Мы увлеклись и не заметили зрителей, столпившихся в дверях. Еще немного и они рыдали бы вместе с нами, но Сириус решил положить этому конец. Сначала он подошел и сел рядом с Айрой, а когда убедился, что не будет укушен, обнял ее и стал гладить по голове, как щенка.

— Послушай меня, девочка, — сказал Сириус, — послушай меня, хорошая. Мы возьмем тебя на Землю. Возьмем, если захочешь.

Айра затихла в его объятиях. Затихли все, затаили дыхание.

— Возьмем хоть сейчас, но ты больше никогда не увидишь Флио. Ты простишься навсегда со своей планетой и с Його, который обидел тебя…

В глазах Айры появилась тревога.

— Совсем никогда? — прошептала она.

— Обещаю, ты проживешь свою жизнь на тесной и грязной Земле, среди чужих людей, которые буду к тебе равнодушны. Там тебя научат жить по-человечески, станут воспитывать и упрекать, но уже никто и никогда не будет тебя так защищать и любить… Никто не согреет тебя холодной ночью…

— Нет! — воскликнула Айра. — Тогда я тоже умру!

— Само собой разумеется, — подтвердил Сириус. — Но ты умрешь на Земле, там, куда так рвется твоя душа.

— Нет! — закричала Айра и разрыдалась на его груди.

Сириус подождал, пока Ниагара схлынет. Он имел опыт общения с возбужденными малолетками. Во всяком случае, больше, чем я.

— Но я не желаю тебе такой доли, — продолжил он, когда Айра затихла.

— Правда? — всхлипнула девочка.

— Я хочу видеть тебя счастливой, я знаю, как это сделать, только не в силах справиться с этой задачей один. Мне нужна твоя помощь.

Айра вмиг стала взрослой. Она выпрямилась, нахмурилась и решительно вытерла остатки соплей рукавом моего халата.

— Объясни, — приказала она.

— Не знаю, умеешь ли ты хранить тайны?

— Говори тайну, — потребовала Айра. — Тогда скажу, буду хранить или нет.

— Знаешь, что это? — спросил Сириус, указывая на медальон.

— И дурак знает, что это кардаш, — презрительно заявила Айра.

— Что такое «кардаш»? — уточнил Сир.

— Это кардуш, — пояснила Айра.

— Ира, как это сказать по-человечески? — спросил он.

— Вероятно, талисман, — предположила я, — оберег… амулет…

— Знаешь, где хранятся талисманы?

— Я все знаю, — обиделась девочка.

— Ты сможешь вынуть такой же диск из белого сектора? — спросила я. — Так, чтобы никто не заметил? Несколько белых дисков?

— Я все могу. А когда вы вернетесь? Вы мне должны сказать сразу, когда вернетесь.

— Как только сможем.

— Нет, я так не договаривалась.

— Ну, что ж… — вздохнул Сириус.

— За каждый кардаш — один приезд, — уступила Айра, и мы ударили по рукам. — Долгий приезд, — уточнила она на пороге трапа, — пока сама вас не отпущу…

Мы еще раз ударили по рукам, хотя очень тянуло надавать ей по попе. Только когда капсула унесла девочку на задание, Миша спросил как бы, между прочим, уверена ли я в том, что делаю?

— Уверена, — ответила я, — когда-нибудь я ее выпорю. Увезу подальше от Птицелова и так выпорю… Пусть только попробует ее не отпустить. Что это за тюремные порядки? Она имеет право бывать на Земле. Имеет и все!

— Так я и думал, — признался Миша. — Если Птицелов ничего не слышал о правах человека, ты его ознакомишь.

— Безусловно.

— Вообще-то я хотел спросить о «белом секторе», да уж ладно… Интересно, на каком языке ты с ними общаешься? Ты слышишь что-то, чего я не слышу даже с «переводчиком»?

— Это моя работа, — ответила я.

— Так я и думал…

— Миша, ты же знаешь меня лучше, чем Птицелов. Неужели я была в молодости на нее похожа?

— Ты и сейчас ее копия.

— Нет!

— Да, да! Как с одного конвейера.

— Не может быть!

— И замашки, и лицо, и фигура…

— Нет!

— И в халате, и без халата…

— Замолчи!

— Абсолютная копия!

— Не верю!

— Поверь! Айра — это ты двадцать лет назад. Она больше чем твоя копия. Она — твое истинное лицо!

