Убедившись, что в комнатах пусто, она с опаской проникла в сад, обошла бассейн, сделала пару шагов в сторону зарослей, но пулей вылетела обратно.

— Точно, — подтвердила она. — Только с ним что-то не то…

— Все то, — заверил Миша. — Ипостась неустойчивая. Я решил, если натурализовать его целиком, то с возвращением возникнут проблемы.

— Это и есть Птицелов?

Похоже, ни разу в жизни Алена не удивлялась сильнее. Казалось, она боролась с желанием очнуться от спячки. Мы же с Мишей наперебой рассказывали, как важен для секторианской науки каждый миг пребывания здесь этого существа с неустойчивой ипостасью, и о том, как Вега неправ, что игнорирует наше общество. Что даже сексуальные отношения между гуманоидами и людьми, по нашему мнению, не могут сравниться важностью с делами, которые ждут его здесь. Мы пожаловались на то, что начальство потеряло к нам не только интерес, но и доверие; на то, что мы не знаем, как подкатиться к шефу, чтобы самим уцелеть и ему не подорвать здоровье; на то, что деликатные намеки давно не проходят…

— Что?! — вдруг воскликнула Алена, словно, наконец-то, проснулась. — Деликатные намеки? Сейчас я сама к нему подкачусь… — она полезла в сумочку за телефоном. — Сейчас я так деликатно к нему… Ну, вы даете, братцы! У меня нет слов! Какой же код у этих проктолого-анатомов? — ворчала она, перебирая кнопки. — Сейчас я ему объясню… Сейчас я приведу в тонус этого… профессора, доктора анально-вагинальных наук… Вега! — закричала она в трубку. — Быстро! Бросай все, бегом в минский модуль! Пока еще не поздно. — Последнюю фразу она произнесла полушепотом и, по своему обыкновению, не стала выслушивать мнение оппонента. — Вы меня убили, ребята. Что угодно от вас ожидала, но это уже через край!

Как я ни старалась продлить инкогнито Птицелова, оно оказалось утрачено вмиг, окончательно и безвозвратно. Минуты не прошло, как перезвонил Адам:

— Что опять стряслось?

— Полный рок-н-ролл! — ответила Алена.

— Миша! — спросил Адам. — Что взорвалось? Вы живы?

— Рок-н-ролл этой ночью… — спел Миша. — Я думал, будет хорошо, а вышло не очень… — и напомнил мне шепотом, — сто ночей любви все равно за тобой!

К ночи на моей кухне собрался весь бомонд: Вега с походной сумкой и Этьеном, который ни бельмеса не понимал по-русски, но желал взглянуть, куда это шеф стремглав понесся с торжественного приема, вылетел как ошпаренный из-за стола, не угостившись. Мало сказать, понесся… Подорвался и испарился, оставив инверсионный шлейф в небе над Европой. Судя по скорости перемещения, оно осуществлялось не самолетом. Скорее, транспортом, гипотетическая возможность которого только обсуждалась на семинаре. Следом за Вегой примчался Адам, словно натурализовался из фазы, и занял место за столом как раз напротив зеленой кляксы. Рядом с Адамом разместился Индер с запасным баллоном для «акваланга», — понятно, что заседать он собирался до победного финиша. Между Индером и Вегой устроилась Алена, уполномоченная представлять мои интересы. У краешка стола раскачивался на табурете взлохмаченный Миша. Рядом с ним сидел Андрей в костюме и галстуке. На Мишином фоне он производил впечатление доцента, намеренного принять зачет у студента-прогульщика. Возле Андрея пристроился Водя Сивухин, не вполне отмытый от машинных внутренностей, но с полным пониманием своей ответственной миссии за столом. Водю никто не гнал. Всем было не до Води. Замыкал кольцо пустой стул, предназначенный для меня, но моего участия не требовалось. Без меня было ясно, что дело дрянь. Мы с Птицеловом тихо сидели в садике, как два овоща на грядке, ожидая своей участи. То, что нас обоих выдерут за «ботву», не оставляло сомнений. Интересно было другое, как мелко нас затем нашинкуют в общий котел?

