Теперь я с этим справился. Я смог руководить моей большой корпорацией и снял фильм так, как мне хотелось. Он не так хорош в результате длительных съемок, каким мыслился.

Половину ответственности я беру на себя, а другая половина – это кое-какие неверные решения, которые я принимал, нанимая людей, но я мог бы написать сценарий получше, многое мог бы сделать, я мог бы осуществить лучшую режиссуру.

Когда я видел вас в Калифорнии прошлым летом, вы были расстроены. Вы сказали, что роботы выглядят не так, как надо: R2-D2 был похож на пылесос, вы увидели пятьдесят семь отдельных изъянов в C-3PO. Мало того, вам не нравилось освещение. Казалось, все не состыковывается. Состыковалось?

– Ну, ко времени нашего возвращения в Калифорнию меня более всего не устраивало освещение в картине. Я оператор, и мне нравится более экстремальный, более эксцентрический стиль, чем тот, в котором снят фильм. Роботы так и не сработали. Каждый раз, когда работало дистанционное управление, R2 поворачивался и врезался в стену, а когда в него поместили лилипута Кенни Бейкера, устройство оказалось таким тяжелым, что он едва мог сдвинуть его и, сделав шаг-другой, был уже без сил. Он так и не смог пройти по комнате, и нам пришлось снимать его и крупным планом, и сзади, чтобы казалось, что он идет. Все это на самом деле чудо кино, а не что-либо иное.

Вот именно это и удивительно, потому что, посмотрев фильм, я поразился. Я не увидел никаких нестыковок и ошибок. Я пошел снова и заметил, быть может, пару несоответствий, а дело вот в чем, оказывается.

– Я не вижу ничего, кроме нестыковок. Фильм – это нечто двойственное, он или работает или не работает. Он не имеет никакого отношения к тому, насколько хорошо вы работаете. Если вы доводите его до того уровня, когда он захватывает публику, это значит, что он работает, вот и все. Это некий сплав, и тогда все остальное, все ошибки уже не в счет…

«THX» оправдал семьдесят процентов моих ожиданий. Не думаю, что когда-нибудь может быть достигнут стопроцентный результат. «Граффити» получился примерно на пятьдесят процентов, но я понял, что остальные пятьдесят процентов получились бы, будь у меня чуть больше времени и денег. «Звездные войны» оправдали мои ожидания примерно на двадцать процентов. Это действительно все еще хороший фильм, но он не во всем оправдал мои ожидания.

Успех фильма, должно быть, гарантировал некоторый успех в запущенной вами коммерческой программе.

– Наряду со всем остальным, снять этот фильм меня побудило и то, что я люблю игрушки и игры. И вот я подумал, что было бы здорово открыть своего рода магазин, который предлагал бы смешные поделки, и долгоиграющие пластинки или мои любимые старые записи рок-н-ролла, и старые игрушки, и множество всего, что меня окружает, – то, что не купить в обычных магазинах. Мне также нравится придумывать игры и вещи, а умение придумывать игрушки и вещи требовалось при создании фильма. Я также подумал, что торговля даст мне со временем изрядный доход, и я смог бы уйти из профессионального кинематографа и заняться съемками собственных фильмов, моего собственного абстрактного, причудливого, экспериментального материала.

Поэтому теперь вы хотите продавать игрушки и игры и делать эзотерические фильмы?

– Да. Фильм «Звездные войны» имеет успех, и, по-моему, продолжения будут иметь успех. Мне бы большой магазин, где я смогу продавать все замечательные вещи, какие захочу. К тому же я диабетик, не могу есть сахар, и мне хочется открыть магазинчик, где будут продаваться хорошие гамбургеры и мороженое без сахара, потому что этого заслуживают все, кто не может есть сахар. Просто нужно время, чтобы уйти и заняться всем этим, и нужен доход.

«Звездные войны» – это научная фантастика, которая вторгается в эпическую и героическую традицию.

