— Я бы ещё пушки поставил в башнях у ворот на первом ярусе, чтобы близ них бить ордынцев, — добавил Степан.

   — Годится и то, и другое, — согласился Даниил, — и потому, как заготовим лес, ты, тысяцкий Иван, готовишь со своими ратниками срубы и бойницы, ещё тараны к воротам. А ты, Степан, ладишь со своими умельцами карнизы, как ты их назвал. К тебе, Григорий, особая просьба: подними на помощь воинам всех горожан. Вели им камни собирать по округе и по берегам реки Снежеть. Да пусть заносят их на стены. И последнее: ни себе, ни людям никакой пощады за лень. Пока не укрепим стены, никакого отдыха! А там уж, как судьбе угодно, будем ждать ордынцев.

Уже на другой день ранним утром, после трапезы, первая тысяча конных ратников отправилась в лес, который начинался северо-западнее Мценска за версту от него. Вскоре кони потянули волоком первые брёвна и жерди. Лошадей жалели. Только одно, чисто обрубленное от сучьев бревно конь тащил на постромках. В первый же день тысяча Ивана Пономаря поставила в город за три ездки почти половину нужного материала. Ещё день, и урок будет выполнен.

Так слаженно ратники Адашева начали укреплять свою «твердыню».

А весна уже накатывалась на Мценскую землю. Грачи отбушевали на гнездовьях, уселись высиживать птенцов. Теперь надо было ожидать ордынцев. Конь уже не пропадёт от бескормицы: появились травы. Русичам пора было подумать о дозорах. Даниил выслал их в трёх направлениях: прямо на юг, к Муравскому шляху, на запад, в сторону польских земель, и к востоку, в сторону Казани. Сказано было дозорным держаться от Мценска не дальше двадцати вёрст, чтобы весть о приближении орды дошла быстро.

Уже близились к концу работы по укреплению крепости. Иван Пономарь и его воины выполнили свой урок: поставили срубы, укрепили ворота, прорубили бойницы. Воины Степана навесили карнизы. Их изготовили без единого гвоздя, но прочно. Каждое сопряжение жерди и брёвна делали «ласточкиным хвостом» — конём не порвёшь такое соединение. Цепляли верёвками, десять—пятнадцать воинов пытались сорвать карнизы — не удавалось. Потом одни воины ставили к ним лестницы, а другие наверху одним движением рогатины валили их. А когда кто-то из воинов достигал карниза, показывался над ним, он тут же получал удар в грудь.

   — Ты только легче бей, а то конец! — кричал воин, идущий на «приступ».

   — То-то, не будешь на чужие стены лазить! — шутили наверху.

Казалось бы, всё было предусмотрено в крепости, чтобы встретить врага во всеоружии. Однако дозоры день за днём напрасно всматривались вдаль степей, пытаясь по малому признаку угадать приближение орды. Даже воронье, сопровождающее орду, не показывалось в небе.

Однажды Даниил вспомнил про Козельск, который теперь стоял за его спиной, вёрстах в ста пятидесяти. Тогда Крымская орда навалилась на него с северо-запада, на обратном пути. Что ж, надо быть настороже, потому как коварство крымцев непредсказуемо.

Наступило лето. Григорий Жолобов выезжал из Мценска за кормом для полка в Серпухов и привёз оттуда вести, озадачившие Даниила.

   — Крымцы ноне идут на Русь вкупе с Ногайской ордой. И начали ногайцы разбой на правобережье Казанского края и в Чувашии. Там сожгли город Шумерляй, потом Сергач в Новгородской земле. Теперь к Рязани подошли. Да сказывают, что хан Девлет-Гирей за мордобитье под Тулой хочет посчитаться с царём-батюшкой. А куда главные силы бросит, ещё неведомо.

   — Выходит, что и о Козельске вспомнит, — заметил Иван. — Мы ведь тогда племянника Девлет-Гирея побили. За Козельском и догнали.

Июнь стоял жаркий. Ратники, управившись с делами, кои задал им воевода, обходили округу, бродили по полям, брали в руку землю на пашне, взвешивали, сколько даст зерна: ржи, ячменя, овса. Дивились силе земли. Она обещала щедрый урожай. Борисоглебские мужики искали себе целину, дабы поставить на ней избы, зажить новой жизнью на реке Снежеть. А с востока к Мценску уже приближалась беда.

