Может быть, были и другие причины, главное мы все были целы. Как я уже сказал, свет у машины горел и даже работал двигатель. Можно было ехать дальше, но в кабину я уже не полез, дверь заклинило. Да и сам водитель полностью не поместился. Ноги у него были на педалях управления, а сам висел на дверке. Так мы проехали оставшиеся 20 км.

Года два, при выполнении машиной левого поворота, у меня замирало сердце.

Задача была выполнена, и надо было возвращаться назад под Алма-Ату. А машина никакая. На утро в соседнем колхозе с помощью автокрана мы несколько вытянули вверх кабину и, поработав киянками, сделали возможным размещение в ней. Затем я приехал к Роману. Рассказав ему всю правду, учения уже закончились, попросил содействия в ремонте машины на базе рембата дивизии.

Рома минут пять бился головой о биллиардный стол, и называл себя последними словами, за то, что забыл о том, что после выпуска я ушёл служить в спецназ, но в ремонте помог. Однако кабина восстановлению не подлежала. Так и ехали мы до самого Ташкента без стёкол, привязывая дверки верёвками.

Когда по прибытию в бригаду Мосолову доложили о происшествии, он сразу сказал, что видимо старший машины был пьян. Однако, узнав, что старшим был я, он эту мысль сразу отбросил, в то время я уже пользовался его доверием и к тому же слыл в бригаде абсолютным трезвенником. Хотя это было совершенно не так. Я просто выполнял его правило: с кем, сколько, когда, и где. Той кружки пива с сержантом мне хватило на всю жизнь.

На этих же учениях был интересный случай с другой группой нашей роты. Командир группы старший лейтенант Холбаев переодел своих ребят в гражданку, так им было легче выполнить свою задачу. Но по времени они не успевали на свой объект. И тогда Хабиб решил захватить машину. Задача должна быть выполнена любой ценой.

Когда они остановили автобус, он оказался военным, это хорошо, меньше потом будет шума. Женя Усачёв, КМС по классической борьбе вытащил водителя и за руль и сам сел на его место. Офицеры, находившиеся в машине, пытались возмущаться, но, увидев, что у „гражданских” под плащами автоматы затихли. Только Хабиб был в форме, но не с погонами старшего лейтенанта, как положено, а в майорских. Решил, что так будет солиднее.

Проехав километров 40, и совсем не в ту сторону, куда хотели хозяева, ребята пошли на свой объект. Всё бы ничего, но как потом оказалось, в машине ехала какая-то московская комиссия, проверявшая одну из частей округа. Командиру бригады в округе устроили разнос и приказали на командира группы за хулиганство подготовить документы на разжалование, до капитана. При подведении итогов учений Мосолов сказал начальнику штаба, что приказ надо выполнять и оформить Холбаеву документы на капитана. Вот только не помню, было это сделано или нет.

Ещё, будучи командиром группы, в сентябре 1975 году, я готовил и проводил показные занятия для начальников разведок корпусов и дивизий Сухопутных войск. Мы показывали им десантирование из вертолёта, из положения зависания, занятие по тактико-специальной подготовке, и приёмы рукопашного боя. На подготовку нам отвели всего два дня. По ТСП показывали действия группы специального назначения по захвату пленного и его допрос. Так как округ противостоял Китаю, то и допрос вёлся на китайском языке. Пленного изображал Рафик Латыпов, а допрашивал его Саша Латышев оба командиры групп нашей роты.

Языком они владели в совершенстве, оба референты переводчики.

Саша потом ушёл учиться в Академию Советской Армии, и работал в системе ГРУ. Отработал свой срок и в Афганистане, к стати в той же местности, что и я, но позже. Встретились мы с ним, спустя 23 года, на Украине.

Хочется сказать, что наиболее подготовлены по языку были выпускники Киевского ВОКУ. У них была очень сильная кафедра. В середине 90-х годов, уже в незалежной Украине, братья демократы решили, что училищу будет лучше в Одессе, и убрали его из Киева. Перевезти можно курсантов и оборудование, подрастеряв многое по дороге. Но преподавателей, в основном гражданских не перевезёшь. Угробили одно из лучших училищ бывшего Союза. Ну а затем уничтожили его ещё раз, переведя во Львов.

