1948 Жеребенок В день ярмарочный на площади Отстал стригунок от лошади. Его напугала сутолока Людей, машин и телег. Он в страхе на все натыкается, Копытца врозь разъезжаются… Наверное, кажется глупому: Останется здесь навек. Среди помидор раскаленных, Лука клинков зеленых, Среди поросячьего визга, Летящего из корзин, Среди пиджаков, да жакеток, Да разных сокровищ лета Ему не найти дорогу, — Куда побежишь один? Но тут, раздвигая в стороны Всю ярмарку разом, поровну Бензином и полем пахнущий, Пофыркивая, напрямик, Обрызганный, пропыленный, На шинах с травой зеленой, Через базарную площадь Двинулся грузовик. И, видно, уж так случается: Стоит народ, улыбается, Идет грузовик, покачиваясь, А за грузовиком Бежит жеребенок площадью, Бежит, как будто за лошадью, Копытца легко подбрасывая, Помахивая хвостом. 1950
Песня Начинается песня эта На делянке, там, где костер, В дым кудлатый сверху одетый, Лапы жаркие распростер. Он ломает сухие сучья, Плещет пламенем у виска, И для песни, пожалуй, лучше В полночь места не отыскать. Высоко, высоко и тонко Тенор песню вывел, — она Все о том, как жила девчонка… А за тенором, как со дна, — Бас, упрямый, тяжелый, низкий, Поднимается на снегу. И летят светляками искры, Пропадая, шипя в кругу. Бородатые, в полной силе (Седина легла у виска), О девчонке вдруг загрустили И запели два мужика. И не то чтобы счастье мимо Пронеслось у них, стороной, И не то чтобы нелюдимы, Одиноки в стране лесной. Просто хожено было много, Этак лет, наверно, с полета, По тяжелым земным дорогам, И давалась жизнь неспроста. Просто были, видать, невзгоды, Просто трудно было не раз, Просто вспомнили вдруг про годы, — Так вот песня и родилась. Высоко, высоко и тонко К синим звездам летит она, Как жила за рекой девчонка, За рекой, за Шексной, одна. 1950 Экзамен Побывал я в клубе армейском. Не бывал я там целый век. Принимало меня семейство, Может, в тысячу человек. «Встать!» — и ветер прошел по залу, Мне ж хотелось сказать: «Садись». Повстречали меня сначала, Будто гость я, а не танкист, Будто я не того же братства, Жженый, стреляный, фронтовой, И неловко мне было в штатском Проходить сквозь солдатский строй. На широкой тесовой сцене Бархат прошелестел и смолк. И в какое-то вдруг мгновенье Я припомнил гвардейский полк. Будто в прошлое настежь двери, И друзей голоса в ответ: «Что ж, послушаем и проверим — Стихотворец ты или нет. Почитай, мы примем экзамен…». И читал я им у костра Под открытыми небесами Возле Мги стихи до утра. Снова мне танкисты не верят И глядят, прищурясь, вослед: «Что ж, послушаем и проверим — Ты на деле танкист или нет…». Нужно им доказать стихами, Что я брал в сорок третьем Мгу, Что прицелом и рычагами, Словно рифмой, владеть могу… Зал откашлялся, смолкнул, замер… Понял я: лишь спустя семь лет, Вот сейчас я держу экзамен — Стихотворец я или нет. 1951 Ночью в казарме От полов непросохших, до блеска надраенных, Холодок поднимается, как от реки. Ходит с саблей дежурный над снами хозяином. В пирамиде луна побелила штыки. Спят, вернувшись с наряда, стрелки, пулеметчики. Сладок сон им, как дома родимого дым, Спят, подсунув ладони озябшие под щеки, На подушках, набитых сенцом молодым. Подобревшие лица и губы упрямые Близким отблеском юности озарены. Есть в нем домик с березкой и старою мамою, Снятся ночью солдатам гражданские сны. В этой комнате, если б могли, мы увидели Реки, горы, долины, дороги в пыли, Слесарей, трактористов, веселых строителей, Мирных жителей — добрых хозяев земли. 1952 Тишина Тишина на границе такая, что слышится, Как залетная птаха присела на куст И упругая ветка под нею колышется, Дождь вчерашний роняя, как пригоршню бус. Тишина на границе такая, что где-то В речке окунь плеснет, ветер дальний пройдет — Слышат все пограничники в строгих секретах, Молодой, но проверенный в деле народ. Тишина на границе такая, что слышится, Если за морем вдруг шевельнется война, Как в порту под пехотою трапы колышутся — Вот какая стоит на границе у нас тишина! |
