«Трус», — подумалось Виктору.

— Пожалуйста, — сухо сказал Абрамов.

Разговор этот оставил неприятный осадок у Виктора. Ему вспомнились намеки Шевченко и командира роты.

«Демагог и трус», — опять подумалось Виктору, и он отправился в Рассыпную падь.

Гродековский фронт представлял собою линию обороны, тянувшуюся вдоль маньчжурской границы верст на семьдесят, от Полтавки до Нижней Алексеевки. Линию от Полтавки до пограничного знака № 18 охраняли отряд латышей и казаки Гаврилы Матвеевича Шевченко; в центре, по обе стороны железной дороги, стояли батальоны под командованием матроса Тихоокеанского флота Уварова и чешского майора Мировского; правый фланг занимали никольск-уссурийские рабочие.

Позициями, собственно, можно было назвать только расположение батальонов у железной дороги; остальные отряды, особенно отряд Гаврилы Матвеевича Шевченко, передвигались с участка на участок. А всего здесь было около одной тысячи двухсот красногвардейцев. Родиной их были не только села и города Дальнего Востока и губернии Центральной России. Здесь собрались люди из Чехии, Румынии, Латвии, Китая, Кореи. Они пришли сюда по своей воле. Это был действительно международный отряд. Что привело их сюда? Уберечь русскую революцию — это значило зажечь мировую революцию (что она должна была вот-вот начаться, в этом глубоко был убежден каждый боец отряда, каждый командир) или, во всяком случае, сохранить вечный огонь, который бы озарял путь всем народам. Так подсказывал им их разум, их пролетарское понимание событий, происходивших в мире.

И особенно поразительной была встреча Виктора Заречного с булочником Ван Чэн-ду. Бывший «поставщик двора» Серафимы Петровны командовал китайским подразделением. Виктора обрадовала эта встреча, и он не мог не улыбнуться, увидев колоритную фигуру Ван Чэн-ду. На нем были гимнастерка защитного цвета, галифе с обмотками и китайские туфли; на голове фетровая шляпа; у одного бедра кольт, у другого — казацкая шашка. Он вылез из окопов, где его воины, покуривая, играли в косточки, и кинулся навстречу Виктору, словно увидел родного человека.

— Мамка здорова? — спрашивал он.

— Здорова.

— Ну, хорошо. А мадама[45]?

— Она здесь, в Гродеково, работает в санитарном поезде.

— О! Хорошо! А сынка?

— Здоров.

— Ну, хорошо… Твоя пиши война?

— Да, да.

— Ну, хорошо.

— Ну, а у тебя как дела, Ван Чэн-ду?

— Его не могу ходи[46]. Чжан Цзо-лин — сволочи, его пускай Калмыкофу[47]. Моя потом ходи война Чжан Цзо-лин.

У них возобновился старый разговор о дружбе русского и китайского народов, о братстве всех народов.

— Тунмэнхой! — весело говорил Виктор.

— Тунмэнхой! — отвечал Ван Чэн-ду и улыбался, сверкая белыми зубами.

Поговорив с красногвардейцами, Виктор поехал в Полтавку к Шевченко, и у них произошел такой разговор.

Шевченко говорил:

— Абрамов раздувает кадило, разводит литературные небылицы, шлет по городам депеши, что наступают две тысячи белых, что противник чуть не ежедневно атакует наши позиции и мы через силу отбиваемся от него. Врет как сивый мерин. Калмыков и Орлов пробуют пробиться небольшими отрядами, мы их рассеиваем. Я просто удивляюсь: почему прислали эсера, да еще штатского, ничего не понимающего в военном деле? Мало, что ли, боевых командиров большевиков или беспартийных? А то эсера, пусть хоть и левого…

Виктор возразил:

— Наши отряды на Гродековском фронте не дают возможности скопившимся в Маньчжурии белогвардейцам проникнуть в Приморье…

— Да у них сил — кот наплакал, — перебил Шевченко.

— Достаточно, чтобы поднять мятеж. В станицах немало притаилось контрреволюционных казаков.

— Я берусь с двумя-тремя сотнями охранять границу, — самоуверенно заявил Шевченко.