Показуху мы делали на полигоне Среднеазиацкого военного округа «Отар». Руководил сборами начальник разведки Сухопутных сил генерал лейтенант Гридасов. Военный интеллигент и умница. Мне повезло, я заработал у него две благодарности. По одной за каждое занятие. В дальнейшем меня судьба ещё два раза сводила с этим человеком. Это летом 1980 года. Он инструктировал нас, группу офицеров частей специального назначения, прибывших в Кабул для переучивания подразделений 103 дивизии ВДВ на тактику спецназа. И 24 октября 2000 года в Москве, на мероприятиях посвящённых 50-летию спецназа.

Хорошо отложились в памяти учения проходившие зимой 1976 года. Я уже два месяца командовал ротой. Мосолова перевели в Алма-Ату, и бригаду принял Василий Васильевич Колесник. Он решил внести новую струю в процесс боевой подготовки. Было принято решение: каждую роту бригады бросать на неделю в горы, затем неделя учёбы в части, и снова на неделю, но уже в пустыню. В программе боевой подготовки ничего такого не было. Мы задали вопрос: «Как быть с планированием»? Ведь на проверке надо будет отчитываться. Василий Васильевич ответил, как и подобает командиру: «Выполняйте. Всё беру на себя». Вышло так, что первой в горы пошла моя рота. Это было 4 января.

Со знаменем бригады прощается полковник Мосолов Р.П.

Со знаменем командир группы старший лейтенант Стодеревский И.Ю.

С нами пошёл командир отряда, и мой товарищ, Сергей Шапиро, выпускник Казанского ракетного училища. Он хотел первым пройти тот маршрут, по которому пойдут его роты.

Сергей погиб на ученьях в песках Кызыл-Кумах в 1977 году, в день, когда ему исполнилось 30 лет. Мне выпала печальная миссия, быть начальником почётного караула при погребении товарища. Жена его Татьяна так и не вышла больше замуж.

Такие, как Серега, встречаются не часто. Сын, Андрей, пошёл по стопам отца, закончив Ташкентское ВОКУ.

Тактических задач на этот выход не ставили. Надо было пройти 120 км. по горам за шесть дней. Это по прямой 120 км, но в горах прямых дорог не бывает. Надо было выйти со стороны Чимкента (южный Казахстан), преодолеть перевал, и затем по Угамскому ущелью спустится в район западнее кишлака Чарвак (Ташкентская область Узбекистана).

Один световой день мы шли к перевалу. Переночевали у пастуха и утром стали подниматься вверх. Дороги видно не было, всё было занесено снегом, из которого уходили в высь величественные вершины. Проводника у нас не было и по этому пришлось идти по карте, визуально определяя, где может проходить дорога. Чем выше мы поднимались, тем тяжелее было идти. Толщина снега постоянно увеличивалась. Последние километра три снега было по грудь. Человек 5–6 пройти бы не смогли, но нас было 70. И мы прошли. Ведущий менялся каждые два метра. Грудью проложил путь и отваливается в сторону, после прохождения роты пристраивается в хвост. Пока опять не подойдёт его очередь. 11 км перевала мы шли, а точнее пробивались весь световой день. Уже когда стемнело, спустились в горный кишлак Кызыл-Тал. Нас встретили местные жители, казахи, и удивлённо спросили, откуда мы идём. Когда мы сказали, что идём с Чимкента они зацокали языками и удивлённо заговорили: «Бай бой, аскер (солдат). К нам с октября по апрель ни кто не приходит. Даже лошадь не проходит. Как вы прошли?».

Обойдя кишлак, мы стали устраиваться на ночёвку, на берегу реки Угам. Мороз был градусов 25–30. Но не успели мы натаскать хвороста для костров, как к нам пожаловала делегация местных жителей. Они пригласили нас на ночлег в свои дома. Здесь решение принимал командир отряда. Шапиро сказал, что мы на учениях где проверяется выживаемость личного состав и нам надо спать у реки. Среди местных жителей за главного был мула. Он сказал, что законы гостеприимства не позволяют им оставить нас на ночь без крова. И попросил не мешать им, выполнить свой человеческий долг. Что-то было сказано так, а может быть иначе, я уже не помню, но я точно помню, что у Шапиро просто не было выхода. Надо было соглашаться. Чему весь личный состав очень обрадовался. Впереди был ещё длинный путь, и уже ни каких кишлаков. Сошлись на том, что всех нас разместили не по отдельным домам, а в одном, самом большом, он служил у них домом культуры. Предварительно там растопили все печи.