Мне было лет пять. Мы были в гостях у деда сидели, обедали. Я причмокнул раз, дед сделал замечание. Я причмокнул во второй раз, дед сделал замечание. Я причмокнул в третий раз, дед вытер ложку и шлёпнул меня по лбу. Что тут началось, я в рёв, мать в крик, я думал она деда съест. А он спокойно, как ни в чём, ни бывало, продолжал кушать суп.

Когда надо дед мог быть решительным и жёстким. Осенью 1957 года деда ограбили. Хозяйственный двор тыльной стороной выходил на кладбище. Воры залезли ночью и украли не большую свинью и несколько десятков кур. Дед слышал, какой то шум, но не предал значения, так как на улице был сильный ветер и шёл дождь. На следующий день, осмотрев хозяйственный двор, дед сделал вывод, что они ещё раз придут.

Через две недели это подтвердилось. Услышав шум, дед взял ружьё, патронташ и вышел во двор в одном нижнем белье. Один из бандитов сидел на заборе и в руке у него был здоровенный нож, остальные орудовали в свинарнике. Дед, держа ружьё за спиной, потребовал, чтобы они убирались. Сидящий на заборе засмеялся, а затем со злобой прошипел: «Убирайся старый хрыч, а не то я тебе селезёнку пощекочу». Дед на вскидку, с одной руки, выстрелил в него. Бандит упал с забора, трое его подельников выскочили из свинарника и тоже дёру через забор. Дед стрелять по ним не стал, а стал преследовать, перепрыгнув за ними на кладбище. Когда они выбежали с кладбища, он погнал их по улице, не давая возможности свернуть в переулки. При таких попытках он делал предупредительный выстрел перед ними, и свистящая дробь заставляла их бежать дальше вдоль улицы. В полутора километрах была тюрьма, вот туда дед их и загнал.

Но потом начались проблемы. Эти бандюги говорили, что они просто шли по городу, а дед на них напал. Тому, который сидел на заборе и угрожал, выстрелом размозжило руку, и её отрезали. У деда отобрали ружьё и затаскали по судам. Так продолжалось более полугода. Видя такой поворот событий, дед сел и написал письмо в Москву. Немедленно все преследования прекратили, бандитов осудили, а ружьё принесли прямо домой.

Ещё, приходя в гости к деду, когда мне было 5–6 лет, я наводил порядок в «штабах» своих дядек. Они были старше меня не намного. Юрий 1939 года рождения. А Георгий вообще 1941 года. «Штабы» они делали на деревьях, вход шло всё, и доски, и верёвки, и картон. Пользуясь их отсутствием, я забирался туда, кое-что там переделывал, а кое-что экспроприировал. За что не однократно получал. Моими защитниками были мама и бабушка.

В начале лета 1953 года отца отправили в командировку на пограничную заставу Яблоневку, она находилась недалеко от Ашхабада. Отец был офицером отдела боевой подготовки погранотряда, и ему поставили задачу готовить заставу к какой-то проверке. Так как командировка была более двух месяцев, он взял семью с собой. На заставе я получил первые азы воинской службы. Здесь я впервые, в возрасте пяти лет, стрелял из стрелкового оружия и сам сел в седло. До этого отец часто возил меня на лошади, сажая впереди себя.

Первые мои опыты в стрельбе были из пулемёта «Максим». Пулемёт наводили на цель, и я давил на гашетку пяткой, так как надавить большими пальцами рук, как это положено делать, я не мог, силёнок не хватало. С автомата ППШ я стрелял с отцом. Он держал его и наводил на цель, а моя задача была нажимать на спусковой крючок.

В верховой езде у меня было комедийное начало. Солдаты притащили с хозяйственного двора здоровенную свинью, надели на неё седло и посадили меня. Это сейчас я понимаю, какой опасности тогда подвергался, а тогда мне было весело, и я был горд, что сижу в седле самостоятельно. Как только свинью отпустили, она понесла как необъезженный скакун. На моё счастье я спикировал в кучу навоза.

Вообще жизнь на заставе мне нравилась. Я присутствовал при отправках пограничных нарядов на выполнение задач по охране государственной границы, а это особый торжественный ритуал.