Талисман «белой планеты» весил легче металла, но индикатор уверял, что это сложный сплав. Изображение на талисмане кому-то напомнило шляпу, кому-то колокол, кому-то летающую «тарелку». Предмет был прорисован нечетко, напылением металлической пудры, словно утопал в облаках. Имо сделал бы аккуратнее. Его талисман Земли смотрелся как настоящий шедевр рядом с небрежной поделкой, но вместо того, чтобы похвалить, я выругала его ни за что: «Сколько раз тебя просила обращаться к Мише уважительно, — налетела я на ребенка. — Что это еще за «Мишкин»? Он тебе одноклассник? Даже я себе не позволяю…» И это вместо того, чтобы радоваться, — Имо не остался на Флио, хоть никто и не принуждал его дальше путешествовать в нашей компании.

Нервы были разболтаны. Неизвестность мучила, дорога утомляла, однообразие угнетало, бессилие раздражало. Имо не изменил своего отношения к дяде Мише после нотаций. Корабль шел новым курсом, не исследованным сигирийской навигацией, а мне казалось, что он падает в пропасть.

Сириус моего настроения не разделял: «Может быть, — говорил он, — это единственный достойный поступок, который мы будем вспоминать с гордостью. Может, спустя миллионы лет, его с гордостью будет вспоминать все человечество, которое, наконец, обретет свободу и займет достойное место в Галактике. Может, то, что мы делаем сейчас, даст начало ярчайшей, интереснейшей цивилизации Вселенной. Так ли уж важно, какой ценой мы достигнем цели? Даже если во имя нее придется отдать жизнь. Разве жизнь имеет ценность, если мы не способны жертвовать ею для будущего?»

Под проповедь Миша выпил и почувствовал себя неважно.

— Попробуй уснуть, — преложила я.

— Не хочу. Как глаза закрою, Ксюха снится. Называет меня папой, говорит, что ее обидели. Мне вообще сны не снятся, тем более в космосе, — жаловался он. — А тут ясно, как наяву: «Помоги мне», — говорит, а я все слышу, но сделать ничего не могу. «Погоди, — говорю, вот вернусь…» А она мне: «Вернешься — поздно будет».

— Прими снотворное.

— Что происходит? Такие яркие сны и такие одинаковые.

— Бывает, — успокаивала я его, накрывая одеялом. — Ты же знаешь, что двигатель работает ненормально. Наверняка он влияет на сновидения.

— А тебе снится что-нибудь?

— Ерунда всякая.

— Адам Славабогувич в эротических кошмарах?

— Хуже.

— Адам Славабогувич в образе импотента?

— Господи, Миша, сколько в тебе дури! Давай, я приготовлю снотворное?

— Не надо. У меня от него конопляные глюки. Какая гадость эта беспилотная навигация, — произнес он громко, чтобы слышали стены. — Теперь я точно знаю, отчего суждено сдохнуть рабу божьему Михаилу. Именно от ожиданий. Ничем другим меня с того света не достать.

— Разве что за длинный язык! Это же надо столько ерунды нагородить.

Он отвернулся, чтобы не видеть черное поле компьютера, и затих.

— Странно, что в таком самолете нет расчетного времени пути, — сказал Джон, глядя на календарь.

— Может быть, есть, только мы не видим панели.

— Я бы видел.

— Может, ты видел, но не смог декодировать информацию.

— Ваш хренов самолет сам не знает расчетное время, — проворчал Миша в подушку.

— Идем, сынок. Дадим ему выспаться.

Календарь отсчитывал второй месяц с момента старта экспедиции из Андромеды.

Термин «белая планета» в языке «сиги» означает «мертвая», также как «белый гуманоид» означает «нереальное существо». Белыми сиги называли планеты, на которых когда-то присутствовала жизнь. Мне казалось, что Птицелов, выбирая это словосочетание, не понимал разницы, также как Джон не понимал разницы между кораблями и самолетами. Вероятно, Птицелов имел в виду, что после фронов остается стерильное пространство космоса. Если так, то трехглазый Джон, осмотрев объект, должен будет сказать, какая участь постигла его обитателей. Если на подлете к зоне нас встретит «белый» патруль и развернет домой, — еще лучше. Если же планета пуста и опасна, — вся надежда на приборы разведки, которыми Миша завалил бытовой отсек под самую крышу.