1964 «Дни стали вдруг похожи на пластинки…» Дни стали вдруг похожи на пластинки, А может, на картинки переводные, — В них много охры, сурика и синьки, Они тонки, с листом бумаги сходные. Они слетают красочные, яркие, Пустынные, земные и небесные, Увенчанные зорями, как арками, Пронизанные птицами и песнями. И я гляжу на них с веселой грустью, И я гляжу на них, себя жалея, На тонкие, на легкие, на хрусткие Дни солнечно летящего апреля. 1965
«Куда уходят годы? Ну куда?..» Куда уходят годы? Ну куда? Стекают, как в резервуар вода? Уходят, как на переплав руда? Куда уходят годы, ну куда? Куда ушел вот тот, такой уж год, Который долго ждали наперед, С таким терпеньем, как никто не ждет, — Аж пуп трещал; а где теперь тот год? Куда девался год — и не найти, — Который мы смогли перенести, — Едва-едва несли, хрипя, кляня… Теперь ни камня от него, ни дня. Наверно, где-то копятся года, Как под землею копится руда, Или как шлак, сгоревший навсегда, Иль в небеса восходят, как вода, — Восходят паром, дымом, а потом Плывут над миром, словно облака Прекрасные, все в золоте бока, Воздушные, как музыка райка, И мир на них глядит с открытым ртом. 1965 «Я стану облаком, зарей…» Я стану облаком, зарей, Щепоткою песка и глины, Травинок на ветру игрой, Сверкающим каскадом льдинок. Что в мире через тыщу лет Изменится, вы мне скажите? Иначе станет литься свет Небес на крыши новых жительств? Ослабнет соль в морях и синь? Вино изменится в стакане? Иною стынь и жар пустынь Иным и незнакомым станет? Иль предок мой, кентавр степной, Не те же звезды видел в реках, И шмель над ним кружился в зной Иной, из каменного века? И женщина иной была? И женщина иною будет? Нет! И все той же будет мгла, В которую уходят люди. 1965 В западной Европе 1 По всем морям, материкам и кручам Истории грохочет колесо — С тяжелым хрястом, с яростью могучей — От прадедов к сынам стезей отцов. А я брожу по странам, где давно Все по местам расставлено, по полкам, Оценено, в реестры внесено, И новых не предвидится осколков. Здесь позабыли все про колесо. Гигантский обод на незримых спицах Ничто не крутит. Времени лицо Бесстрастием и скукою томится. И колесо колышется, скрипя, Само собой не трогаясь ни с места… Спят в громе города, музеи спят, Европа с сигареткой дремлет в креслах. Что ей еще? Европа кофе пьет, Все позади — чума и баррикады, Концлагеря, вожди, война, народ, Грядущее… Ей ничего не надо. Немнущийся терленовый пиджак, Дымок над хрупкой чашечкою гнется, И в рюмке, как янтарь, дрожит коньяк… …Что будет, если колесо качнется?!. 2 По случаю побед на той войне Читают лекции пенсионеры. Воспоминанья, словно символ веры, Витают и восходят в тишине. А за углом мальчишки пляшут твист. Транзисторы на шеях, как планшеты. Мир ходуном кидает вверх и вниз, И места в нем для героизма нету. Кому какое дело до войны, Которая была до них когда-то. Ракеты на весь свет наведены, И врут о вечном мире дипломаты. Мальчишки за углом танцуют твист, Трассируют на камни сигареты. Согни колени, вскинься, наклонись — Качается, как тамбур, вся планета. А памятники в розовом дыму Плывут среди каштанов, как виденья, — Подобных никогда и никому Не будут ставить в новых поколеньях. Воспоминаний пенсионный свет Не оживит легенд в забытом храме. Свистят подошвы узкие штиблет, И холодно в жару под свитерами. 1965 «Это было все-таки со мной…» Это было все-таки со мной В день девятый мая, в сорок пятом: Мир желанный на оси земной Утвердил я, будучи солдатом. Пели птицы, радуга цвела, Мокрой солью заливало щеки… А земля сожженная ждала, И с нее я начал, как с опоки. Начал вновь мечты и все дела, Села, пашни, города, плотины, Выбелив на солнце добела Гимнастерки жесткую холстину. Это было все-таки со мной. Для труда, прогулки и парада Не имел я лучшего наряда И в рабочий день, и в выходной. Кто-то за железною стеной Рабским посчитал мое терпенье. Что ему сказать? Его с коленей В сорок пятом поднял я весной, Начиная мира сотворенье. Шел бетон, вставали корпуса, Реки переламывали спины, Домны озаряли небеса, Плуг переворачивал равнины. Это было все-таки со мной. С неба на земные континенты Я ступил, затмив собой легенды, В форме космонавта голубой. Я иду дорогою земной, Перед солнцем не смежая веки… Все, что в мире делается мной, Остается на земле навеки. |