Один раз я сыграл заставе учебную тревогу. Шёл, прогуливаясь вдоль контрольноследовой полосы, как пограничники говорят КСП. Она представляет собой полосу вспаханной и хорошо проборонённой земли. Нарушитель, переходя через неё, обязательно оставляет след. И вдруг прямо на моём пути, на тропинке, я увидел кобру. Если бы не колючая проволока за КСП я наверно бы в Иран убежал. Оббежав змею, я рванул домой. Минут через двадцать на заставе началась суматоха, прорыв границы. Это возвращавшийся с границы наряд заметил мои следы. Но быстро разобрались, чей это след, для нарушителя он был явно маловат.

Особенно я любил бывать на стрельбище и на занятиях по конной подготовке. На стрельбище, после окончания стрельб мне всегда давали из чего-нибудь стрельнуть. А на занятиях по конной подготовке, кажется, это так называлось, я видел то, что сейчас можно увидеть только в цирке. Это и одиночная подготовка, и вольтижировка, и действия в конном строю, ну и, конечно же, рубка лозы.

Вольтижировка (возможно, я неправильно произношу это слово) раньше называлась джигитовкой, это захватывающее зрелище. Представьте себе, на длинной верёвке длиной метров десять, по кругу скачет лошадь. На лошади было не обычное седло, без луки, что-то вроде кожаного матраца, по углам петлеобразные ручки и без стремян.

Лошадь скачет по большому кругу, а внутри по малому бежит отделение солдат, человек 6–7, прижимая руки к бёдрам и высоко подбрасывая прямые в коленях ноги. По очереди они подбегают к лошади, заскакивают на полном скаку, проделывают различные упражнения: повороты назад, вперёд и на 180 градусов, скрестив ноги; соскок, держась за седло и сразу снова в седло, соскок на другую сторону и опять в седло; пролазят под крупом скачущей лошади и спрыгивают на внешнюю сторону круга.

Не менее ярким зрелищем была рубка лозы. Вдоль трассы, с обеих сторон, были вкопаны столбики высотой не более метра и диаметром сантиметров десять. Было их около десяти штук, но стояли они не друг против друга, а уступом, что позволяло кавалеристу направляя коня то вправо, то влево поражать лозу. Вверху они имели отверстия, куда и вставлялась лоза. На трассе так же стояли: столб высотой метра два, на горизонтальной площадке на нём лежал глиняный шар сантиметров двадцать диаметром; и сооружение, напоминающее виселицу, на которой весело кольца так же диаметром около двадцати сантиметров. Может быть, было что-то ещё, но я не помню. Кавалерист должен был на полном скаку: срубить лозу установленную с двух сторон, высшим шиком считалось, если срубленная лоза падала не в сторону, а вертикально вниз и втыкалась в землю; разрубить глиняный шар; колющим ударом попасть в кольцо и отбросить его.

Отец всё это выполнял виртуозно, а лозу он рубил двумя шашками, конём управляя ногами, это могли делать единицы. Вообще физически он был развит многопланово. У него была большая пачка всевозможных грамот за спортивные победы, это и конный спорт и классическая борьба и тяжёлая атлетика и даже фехтование на винтовках, и такой вид спорта когда-то был.

Без специального образования он несколько лет был начальником физической подготовки погранотряда.

Стодерееский Ю.П. возглавляет спортивную команду погранотряда.

Отец был среднего роста и крепкого телосложения. Я помню, как он участвовал в художественной самодеятельности, два крепеньких солдата делали на нём акробатические трюки, а он носил их по сцене. Жонглировал и запросто крестился двухпудовой гирей. Я смог повалить его руку в амреслинге только тогда, когда ему было уже за пятьдесят. Службу он закончил начальником боевой подготовки погранотряда.

Я часто в дни школьных каникул ездил с отцом в командировки по заставам. Во время одной из таких поездок меня научили плавать. Один из офицеров, товарищей отца, узнав, что я не умею плавать, просто взял меня за шиворот и бросил в бассейн. Так как я стал тонуть, он меня вытащил, и снова бросил. У меня просто не было выхода, надо было плыть. И я, барахтаясь, как только мог, добрался до края бассейна. Мне тогда было восемь лет.