1960 Николай Флёров Баллада о матросской матери Матери моей Надежде Дмитриевне Флёровой Пришла печальная и строгая. Не день, не два ее сюда Везли железною дорогою На Крайний Север поезда. И наконец, дойдя до палубы, Так сильно утомилась мать, Что, кажется, сейчас упала бы, Когда б ее не поддержать. Закатное густело зарево, Окутав скалы и залив. И тихо, тихо разговаривал С матросской матерью комдив. «Вот так же, Марфа Никаноровна, Закат пылал и в том бою, Когда с товарищами поровну Делил ваш сын судьбу свою. Он, может быть, всю жизнь вынашивал Мечту о подвиге своем. Награду — орден сына вашего — Мы вам сегодня отдаем». Нет, слез у матери не видели, Наверно, выплакала их Давно, в лесной своей обители, Средь гор уральских снеговых. И, снова рану сердца трогая, Переживая вновь беду, Она спросила: «Как дорогу я К могиле Ваниной найду?» Комдив смотрел на мать растерянно, Ей не решаясь объяснить, Что нам обычаями велено Матроса в море хоронить. Сосной и травами душистыми Пахнуло к нам из темноты, — Держала мать живые, чистые, Слегка увядшие цветы. И сердце будто бы застыло вдруг, И словно рухнула скала… Ведь мать к могиле сына милого За много верст Цветы везла. …Наперекор порядкам принятым, С матросской матерью в поход Эсминец шел к зыбям раскинутым, Встречая солнечный восход. Надолго, с небывалой силою Тот день и час запечатлен, Как над сыновнею могилою Мать отдала Земной поклон. И там, где был давно отмеренным Известный градус широты, — По океанским гребням вспененным Поплыли яркие цветы. Над необъятными просторами Перед прозрачной кромкой льда Они венками и узорами У корабля легли тогда. Казалось, не цветы разбросаны За темным бортом корабля, А это — Утренними росами Омыты русские поля. И каждая росинка близкая, Сверкающая бирюза — Ее, казалось, материнская, Сейчас пролитая слеза… Шли в базу, Завтра ли, сегодня ли — Все знали: вновь дружить с волной. И мы наутро якорь подняли, Прощаясь с бухтою родной. А у причала невысокого Стояла, выйдя провожать, Уже теперь не одинокая И всех нас любящая мать. И, глядя на море с тревогою И боль и радость затая, Сказала нам перед дорогою: «Счастливый путь вам, Сыновья». Мы вышли в даль необозримую, Где смелых бурям не сломать, И каждый вспоминал родимую, Свою, Единственную мать; И знал, что сколько миль ни пройдено — Она с ним шла одним путем. И не случайно Нашу Родину Мы тоже Матерью зовем. 1945
Герман Флоров Голубика Голубика, голубица, Ягода таежная, Для чего тебе родиться В этом бездорожии? Для чего в краю лосином Ты красуешься, растешь И над пагубной трясиной Гордо ягодки несешь? Созреваешь втихомолку, Чтоб попасть медведю в пасть, Ты б к рабочему поселку, Голубика, подалась. Подоткнув шелка и ситцы, Вольный промысел любя, Сибирячки-молодицы Собирают там тебя. И руками, И совками Сыпят с бойким говорком… Тонут кони под вьюками, По трясине мы идем. Сбил с пути нас дождь угрюмый, Стала тропка дном речным. И бредет отрядом дума: «Может, карты не точны?» И глядит, глядит нам в лица Синяя, тревожная Голубика, голубица, Ягода таежная! Каплет с неба, каплет с веток; Только мокрый бурелом, Только слышно — в сопках где-то По-медвежьи ухнул гром. Только дальше углубиться Нам мешает топкий мох. Почему же, голубица, Не растешь ты у дорог? Есть дороги — загляденье! Кто не хаживал по ним? Где-то рядом с днем весенним Мы их в памяти храним. Там холодными ночами Не теснятся у костров. Там мы, ягодка, встречали Нашу первую любовь. И теперь она искрится И теперь поет, маня. Сто веснушек да ресницы — Вот и вся любовь моя! …Тонут кони, вязнут кони, Над трясиной синий свет… Как кедровка по-вороньи Прокричала нам вослед, Как сумели мы пробиться, Злые, осторожные, Знаешь ты лишь, голубица, Ягода таежная! |