Сам хан Девлет-Гирей с Крымской ордой подошёл-таки к Туле и осадил крепость. А ногайского князя Губенчи с десятитысячной ордой отправил зорить западные земли Руси вплоть до Брянска, и на его разбойничьем пути оказался город Мценск. Дозорные с востока примчали в крепость под утро. Ногайцы на ночь остановились в чистом поле. Дозорные наблюдали за ними близ деревушки Малое Тёплое, что в двадцати вёрстах от Мценска. Даниил прикинул, что в полдень они появятся близ крепости, упрутся в неё, и тогда уж сечи не миновать.

И всё-таки Даниил вздохнул с облегчением. Да, ногаев в пять раз больше, чем защитников крепости, но это менее искусные воины, чем крымчаки. Били же ногайцев под Казанью за милую душу. Однако Даниил погасил в себе надежду на лёгкую победу над врагом, настроился встретить его не абы как, а во всеоружии. Выслушав весть дозорных, Даниил поднял полк по тревоге, велел тысяцким и сотским готовиться к бою. Не забыл и о том, чтобы послать гонцов за дозорами на юг и на запад: там всё-таки двадцать умелых воинов.

Когда ратники заняли свои места на стенах, под навесами у бойниц, когда в башнях встали у бойниц пушкари и стрельцы, к Даниилу подошёл Степан и посоветовал:

— Батюшка-воевода, а что ежели нам в засаду поставить сотен пять ратников?

Даниил задумался: соблазнительно напасть на орду внезапно со спины да тут же сделать вылазку из крепости. Однако и риск большой. А что, если за ногайцами следом идут татары? Дозорные того могли не знать. И тогда будет ослаблен гарнизон, тогда пятьсот воинов обрекут себя на гибель.

   — Нет, Степан, с засадой придётся обождать. Вот ежели бы летучий ертаул в сотню сабель — страх нагонять... Опять же лишь тебе я доверил бы этот отряд, но ты в крепости нужен.

   — Твоё слово последнее, воевода. Ладно, мы и отсюда посмотрим, чего стоят эти ногайцы.

Той порой Даниил подумал, что есть ещё время отправить из крепости в ближний лес, в захороны, жителей города. Он велел собрать их на площади. Но пришли немногие, да и те в один голос заявили, что не покинут Мценск.

   — Мы будем помогать воинам защищать город. А наши жёны раненых в свои руки возьмут, — выразил общее мнение пожилой, но ещё крепкий городовой приказчик Митрофан Емсков.

   — Ну смотрите, не держите на меня обиды, ежели что. Врагов ведь тьма, а нас мало.

   — Выдюжим. Нам бы только не дать ордынцам поджечь город, — ответил Митрофан.

   — Это верно. Тогда выходите все во дворы, ловите горящие стрелы, ежели ордынцы будут пускать их.

А в это время в крепость прискакал ближний дозорный.

   — Батюшка-воевода, с восхода катится орда! — крикнул он.

Даниил побежал к восточной стене, велел ратникам придвинуть к воротам туры, сам поднялся на стену, прислушался. Пока было тихо, и с полчаса ещё не доносилось в крепость гула приближающейся орды. Но вот он стал накатываться, и всё сильнее, сильнее. Похоже, орда миновала деревню Бобрики, приблизилась к селению Березово. «Эх, речка Снежеть, встала бы ты на пути ногаев», — мелькнуло у Даниила. Гул уже был явственный, вот-вот ногаи появятся из-за ближней рощи. К этой роще выходили восточные крепостные ворота. Близ них, за таранами стояли четыре пушки, и в башне две. Была возможность ударить по ордынцам выстрелами из шести орудий в упор. И может быть, под одно их ядер попадёт сам князь Губенчи. Даниил слетел со стены, подбежал к пушкарям, крикнул:

   — Заряжайте! — И тут же велел воинам оттащить тараны и распахнуть ворота.

Только пушкари управились с зарядами, зажгли фитили, только распахнулись ворота, как из-за рощи на дороге появилась конная лавина. Вот она уже совсем близко, и можно стрелять. Даниил приказал:

   — Огонь!

Вспыхнул порох, и прогремели шесть выстрелов. Ядра ударили в самую гущу ордынцев. Там всё сразу перемешалось. Падали убитые кони, на них налетали задние всадники. Замешательство ордынцев длилось несколько мгновений, но их хватило, чтобы вновь зарядить пушки и выстрелить залпом. Ударили из пищалей стрельцы из башни, со стен, из бойниц, что шли по низу стен. Ордынцы были ошарашены, многие развернули коней, чтобы удрать. Но сзади на них напирали свежие силы, всадники растекались по кругу. Тысячи их помчались вправо и влево, чтобы обложить крепость.