Именно к этому времени относятся два замечательных рукописных свода древних валлийских легенд: «Белая книга Риддериха» (датируется примерно 1325 годом) – к сожалению, представляющая собой лишь фрагменты собрания легенд под названием «Мабиногион», и «Красная книга Хергеста» (датируется примерно 1400 годом) – первое полное собрание одиннадцати легенд «Мабиногиона». Отметим, что, помимо вполне доказанного факта зависимости этих рукописей от неизвестных и более ранних источников, о происхождении, авторстве и даже переписке текстов практически ничего не известно. Даже название памятника – «Мабиногион» – имеет несколько толкований. Четыре первые легенды объединены под названием «Ветви Мабиноги», то есть «Мабиногион», так как мабиногион – множественное число от мабиноги. А само слово мабиноги, как считают одни, означает «повествование об отроках», другие переводят его как «повествование о юных годах героя», третьи – как «повествование о сыновьях кельтских богов». Следовательно, собрание легенд должно было бы называться «Повествование об отроках и другие древние валлийские легенды», или «Повествование о юных годах героя и другие древние валлийские легенды», или «Повествование о сыновьях первых кельтских богов и другие древние валлийские легенды». Но что исторически сложилось, то сложилось, и сейчас можно лишь строить предположения, почему сложилось так и не иначе…

Волна интереса к валлийским древностям поднялась в XII веке и через какое-то время опять спала, если, конечно, не считать популярный и в Европе и в Америке образ короля Артура, в который неумолимое время постоянно вносит изменения. Собрание под названием «Мабиногион» оставалось неизвестным даже в постепенно забывавшем родной язык Уэльсе до тех пор, пока в 1838 году не вышла в свет английская версия рукописного собрания валлийских легенд в великолепном переводе-пересказе леди Шарлотты Гест (1812–1895), значение которого трудно переоценить, оно сравнимо разве что с влиянием переводов В. А. Жуковского в русской литературе. Итак, «Мабиногион» обрел вторую жизнь в переводе на английский язык и стал первым произведением новой национальной литературы Уэльса, оказав при этом огромное влияние на всю последующую мировую англоязычную литературу. Думаю, любители творчества великих валлийцев XX столетия – прозаика Артура Мейчена и поэта Дилана Томаса – лучше поймут созданные ими произведения, узнав их корни.

Как памятник литературы «Мабиногион», передаваемый из уст в уста, по-видимому, складывался довольно долго, наверняка претерпев к тому же на последнем этапе редакцию монахов, хотя религиозной дидактики здесь нет и в помине. В конце концов он стал представлять разные эпохи и множество персонажей от древнейших мифологических до более поздних и реальных. Рядом с реальными людьми живут волшебники, в повествования о тяжком ратном труде неожиданно вторгаются сказочные мотивы, история сочетается с псевдоисторией, боги общаются со смертными, смертные наделены чертами богов…

Если в первых «мабиноги» можно усмотреть некоторые социальные приметы раннефеодальной эпохи как детства народа, то в последних – о короле Артуре – очевидно тяготение к романтическому и в общем-то абстрактному противопоставлению королевства Артура как царства добра и остального мира как царства зла, куда рыцари уезжают совершать подвиги. И хотя они совершают много подвигов, зла не становится меньше в черном лесе, окружающем королевство Артура, но и не ослабевает желание рыцарей постоять за свою честь, за честь дамы, за честь своей земли. На этом заканчивается повествование о героях и вождях, королях и богах, простых смертных и волшебниках, мужах и женах долгой истории валлийского народа.

Одиннадцать сказаний, представляющих сложившийся в веках литературный памятник «Мабиногион», составляют яркую, словно мозаичную, картину валлийской жизни, которой придают единство два параметра: известная, хотя и менявшаяся, география обитания и вполне определенное, хотя и продолжительное, историческое время.