— По данным нашей разведки, в Харбине организован так называемый «Дальневосточный комитет защиты родины и Учредительного собрания». Вы это знаете?

— Не слыхал.

— Так вот, этот комитет сформировал отряд. Двадцатого марта в Харбине был парад отряда. Командовал парадом… как вы думаете, кто? л Полковник Орлов, что стоит вон за теми сопками. А принимал парад… как вы думаете, кто?.. Японский генерал Такаянаги.

— Ну, хорошо, — сказал Шевченко (Виктору неясно было, что означало это «хорошо»: соглашался он или оставался при своем мнении). — А почему командует Абрамов? Какой из него, — он хотел выругаться, но сдержался, — командующий? Кто его назначил?

— Абрамов — это другой вопрос.

— Убрать его надо к…

Речи Шевченко посеяли сомнение у Виктора. В самом деле — на Гродековский фронт посланы главные красногвардейские силы Приморья, в том числе чешский батальон под командованием Мировского. Не ошибка ли это?

Вскоре в Рассыпную падь приехал Костя Суханов, с ним — Всеволод Сибирцев и Альберт Вильямс (Вильямсу все еще не давали визы на въезд в Америку; кстати сказать, чемодан его так и не нашелся). Два дня Они объезжали верхами фронт. Командный состав сопровождал их. У Вильямса радостно блестели глаза за стеклами пенсне. Этот интернационалист был просто в восторге, когда увидел в окопах чехов, румын, латышей, китайцев, корейцев. Он без конца фотографировал красногвардейцев и сам снимался с ними у пулемета в своей черной помятой шляпе.

— Я буду писать об этом, — говорил он. — Это восхитительно!

После объезда фронта Виктор с Костей пошли вдвоем по путям в сторону Сосновой пади. Был тихий, наполненный запахами леса день на закате.

Виктор заговорил о своих сомнениях:

— Шевченко утверждает, что силы у Орлова и Калмыкова ничтожны. По его мнению, здесь достаточны сторожевые подвижные отряды. Мы обескровили Владивосток. Там положение гораздо серьезнее… А что касается Абрамова, он в роли командующего фронтом — просто анекдот.

Выслушав Виктора, Костя ответил:

— Вместо Абрамова надо действительно кого-то другого, а все остальное будет зависеть от предстоящих переговоров с китайскими властями. Будем настаивать, чтобы нас пропустили через границу для ликвидации банд Калмыкова и Орлова… Беда, Виктор, в том, что мы отрезаны от Москвы — ни почтовой, ни телеграфной связи. «Недоразумения», о которых говорил нам по прямому проводу Яковлев, приняли характер открытого мятежа с участием контрреволюционеров всех мастей — от монархистов до эсеров. Мы жестоко заблуждались в отношении чехов.

Но ни Виктор, ни Костя и никто другой не предполагали, какой оборот примут дела в самые ближайшие дни.

Виктор получил вызов во Владивосток. В Гродеково он зашел к Жене в санитарный поезд.

— Я тут изнываю от безделья, — говорила она (они сидели в вагоне, в ее купе). — Два-три раненых, да изредка придет из Рассыпной пади больной красногвардеец. Вот вся наша работа.

— А тебе хочется, чтобы было побольше раненых?

— Ты стал какой-то ядовитый.

— Дела, Женя, неважные.

Он повторил то, что ему сказал Костя.

— Нас, несомненно, вводили в заблуждение члены «Национального совета». Это ясно.

— Лгали?

— Мы ничего не знаем.

— Скоро твой поезд, — напомнила Женя.

Виктор заторопился.

— У меня так тревожно на душе, — говорила Женя, когда они стояли у вагона пассажирского поезда, отправлявшегося в Никольск-Уссурийский. — Предчувствие чего-то недоброго.

— Ожидать доброго при складывающихся обстоятельствах не приходится, — ответил Виктор.

Они обнялись и на мгновение застыли. Горяч и печален был их поцелуй,

В одиннадцать часов утра 28 июня, когда на кораблях только что пробили склянки, Всеволод Сибирцев вбежал в кабинет Кости Суханова с газетой в руке.

— Нота Чичерина о чехословаках! — воскликнул он и передал Косте свежий номер «Известий», неведомым путем дошедший до Владивостока.