Прибыв в свой взвод, он располагался в соседнем селе, мы увидели удручающую картину. Люди не мылись в бане уже две недели, и это на целине. Бельё и нательное и постельное грязное. У многих в белье платяная вошь. Как выяснилось, из разговора с солдатами, им постоянно не додавали продуктов. Солдату ВДВ по нормам было положено больше, чем пехотинцу, и мяса и сливочного масла. Но ребятам постоянно урезали даже пехотный паёк. Комбат со своими подручными был просто вор. А наш взводный размазня, у нас о таких людей называли дюймовочками.

Кондратович собрал все объяснения и, забрав взводного, поехал назад в часть, а я остался наводить порядок. Это было не просто, народ озлоблен несправедливостью и просто хамством батальонного начальства. Солдат спецназа не привык к мату, во всяком случае, в нашей бригаде. Дело ещё усложнялось тем, что сельхозработы прекратились, и надо было чем-то занять людей. Сложно было первые двое суток. Мы, я и солдаты, друг друга плохо знали. Они все были с автороты. А это не совсем спецназ, просто рота обслуживания. За двое суток я смог им доказать, что приехал навести порядок, и я это сделаю.

Взвод располагался в школе, в одном из больших классов. После вечерней поверки люди сели на кровати, и многие, стали давить вшей, я такое раньше видел только в кино. Дал им слово, что завтра, максимум послезавтра, будет баня, и им поменяют бельё.

На вечерней поверке не было одного солдата, как мне сказали ребята, он возит старшину роты, который и повинен во всех вышеперечисленных безобразиях. Старшина был не наш, из пехоты. Они же меня предупредили, что он здоровый как слон и к тому же КМС по классической борьбе. Выйдя из школы, я увидел подъехавшую машину нашего взвода. Приказал солдату, водителю, подойти ко мне. Представился ему кто я такой, и спросил, на каком основании он отсутствует на проверке. Из кабины вылез прапорщик с явным алкогольным опьянением и стал встревать в разговор, не соблюдая ни каких субординаций. Я потребовал, чтоб он удалился и не мешал мне. Но слова на этого субъекта уже не действовали, панибратски он продолжал что-то бухтеть. Видя это, я провёл удар правой прямой в голову. Прапорщик, сломав спиной штакетник, завалился в сад. Когда он пришёл в себя, я предупредил его, что если завтра не будет бани и чистого белья, он останется вообще без головы.

Баня была. После бани и вечерней поверки я обратил внимание на то, что не которые солдаты явно под градусом. Выпить где-то на стороне они не могли, я постоянно был с ними. И спал вместе с ними, прямо у двери, на голой кровати, накинув свою плащ-накидку. Вши мне не к чему. У стены стоял, сорока литровый бидон, для воды, ребята подходили, и, черпая кружкой, пили. И тут меня осенило. Я подошёл и тоже зачерпнул, в бидоне была чистая водка, литров пять. А они ведь пили, не закусывая и не морщась, чтоб я не заметил. Гауптвахты не было так, что просто пришлось уложить их спать.

Уже мытых и не вшивых я имел право выводить их на физзарядку. Что я и проделал наследующий день. Выведя взвод утром на улицу, я приказал бежать, но народ продолжал идти. Явно чувствовалась рука организатора. Но я уже был воробей стрелянный. Не хотите бежать и не надо, я даже не стал повторять приказание, вряд ли бы его выполнили. Так в строю, мы ушли от села километра на два. На ребятах было одето, как это и положено на физзарядку, только брюки и гимнастёрки. А мороз около десяти градусов. Смотрю, уже замёрзли, послышался ропот, что пора идти назад. Нет проблем. Я развернул взвод. Скомандовал: «Бегом марш», и сам побежал. Сзади услышал топот, весь взвод бежал. Многие стали меня обгонять, я бежал не спеша.

Наблюдая за людьми, я выявил лидеров, их было трое. Вызывая по одному, не крича, не угрожая, разъяснил им, что если и дальше так пойдёт, по приезду в часть они угодят под суд военного трибунала, как зачинщики. Но я уже требовал от них не просто не саботировать мои приказания, а оказать мне помощь в наведении порядка. Они всё поняли правильно, и все проблемы были сняты.