Л. Володарская

Короля Даведа звали Пуихлом, и он был господином над семью округами Даведа. Как-то раз, отдыхая в своем главном дворце в Нарберте, он задумал поохотиться и избрал для этого Глин Ких. Не медля нимало, он в тот же вечер выехал из Нарберта и на ночь остановился в Хлуин Диарвиде. Поутру он уже был в Глин Кихе, на опушке леса спустил собак, затрубил в рог – и пошло веселие. Псы мчались что было мочи, Пуихл за ними, и вскоре свита потеряла его из виду. Когда он остановился и прислушался, то лай был впереди и сбоку, только сбоку собаки лаяли совсем не так, как те, что бежали впереди.

Наконец между деревьями показался просвет, и Пуихл нашел свою свору, которая ждала его на краю большого поля. Тотчас справа появились олень и другая свора. Половину пути не добежал олень до леса, когда его догнали и повалили наземь сверкавшие белой шерстью и красными ушами псы, подобных которым король не видел во всю свою жизнь.

Пуихл подъехал поближе и, отгоняя чужих собак, стал натравливать на оленя своих.

Тем временем прискакал на светло-сером жеребце-великане всадник в охотничьем платье из серой шерсти и с охотничьим рогом на шее.

Он сказал:

– Вождь, я знаю, кто ты, но не хочу тебя приветствовать.

– Наверно, – ответил Пуихл, – твое звание не позволяет тебе первым приветствовать меня.

– Нет, дело не в звании.

– В чем же я виноват?

– Клянусь небом, тебе неведомы законы приличия.

– В чем я виноват, вождь?

– Нет ничего хуже, чем отгонять от добычи чужих псов и натравливать на нее своих. В этом ты виноват, и хотя я мог бы тебя отпустить, клянусь небом, даже сто оленей не стоят того позора, которым я тебя заклеймлю!

– Ты прав, вождь, но позволь мне искупить зло и стать твоим другом.

– Чем же ты искупишь зло?

– Чем положено по твоему званию, но мне неведомо, кто ты.

– В своей стране я – коронованный король.

– Пусть удача сопутствует тебе, господин. Но откуда ты и как тебя зовут?

– Я – король Аннувина[3], и зовут меня Араун.

– Господин, – спросил Пуихл, – чем мне заслужить твою дружбу?

– Ты заслужишь мою дружбу, – сказал король, – если победишь Хавгана. Его владения рядом с моими, и он все время нападает на меня. Избавь меня от него. Тебе это не составит труда. И я буду тебе другом.

– Я с радостью. Скажи только, как это сделать.

– Скажу. Но знай, я не прошу о невозможном. И, клянусь, я буду тебе преданным другом. Ты поедешь в Аннувин вместо меня, и самая прекрасная дама в Аннувине станет твоей. Я сделаю так, чтобы все принимали тебя за меня и чтобы ни один паж и ни один воин не усомнился в том, что ты – это я. Так, начиная с завтрашнего дня, пройдет год, а через год мы встретимся здесь.

– Будь по-твоему, – согласился Пуихл, – но как мне узнать врага?

– Ровно через год мы поклялись сойтись у реки, и ты явишься в моем обличье и покончишь с ним одним ударом. Однако берегись. Если он попросит тебя ударить его еще раз, не делай этого, как бы он ни просил. Я вот не утерпел, и он взял надо мной верх.

– Но скажи, как мне оставить на год мое королевство? – спросил Пуихл.

– Ни один твой подданный, ни один мужчина и ни одна женщина, не узнают, что я – не ты, пока я буду править в твоем королевстве.

– Тогда у меня нет причин отказывать тебе, и я отправляюсь в путь.

– Желаю тебе удачи, – сказал Араун. – Пусть будет прямой твоя дорога. И позволь мне проводить тебя до границы моего королевства.

Араун скакал рядом с Пуихлом, пока не показался дворец.

– Отныне мой двор и все мое королевство в твоей власти. Иди смело во дворец. Никто не узнает в тебе чужака. Только советую тебе сначала приглядеться к нашим обычаям, а уж потом поступай как знаешь.