– Всегда было одно и то же, и, насколько я понимаю, это самый обширный пласт художественной литературы. Слишком плохо, что фантастика снискала сомнительную репутацию комикса, из которого, по-моему, мы уже давно выросли. Думаю, научная фантастика стремится разрушить этот имидж и пытается стать занятной и серьезной. Того же и я пытался добиться, снимая «Звездные войны». Бак Роджерс[99] просто точно так же имеет право на существование, как, по-своему, и Артур Ч. Кларк[100], то есть это две стороны одного и того же. Кубрик снял сильнейшие вещи в рациональном плане, а я попытался уделить большее внимание плану иррациональному, потому что это кажется мне необходимым. Мы снова полетим на кораблях Стенли, но, надо надеяться, у нас будет при себе мой лазерный меч, и Вуки будут на нашей стороне.

Итак, вы определили, на что вы претендуете.

– Итак, я определил, что претендую на то, чтобы сделать все немного романтичнее. Боже, я надеюсь, что фильм чего-то достигнет, если он увлечет хотя бы одного из тех мальчишек, кому сейчас десять лет, настолько, что тот заинтересуется космосом и романтикой приключений. Влияние кино не столь велико, чтобы благодаря нему появился новый Вернер фон Браун или новый Эйнштейн, но достаточно для того, чтобы просто увлечь подростков серьезным изучением космоса и убедить их в том, что это важно. Не по какой-то рациональной причине, но по всецело иррациональной и романтической причине.

Я был бы очень рад, если бы когда-нибудь Марс был заселен и, когда мне исполнится девяносто три года или сколько там, глава первого поселения сказал бы: «А ведь я пошел на это, потому что надеялся, что встречу здесь Вуки».

Оглядываясь назад, как ты считаешь, насколько ты подготовилась к собственному успеху?

– Я никогда не загадывала наперед. Никогда не ожидала такого успеха.

Никогда? Даже репетируя перед зеркалом?

– Нет. Это было хобби, которое переросло в профессию. Я была благодарна, что появилась одна запись. Знала только, точнее, чувствовала, что слабое место в предыдущей работе воодушевляло меня на следующую. Всю жизнь я писала стихи и рисовала. Всегда хотела исполнять музыку и баловалась этим, но никогда не думала, что буду заниматься всем сразу. Мне это и в голову не приходило. Только когда Дилан начал писать песни-поэмы, меня осенило, что вообще-то стихи можно петь.

Именно тогда ты начала петь?

– Кажется, я по-настоящему начала петь, когда болела полиомиелитом. Нил (Янг) и я одновременно болели полиомиелитом во время эпидемии в Канаде. Мне было девять лет, и меня положили в особую палату на все Рождество. Мне сказали, что я больше не смогу ходить и не смогу поехать домой на Рождество. Я была против. Поэтому я начала петь рождественские песни и обычно пела их очень громко. Когда в палате появлялась медсестра, я пела еще громче. Мальчик на соседней кровати, знаете, все время жаловался. Выходило, что я просто играла на публику. Так я впервые начала петь для других.

Ты помнишь первую купленную тобой пластинку?

– Первая купленная мною пластинка была с классической музыкой. Я посмотрела фильм «Три истории любви»[101] с темой (напевает всю мелодию), кажется, Рахманинова. Ее все время исполняли на радио, и я от нее была без ума. Пластинка была на 78 оборотов. То есть у меня уже были записи «Alice in Wonderland» и «Tubby the Tuba», но самой первой и любимой была «The Story of Three Loves».

А как насчет поп-музыки?

– Понимаете, поп-музыка была другой в то время. Сейчас мы говорим о 50-х годах. Когда мне было тринадцать лет, хит-парад звучал один час в день – с четырех до пяти часов. По выходным передавали первую двадцатку. А весь остальной эфир принадлежал Мантовани[102], кантри и радиожурналистике. Почти все время кантри, которое меня не привлекало. Мне оно казалось примитивным. Даже в детские годы мне нравились более сложные мелодии.