Надо было готовить технику к маршу на погрузку на станцию Мамлютка. За два дня мы отремонтировали все машины, которые можно было отремонтировать, была проблема с запчастями. А для остальных приготовили жёсткие буксиры. Марш на станцию, около 60 км. наш взвод совершил за два часа. Остальные взвода роты тянулись весь день, подбирая по дороге заглохшие машины. Погрузка была назначена на следующий день, какого чёрта нас притащили раньше? Видимо знали, сколько пехота будет тащиться.

Мороз крепчал, к вечеру было градусов 15. Поступил приказ, чтоб на всех машинах сняли трамблёры. Это для того, чтоб водители не угорели, заснув при работающем двигателе. Но людям негде было спасаться от мороза. Нам не представили ни места для ночлега, ни дров для костров. Я в своём взводе трамблёры снимать не стал. Люди всю ночь провели в тёплых машинах, периодически включая, выключая двигатели. А чтоб не случилось несчастья, я скомплектовал три смены наряда, каждая во главе с одним из лидеров. Они, меняясь, всю ночь ходили и заставляли заснувших водителей выключать двигатели и проветривать кабины. После этой ночи народ в меня поверил полностью. Они видели, как пехота мёрзла всю ночь, несколько человек поместились в наши машины. А утром ещё и оказалось, что около десятка машин пехоты с размороженными двигателями. Трамблёры сняли, а воду не слили.

Утром подогнали эшелон, и началась погрузка. У нас заранее были сформированы крепёжные команды, и они имели всё необходимое. За двое суток до погрузки я посылал машину на станцию, и ребята привезли и крепёжную проволоку, и деревянные колодки. То есть мы выполнили формулу «3-и П». До обеда мы закрепили всю свою технику и, сдав платформы железнодорожникам, ушли отдыхать в классный вагон. Нам полагалась только половина вагона, поэтому мы сразу её отгородили плащ-палаткой и выставили наряд. Остальная рота грузилась весь день и ещё полночи, а мои ребята спокойно спали.

Когда я пришёл и доложил комбату о том, что всё сделано, он, похвалив меня, предложил на следующий год место в его целинном батальоне. На, что я ответил, что если бы у меня душа лежала к сельскому хозяйству, то я бы поступил в сельхоз институт, но у меня, однако, за плечами военное училище. И каждый должен заниматься своим делом.

Через несколько дней мы благополучно разгрузились в Чирчике. Я написал командиру бригады рапорт по деяниям целинного комбата, но, по неизвестным мне причинам, в штабе округа хода ему не дали.

Командуя группой, я получил свой первый орден. А было это так. Если у офицера подразделение, которым он командует, два года подряд является отличным, ему положено присвоение очередного звания досрочно. На меня, и ещё на целую группу офицеров, послали документы в 1973 году. Так делалось каждый год, и досрочные звания приходили. Документы ходили долго, и офицеры досрочные звания получали чуть раньше, чем по сроку, но главное в личном деле делалась запись, что, звание получено досрочно.

В этот раз пришли досрочные звания только на замполитов рот. Мосолов, когда узнал об этом, запретил, больше отправлять на досрочные звания, если не всем, значить ни кому. А мне сказал, что пошлёт на орден.

В 1974 году как раз был введён новый орден «За службу Родине в Вооружённых Силах», был он трёх степеней. Этот орден третей степени я и получил в конце апреля 1975 года. Кроме меня в бригаде этот орден получили ещё трое: мой друг и однокашник Юра Цыганов, мой товарищ и будущий командир отряда Сергей Шапиро, начальник штаба отряда Василий Васильевич Колесник, будущий Герой Советского Союза, главный организатор операции по взятию дворца Амина.

Роту я получил осенью 1975 года, прослужив командиром группы четыре года. Стал ротным в своей родной роте. Она всегда было отличной, и при Владимире Манченко, и при Викторе Коновальчикове. Но отличных рот в бригаде много, для спецназа это не показатель. Я хотел сделать лучшую роту в части. Для этого надо было, в первую очередь, сколотить хороший воинский коллектив. Где один за всех, все за одного, как у Дюма в «Трёх мушкетёрах». Народ был подобран хороший и офицеры и солдаты. Я уже говорил, что лучших из лучших собрал в группу Рафика Латыпова, и он два года подряд занимал первое место в соревнованиях разведгрупп. В боксе мы тоже были первые. Рота бегала такие по протяженности кроссы, какие не бегало больше ни одно подразделение бригады.