Закат 1960-х
«Все были страшно богатыми, понимаете, некоторые сидели на шее у государства, другие, не знаю, приторговывая в углу рынка вручную окрашенными подштанниками. <…> В те времена Великобритания была страной с низкими арендными ставками, политикой дешевого продовольствия[442], довольно низкими зарплатами и высокими налогами – большинство моих знакомых жили очень скромно… подержанная мебель, старые дома и старая одежда шли в 1960-е годы по бросовым ценам или доставались вообще бесплатно. Из заброшенного дома можно было вынести вещи – никому не было до них дела. Ох, эти просторные побеленные комнаты с матрасом, накрытым индийским покрывалом, в углу. <…> Чистый аскетизм конца 1960-х»[443]. Поиски лондонского экономичного стиля, которые велись все 1960-е, пока чихвостили «долли-бёрдз», и вверх дном перевернули Кингс-роуд, завершились парой миль к северу от Края света, в некогда респектабельном Кенсингтоне, в магазине Biba Барбары Хуланики. Выше приведен фрагмент из воспоминаний Анжелы Картер, рассказывающей о тех вызванных неприятием популярной культуры и интересом к политике тенденциях, под влиянием которых у ее поколения формировалось чувство стиля: ретро, ориентализм, поиски новых применений для продукции одноразового использования, которые постепенно вытесняли характерную для Bazaar и ранних бутиков фетишизацию необременительной новизны. Сопоставление двух экспонатов из коллекции Музея Лондона наглядно демонстрирует произошедшую трансформацию. Темно-синее вискозное платье-комбинезон 1967 года от учрежденной Мэри Квант Ginger Group воплощает собой изощренный минимализм, характерный для Найтсбриджа Квант. Увеличенная версия домашнего детского костюмчика, застежка на молнию спереди и свободный покрой, вероятно, олицетворяющие курс на оголенность современного функционализма, дополнены броской деталью в виде удлиненного воротничка «а-ля Питер Пен» с отделкой контрастными белыми стежками по краям и общей гладкостью фасона. Шутливая бирка, стилизованная под дерзкий рисунок, поддерживает впечатление, что платье – не более чем детский комбинезон: на ней изображено детское личико в панамке[444]. На первый взгляд может показаться, что белый с темно-голубым костюм от Biba (жилет, прямая юбка с защипами и блузка из хлопковой органзы), созданный двумя годами позднее, сконструирован в соответствии с теми же принципами. Его простая дерзость и внешнее сходство (пуговицы спереди жилета, чрезвычайно функциональная короткая юбка простого кроя) также напоминают о детстве. Но костюм от Biba не производит такого же ощущения невинности. Жилет и юбка подчеркивают соблазнительную линию бедер и обшиты по краям пикантной светло-вишневой ниткой. Блуза оформлена пришитым галстуком и покрыта узором пейсли, длинные рукава дают небольшой объем в плечах и вновь мягко расширяются в запястье, обозначенном симпатичными перламутровыми пуговицами. Наряд от Biba более изощренный, ему недостает игривости, характерной для одежды Квант, он будто бы осознает себя в качестве взрослого платья для вечеринки или особого случая – его явная формальность указывает на едва сдерживаемое желание переступить границу[445].
Александра Прингл, которая подростком в середине 1960-х годов переехала из Челси в Кенсингтон, прекрасно чувствовала скованную атмосферу района: «Только полный самоконтроль и благоприличие, ни следа той свободы и уюта, которые царили в Челси»[446]. И все же Biba, похоже, нарушал это положение вещей, побуждая Кенсингтон «оставить церемонии» и заставляя наконец потесниться «эту крепость старых девиц – Derry & Toms»[447]. В своих мемуарах «От A до Biba» Хуланики, учившаяся на модного иллюстратора, рассказывает, что рано приспособилась к эстетике нищеты и заброшенности, которую Анжела Картер называла характерной чертой последней половины 1960-х годов. В 1964 году Хуланики открыла первый магазин Biba в обшарпанном помещении аптеки на Эббингтон-роуд, W8:
Там сохранилось множество черных и золотых надписей, окна были до половины закрашены черным, с золотой окантовкой. Все наружные деревянные панели были покрыты превосходной облезлой пепельно-синей краской. <…> Друг одолжил нам два бронзовых светильника с тяжелыми черными абажурами. Мы сшили длинные шторы из ткани со сливовым и темно-синим узором Уильяма Морриса и сливовой подкладкой. Я отказалась закрашивать отслоившуюся краску на фасаде[448].
Организовав паломничество в это довольно глухое местечко, Biba в следующем году переехал в большее помещение, в бывшую бакалейную лавку в Кенсингтоне, на Черч-стрит, где, как замечал Джонатан Эйткен, «посреди викторианского великолепия невероятной пышности бордовых обоев и тяжелых гардеробов красного дерева цветистость свингующей моды была совершенно обнажена»[449]. На этом этапе развития магазина ассортимент был простым, но богатым, и включал «все, начиная от ярко-розовых носков до федор величиной с сомбреро и украшений в стиле поп-арт»; бóльшую часть продукции разрабатывали и производили сами сотрудники магазина[450]. Хуланики строго контролировала продукцию Biba и шила одежду на идеальную покупательницу, в описании которой можно узнать «долли-бёрд»:
Она молода и красива. У нее вздернутый носик, розовые щечки и худое тело с длинными тощими ногами и маленькими ступнями. У нее хорошая осанка и довольно маленькая грудь. Ее голова покоится на длинной лебединой шее. Ее лицо – правильный овал, а веки опускаются под тяжестью длинных острых ресниц. Она выглядит неженкой, но на самом деле она – кремень. Она поступает так, как ей хочется, и не слушается советов матери[451].
Такое представление об идеальной внешности разделяли клиентки самой различной конституции – как посетительницы магазина, так и широкая аудитория покупательниц, делавших заказы по почте[452]. Эйткен подсчитал, что «в неделю тяжелые викторианские двери из дерева и латуни пропускали три тысячи доллиз, желавших спустить свои последние шиллинги на соблазнительные… безделушки из этой пещеры Аладдина»[453]. И хотя среди них были знаменитости, такие как Кэти Макгоуэн, Джули Кристи, Силла Блэк, Сэнди Шоу и Твигги[454], основную массу покупательниц составляли «девушки из рабочего класса со скромным… достатком», которые тратили на одежду и аксессуары Biba порядка семи фунтов в неделю. Хуланики гордилась: «доля клиентских расходов не снижается, поскольку новое платье устаревает после месяца носки, и самая тяжелая экономическая стагнация не затрагивает кошельков секретарш»[455].
Этот секрет успешной торговли обеспечил Biba сотрудничество с сетью Dorothy Perkins, а позднее, в 1969 году, обусловил переезд в здание, которое раньше занимал магазин ковров Сирила Лорда на Кенсингтон-хай-стрит. Наконец, превращение в Big Biba, с 1973 года обосновавшейся в универмаге Derry & Toms, ознаменовало отход от изначальных идеалов фирмы и положило начало вредоносному конфликту с собственниками корпорации, British Land, который привел к закрытию магазина в 1976 году[456]. Громкие коммерческие перестановки отвлекли внимание от того факта, что мечты «долли-бёрд» кардинально изменились – красноречивее, нежели раздоры в совете директоров, это свидетельствует о закате мифа свингующего Лондона. Александра Прингл так отмечала перемены:
