К сожалению, Юра долгое время не умел посмотреть на своих родителей со стороны, увидеть их уровень и оценить их опыт, а я вынуждена была считаться с этим.
У меня было немного больше преимуществ и по отношению и к нему, и к его матери. Первое из них состояло в том, что я выросла в селе. В отличие от города, где частная жизнь ограничена четырьмя стенами, в селе люди издавна живут более открыто. И на протяжении своих 18-ти лет, проведенных среди пяти тысяч славгородчан, мне удалось набраться ума, наблюдая многие семьи, их взаимоотношения в нескольких поколениях, и скопить базу данных для сравнения с той семьей, в которую я попала. Безусловно, такой материал был и у свекрови. Но во–первых, он на четверть века устарел, во–вторых, был набран ею на хуторе в тридцать семей, в-третьих, практически в отрочестве, когда мало что понимается, ведь она уехала оттуда в 15 лет. Ну, наверное, еще и то сказывалось, что она не была наблюдательной и вдумчивой, в отличие от меня.
Второе преимущество то, что я сама выросла в полноценной семье. По сути этого не было как у Юры, отец которого сидел все годы его взросления, так и у свекрови, рано осиротевшей. Поэтому я понимала не только интуитивно, но и на практике, как функционирует нормальная полная семья и в молодом своем веке, и когда взрослые дети обзаводятся своими семьями.
Все это вместе позволяло мне видеть, что с родителями моего мужа не все благополучно. В моих глазах они выглядели неразумными детьми, почему–то постаревшими, от которых мы с Юрой в некоторой степени зависим, живя в одной квартире. И коль жизнь их немало била и ничему не научила, то это говорило, что мое слово ими тем более не будет услышано. И я терпела.
Но от событий, разразившихся в то утро, мое терпение лопнуло. Пришлось громко указать на их недостатки, признаться, что они отнюдь не самые главные люди в моей жизни, что у меня есть сестра, благополучие которой мне дороже их покоя. Им это не понравилось, и случился скандал, после которого общаться друг с другом расхотелось. Интересно было наблюдать, как повела себя свекровь в ситуации, когда нормальные люди прибегают к молчанию на пару–тройку дней, а потом все равно начинают разговаривать.
Она вдруг пустилась во все тяжкие — решилась на бытовые пакости, надеясь вывести меня из равновесия. Естественно, делала такое, что ей самой казалось досадным, иначе говоря, она демонстрировала свои уязвимые места, указывала на то, что могло отравить ей жизнь. Я приняла игру и в точности повторяла ее поступки. Начала она с того, что было для нее привычнее профессионально, с обуви: взяла и забросила всю нашу обувь из коридора в нашу комнату, дескать, с глаз долой… И завертелось: я выставляю обувь в коридор, она — бросками возвращает в нашу комнату, причем когда нас нет дома. По правилам игры, я должна была делать то же самое. Поэтому в ближайшее время, когда они с мужем были дома и мирно смотрели телевизор, я принялась мыть в коридоре пол и с многозначительным видом занесла их обувь в их комнату, аккуратно разместив на видном месте. Интерес к обуви у нее сразу же пропал.
Далее она принялась за ванну. Только что я замочу свои вещи для стирки, как она тут же их вынимает, кладет в таз и начинает купаться. После купания, естественно, мои вещи в ванну не возвращаются. Пару раз я промолчала, выходила и достирывала плохо подготовленное белье. Смотрю — не помогает. Пришлось опять применить принцип: делай как я, делай лучше меня.
Нет смысла описывать другие ее находки, потому что потом была кухня, туалет, форточки. Не знаю, до чего бы она вообще дошла, если бы я ей не объяснила, что любое действие, направленное против нас, будет немедленно повторено мною и направлено против нее. Злости ее выходки у меня не вызывали, потому что Юра не давал мне повода сомневаться в нем. Он оставался в трезвом уме. В мои распри с его матерью не встревал, хотя страдал от них — ему трудно было переломить в себе то великое почтение, которое она у него вызывала раньше и для которого сейчас уже не было оснований. Просто он молча наблюдал, что с нею происходит и, видя, что я не загораюсь местью или патологической враждебностью, верил в мои способности мягко отстоять себя и вернуть его мать в прежнее состояние. Увы, она этому сопротивлялась. Итак, на мои слова об адекватных действиях с моей стороны она промолчала и на некоторое время угомонилась. Так мне казалось. Но как же я была наивна!
Через несколько дней я стала замечать, что Юра не хочет без меня выходить на кухню. Я спросила, чем это вызвано, и он признался, что стоит ему оказаться там одному, как появляется мать и начинает изводить его грязной руганью. А он не может ей ответить, он теряется и не находит слов. Ему казалось, что это уже не мать, а чужое непредсказуемое существо, от которого можно ждать чего угодно. Юра начал с опаской есть пищу, простоявшую на кухне без нас. Это становилось невыносимым. Что она себе думала, вытворяя такое? Неужели надеялась на лучшее?
Но я все же не допускала, что она дойдет до крайности и решила придерживаться выработанной тактики — повторять ее поступки. Отбить атаки на моего мужа оказалось проще простого: по утрам я выходила на кухню, когда Юрин отец завтракал, и высказывала ему обиды, заодно указывала на их глупые умы и низкие души — с подробным анализом, почему так говорю. Через неделю он выбросил белый флаг. Прихожу как–то вечером с работы, я тогда преподавала в вузе, а мой муж улыбается и светится, чего с ним давно не было. Мне так радостно было видеть его довольную мордочку, сияние глаз! В чем дело? — спрашиваю. И он рассказал, что в мое отсутствие к нему в комнату вошел отец и дословно сказал такое:
— Скажи своей жене, чтобы она меня не трогала, а моя жена перестанет донимать тебя.
Я ушам своим не поверила!
— Так и сказал «моя жена перестанет…»? — переспросила я. — Не «твоя мама», а именно «моя жена»?
— Да, он так сказал, — подтвердил Юра.
— Выходит, они не считают тебя своим сыном?
— Так получается, — сказал Юра.
— Не понимаю… пусть я плохая, но ты–то что им сделал? — я вспоминала, сколько горя нам принесла моя сестра своим первым замужеством, какие муки и неудобства мы терпели, но наш гнев никогда не был направлен на нее. И это я считала нормальным. А тут столкнулась с извращенной нравственностью. По сути это было проявление отсутствия нравственности, как бывает у людей, не тронутых воспитанием и не знающих, что это такое вообще.
Честно говоря, я думала, что соглашение, заключенное между мужчинами по инициативе старшего из них, действительно джентльменское и будет соблюдаться. Нам бы ничего не стоило не только молчать, но даже и разговаривать с ними, забыв обиды. Правда, сначала я понимала их позицию так, что они злились на меня, полагая, что я обижаю их сына. Но когда они сами принялись оскорблять и унижать его, я их понимать перестала.
Разбираться в этих тонкостях не очень хотелось, мы с Юрой в то время много работали и практически не имели свободного времени. Да и чего тут выдумывать? Они — Юрины родители, и значит, мне не трудно будет забыть досадные недоразумения. Но я видела, что делать этого нельзя, они настроены по–другому — воинственно, и любое мое движение, вызванное доброй волей, примут за признание своей победы. Этого допускать было нельзя, люди, выходящие из ссоры, должны обоюдно покаяться и не претендовать на правоту, иначе война будет продолжаться с новой силой.
Пока я волей–неволей размышляла об этом, Юрины родители снова обманули нас, спокойно нарушили соглашение и опять повели грязную игру. Они вызвали из Киева старшего сына, чтобы настроить против нас и попытаться через него склонить Юру предать меня. Мать учила одного сына вредить другому! Из какого мира вышли эти люди? Такого я не видела, не понимала, такому не учили ни религия, ни мудрецы, ни история человечества. Мои родители до последней минуты приказывали нам с сестрой жить дружно. А тут было все наоборот.
Мы все были дома, когда появился Анатолий. С полчаса родители обрабатывали его в своей комнате, учили слепо ненавидеть Юру и делать ему зло, дескать, тогда они, родители, будут счастливы. Мрак, абсурд! Анатолий вызвал Юру на кухню, буркнув, что надо поговорить. О чем они там говорили, не знаю, но Юра не возвращался, а я душой почувствовала, как ему тяжело. Я вышла в коридор и увидела жуткую вещь — дверь комнаты родителей была приотворена и свекровь, стоя за той щелью, подслушивала, как по ее наущению скандалят сыновья. Она хотела знать, насколько рьяно старший сын выполняет ее грязное поручение и достаточно ли эффективно вредит младшему сыну. Мои силы иссякли, казалось, я сейчас зайду и убью ее. Чтобы этого не случилось, я с силой захлопнула дверь их комнаты и прошла на кухню, чтобы прекратить эту варварскую подлость, затеянную Юриными родителями. Я просто забрала Юра в нашу комнату.
