя, целуя его большой черный нос.

— Как зовут этого пса? — недоверчиво полюбопытствовал Райт.

— Пустолай, — улыбнулась я, и старый пес приветливо замахал хвостом, узнавая мой голос.

— А… — на Ладова напало оцепенение.

— Когда батюшка подобрал его, это был весьма брехливый щенок. Его с обоза выкинули, потому что лаял без видимой на то причины. Вот и назвали пса этим именем. Правда, когда Пустолай вырос, то лаять перестал совсем, только рычит на чужих, да еще скулит иногда, — пояснила я.

— Все у вас, ведьм, никак у нормальных людей, — выдал в ответ огневик свою обычную фразу.

Я небрежно повела плечом, закрывая за нами калитку.

На крыльце нас поджидал батюшка. Солнышка рванула в его объятия, а родитель, строго поглядев на меня, с укоризной произнес:

— Могла бы и предупредить… я магов не ждал.

— Это мой друг, — оповестила Алийта, удивив деда этим высказыванием.

— Ну-у… раз друг, то добро пожаловать в дом. Только разносолов у меня нет!

— Да мне бы кипяточку, впрочем, если не найдется, то я могу и сам себе воду вскипятить! — отозвался Ладов.

— Как нет? Найдем! Проходите, чай не липень на дворе, а конец рюена, не сегодня — завтра зима пожалует!

В жарко натопленной горнице был накрыт стол с простыми деревенскими угощениями: чугунок с тушеной с грибами и мясом картошкой; блюдо с квашеной капустой, в которой, как искорки, виднелись яркие ягоды клюквы; черный хлеб, явно недавно вынутый из печи; яйца всмятку и горячий самовар, сверкающий начищенным боком, а к нему заварник, накрытый «чайной бабой» чтобы сберечь тепло.

Пока родитель что-то причитал и извинялся, наша уставшая с дороги троица принялась за еду. Во время трапезы Солнышка успевала расписывать все достоинства Всполоха, причем делала она это так хорошо, что дедушка Таур растрогался и пожертвовал ящеру на ужин одну из своих домашних курочек.

Райт на ночлег не остался, отговорившись тем, что его просил вернуться в Омбрию Даров.

Мы с дочкой проводили парня и забрались на полати, где Алийта уснула практически сразу после того, как завернулась в стеганое одеяло. За окнами шумел дождь и свирепствовал северный ветер, предрекающий скорый приход зимы в наш край. Ветви деревьев гнулись под его ледяными порывами, стуча в окна и скользя пугающими тенями по комнате. На мгновение я почувствовала себя маленькой девочкой, боящейся чудовищ, прячущихся снаружи. Большой черный кот, скакнувший на меня из темноты, заставил вздрогнуть. Но тут же, словно извиняясь, заурчал, толкая носом лежащую поверх одеяла ладонь, требуя от меня ласки. Я погладила Пышика, почесала за темным ухом, и зверь блаженно прикрыл глаза, разлегшись на моей груди, грея своим теплом. Потаенные страхи отступили и, убаюканная ласковым кошачьим мурлыканьем, я провалилась в сладкие объятия сна.