1952 Полк обедает Встало солнце литое на небосклоне В полуденной своей, самой яркой красе, Ходят песни повзводно в этот час в гарнизоне, Их выводят старшины из казарм на шоссе. В гарнизонной столовой щи в котлах прокипели, Приготовлена рыжих буханок гора, Жаром пышут котлеты, жир стекает капелью, Черпаками орудуют повара. А за окнами лето, в гимнастерки одето, По дорогам полсвета прошагало чуть свет. Пыль клубит каблуками, бьет железом о камень, Загорелое лето идет на обед. А к его гимнастеркам травинки прилипли, Солью тронуты плечи, щеки выдубил зной, Но к ветрам и дорогам недаром привыкли, Рубят правофланговые шаг строевой. Над столами в столовой бачки словно боги, До сиянья надраены мелким песком, Мисок жаркие диски, запах щей на пороге, И дежурный с повязкою перед полком. Полк столы занимает, шумный, бритоголовый, По команде пилотки летят на скамью, Хорошо поработать солдату в столовой, Поработав до пота в учебном бою. А за окнами клены, в плащ-палатках зеленых, Встали как часовые. Птичий смолк перещелк. Солнце над гарнизоном. Небосвод прокаленный. Тишина на дорогах. Обедает полк. 1952 Гвардейское знамя Мы становились на колени Пред ним под Мгой в рассветный час И видели — товарищ Ленин Глядел со знамени на нас. На лес поломанный, как в бурю, На деревеньки вдалеке Глядел, чуть-чуть глаза прищуря, Без кепки, в черном пиджаке. Гвардейской клятвы нет вернее, Взревели танки за бугром. Наш полк от Мги пронес до Шпрее Тяжелый гусеничный гром. Он знамя нес среди сражений Там, где коробилась броня, И я горжусь навек, что Ленин В атаки лично вел меня. 1953 «Приснилось мне жаркое лето…» Приснилось мне жаркое лето, Хлеба в человеческий рост И я — восемнадцатилетний — В кубанке овсяных волос. Такой, как на карточке старой: Без шрамов военной поры, Еще не видавший пожаров, Еще не ходивший в прорыв На танке гвардейской бригады По дымному тракту боев, Еще не писавший в тетради Ни строчки военных стихов. Во сне в ту далекую пору Я глянул с улыбкой, а там Парнишка с доверчивым взором Шагал напрямик по полям. Веселый, счастливый, довольный, Ничуть не тревожась о том, Что девушка в садике школьном Впервые тоскует о нем. Шагал, не жалея пшеницы, Шагал, тишины не ценя, Не слушая песенку птицы, Что встала у солнца, звеня. На русого мальчика глядя, Мне так захотелось сказать: «Вернись к этой девушке в садик, Ей легкие руки погладь. На тропку сверни из пшеницы, Почувствуй, как тихо вокруг, Послушай залетную птицу,— Не поздно пока еще, друг». Но тут же я вспомнил о том, как Ревел над землею металл, Как в черных окопных потемках Я письма твои ожидал, Как небо казалось оттуда Синей, чем любимой глаза, И тишь приходила как чудо, Когда умолкала гроза, Как падал я в травы устало, Не помня уже ничего… Его впереди это ждало — И я не окликнул его. 1953
Стихи о первой любви Я встретил женщину одну И вспомнил о девчонке русой. Весь город был у ней в плену — Глаз, песенок, проказ и вкусов. Весь деревянный рай земной, Черемуховый, двухэтажный, Со средней школой, с тишиной, Со змеем в облаках бумажным. Мы не встречались десять лет. Лет шесть не знали друг о друге… Из-под ресниц прохладных свет Метнулся в радостном испуге. Она — и не она, собой, Как светом, день преображая, Красивая передо мной Стояла женщина чужая. Я девочку любил тогда. Есть память — с этого вокзала И в юность ходят поезда. «Ты помнишь?..» — девочка сказала. Я оглянулся — Сердце сжалось: Разлукой сожжена дотла, Любовь передо мной предстала, Как степь от солонца бела. Два-три куста воспоминаний На ней пока еще росли, Не зелень, а одно названье, Все пожелтевшие, в пыли… А дальше пепел трав горелых И отпечатки в нем цветов, Когда-то синих, алых, белых, — И я заплакать был готов. Но предо мной, открыта свету, Стройна, лукава, смущена, Стояла и ждала ответа, Как даль весенняя, она. Звала она щемящей грустью, В которой солнце, тишь, гроза… И я забыл девчонки русой Проказы, песенки, глаза. |