Його скис от пустых разговоров и ожиданий. Его блеклые глаза стали бесцветными, белое веко наползло на зрачок. Еще немного и он готов был улизнуть от ответственности в переменную фазу. В такие минуты я давала ему в руки что-то теплое. Чашку с чаем, например, который он не пил, но с удовольствием держал в руках. Это поднимало ему настроение. В крайнем случае, плавающая по модулю чашка мне всегда давала знать о его местонахождении. Його любил брать в руки теплые предметы, имел такую привычку. А жидкость в чашке привлекала его особо, поскольку требовала осторожного обращения. К сожалению, теперь это удовольствие оказалось нам недоступно. Не было известно, когда у меня снова появится возможность использовать кухню по назначению.

— Они всегда будут там? — спросил мой грустный товарищ.

— Пока не решат, что делать. Шеф считает, что если узлы настолько мощны, планета годится только для экспериментария. Все остальные думают, что мы обязаны как-то вмешаться. А ты?

— Я думаю, ты должна быть на Флио.

— В общем, ничего нового ты не придумал.

— Я не думал о Земле.

— А ты попробуй. Неужели не интересно подумать и дать совет?

— Здесь не надо совет, — сказал он. — Чтобы взять совет, надо знать для чего. Земляне не могут знать.

— Ты мог бы дать совет сигирийцам.

— Сиги уйдут. Зачем Земля сигам?

— Но ситуация может повториться где угодно, даже на Флио. Твои потомки не будут знать, как с ней справиться. Тогда мы их научим…

За неимением теплого предмета, Птицелов взял меня за руку.

— Миссии уходят, — сказал он. — Жизнь остается.

— В каком смысле?

— На Флио будет жизнь. На Земле будет миссия.

— Його, я не хочу с тобой соглашаться. Андрей считает, что матричные узлы стали завязываться с распространением христианства, что в таких религиях заложена социальная программа, не имеющая отношения к земной расе. Если мы найдем ее авторов и поймем задачу, появится возможность ослабить влияние. Две тысячи лет еще не срок.

— Срок не имеет значения, — ответил Його. — Земляне здесь не хозяева.

— Кто же хозяин? Сиги? «Белые»? Здесь почти никого не осталось. — Птицелов замолчал. — Почему ты не хочешь сказать, кто они? Сам не знаешь? Тогда я скажу: ты сказочник, выдумщик и фантазер… врун, одним словом, — я попыталась отдернуть руку, но мой товарищ, проглотив упрек, руку не отдал. Так и остался сидеть, пока Андрей с Адамом не вышли покурить к садовой урне.

Адам подозвал меня. По его загадочной улыбке издалека было ясно, что дела плохи.

— Поработаешь экспертом? — спросил он.

— Что надо делать?

— С «белыми» пора разобраться по понятиям, чисто реально… — сказал Адам, прикуривая. — А то ребята, в натуре, борзеют.

С какой стати Адам перешел на жаргон, я не поняла, но догадалась. В конторе его давненько не было видно. Пока он раскуривал сырую сигарету, я повторила вопрос:

— В чем экспертиза-то?

— Эти отморозки, слушай, конкретно достали. Пойдем втроем. Шеф перебазарит, ты послушаешь, а я так постою, для массовки. Если какое дерьмо всплывет, разъяснишь товарищам.

Андрей кивнул в знак полного согласия со всем сказанным и предложил мне сигарету.

— Есть мнение, что не матрицы диссонируют, а «белые» шкодят, — добавил он, указывая на мое разбитое колено. — С этим надо разбираться, иначе работать не сможем.

— Это же в их сучьей натуре, — злился Адам. — Достали, слушай… Базарить надо реально.

— В самом деле? — удивилась я.

— Они, они, — заверил Адам. — Сто пудов! Не могли же вы с Мишкой раскачать матрицу! И этот твой, — он кивнул в сторону Його, — павлин заморский… Кстати, мог бы с нами прошвырнуться. Тут, на фиг, не санаторий.

— Вот, не надо! Насчет Його уговора не было. Он с конторой контракт не подписывал.

— Грамотная ты, — заметил Адам. — А шастать по нашей делянке ему как?.. Надо, типа, совесть иметь. Ты ему намекни…

— Я, можно подумать, не намекала?

— Как следует намекни, так, чтобы дошло…

— Не стоит, — сказал Андрей. — Його в Галактике пришелец. Может быть только хуже.

— Он хартианец, елы зеленые, — возмутился Адам.

— Он пришелец, — напомнил Андрей. — Мы даже не соседи. Наши слэповые частоты могут совпадать только в Хартии. Здесь он помешает Ирине работать.