Ксюха смотрела на меня в ужасе, соображая, что происходит. Видение перед ней или реальный объект? И что ей ждать? Вечер большого ремня или долгожданное вызволение? Она была бледна, измождена и напугана. Волосы стояли дыбом, в дрожащих пальцах дымилась папироса из старых запасов Юстина. На мое счастье, в сад вошел Миша. Он не успел ничего сказать, потому что Ксюха с воплем «Борисыч!!!» кинулась сквозь крапиву ему на шею.

Пока папа с дочкой утешались друг дружкой, я успела убраться на кухне, сделать чай, и готова была рухнуть от усталости. Миша накрыл Ксюху одеялом и усадил рядом с собой на диван.

— Девочка моя, — жалел он ее. — Бедная моя, несчастная. Больше никогда тебя одну не оставлю.

Ксюша набросилась на варенье, принесенное из верхнего дома, словно все это время ничего не ела. Возможно, так и было. Миша чуть не прослезился, стал звонить по конторам, развозящим еду, и делать заказы. Чего только не было в тех заказах. Я и не подозревала о существовании таких блюд. Не исключено, что их надо было везти из Парижа. Поэтому я еще раз обыскала модуль, но не нашла ничего съедобного, кроме печенья, которое Ксюха просто не заметила.

— Что произошло? — спросила я Мишу. — Она рассказала?

— Расскажет. Никуда не денется, — ответил он, поглаживая ее взлохмаченные кудри. — Правда, моя куколка?

Ксюха отрицательно замотала головой, поскольку рот был забит печеньем.

— Дай ей придти в себя.

— Придет в себя и расскажет, — уверял Миша.

Ксюха замотала головой еще сильнее.

— Мама просила тебя позвонить.

— Перебьется, — ответила она, запивая печенье чаем.

— Она искала тебя, беспокоилась…

— Пусть. Так ей и надо.

Мы с Мишей переглянулись.

— Прогуляйся-ка наверх за своим заказом, — попросила я, выпроводила его к лифту и вернулась.

— Ксюша…

— Что вы пристали ко мне, Ирина Александровна?! Она сама меня выгнала. Что вы за нее заступаетесь? Вы же не знаете… Вы же не выгоняли из дома своих детей!

— Если вы поссорились, это не значит…

— Ничего себе, ссора! Она ясно сказала: собирай барахло и уматывай. О чем говорить?

— Она же твоя мама! Как так можно?

— А я ее не просила меня рожать, — отрезала Ксюха. — Пусть поучится предохраняться. Позвонит сюда, — вы меня не знаете.

У меня не нашлось слов, но Ксюша выговорилась, ей полегчало. Она стала анализировать проблему по существу:

— Зря вы комплексовали, когда Борисыч сватался, — сказала она. — Сказали бы, что согласны, женился бы. Были бы сейчас моей мамой.

— Ой, Ксюша, не уверена.

— А чего тут такого страшного? Вы бы мне не сказали: «Скажи спасибо, что в детдом не сдала»? Не сказали бы, правильно? Ну, так и чего?

— Ой, Ксюша! Неужели я могла оказаться на месте твоей мамы?

— Не оказались же, — успокоила меня Ксю, вытирая пальцы салфеткой. — Будем считать, отделались легким испугом.

Миша с коробками ввалился на кухню, стал выкладывать пищу на тарелки. Я пошла помочь. Взъерошенная Ксюха осталась на диване, причем, спряталась под одеяло с головой.

— Она чего-то боится, — заметил Миша. — Поговори с ней.

— Кажется, она не настроена это обсуждать. Ей своих проблем хватает.

— Нет, просто они с шефом молчать сговорились.

— Подожди, приедет Джон и выложит все их секреты.

— Поди, поговори… — настаивал Миша.

— Нет уж, — уперлась я. — Теперь твоя очередь.

На еду мы набросились втроем. Молча. Самым голодным среди нас оказался Миша, который давно не ел ничего, кроме таблеток. Мы ему старательно ассистировали. Никто не желал первым продолжить тему.

— Ксюха, — начал Миша. — Если проблему можно решить, ее надо решать.

— Нет, — ответила Ксюха, — нельзя.

— Как ты собираешься работать в конторе?..

— Никак. Меня оттуда выперли.

— Если ты все расскажешь, я попробую убедить шефа…

— Не расскажу, — повторила она, — а шеф скоро свалит отсюда и контора закроется. Ясно? Они затопят модули и отключат лифты.

— Лет двадцать назад он уже собирался так сделать, — напомнила я. — Тогда проблема решилась.

— Теперь не решится.

— Ну что мне ее… ремнем выпороть? — в отчаянии развел руками Миша.

— Не трошь ремень, Борисыч! Штаны упадут, — сказала Ксюха и подвинула к себе блюдо с мясным рулетом.

— Что мне с ней сделать?

— Откуда я знаю? Твой ребенок.

— Наверно, придется замуж ее отдать. Работать с сигами она не хочет, выпускать ее в человеческую науку нельзя, на Блазу такую вредину не возьмут. Одна дорога — в домохозяйки.

Миша подождал. Протеста не последовало. Ксюха поедала рулет, закусывая помидором. Мишины планы ее пищеварению не мешали.

— Давай что ли, отдадим ее за кого-нибудь из твоих? За Финча, например?

— Мне больше нравится Имо, — сказала Ксюха. — Мне нравятся мужики спокойные и конкретные.

— Опоздала, голубушка. За ним альфийка охотится… не приведи господи. Одним мизинцем тебя раздавит.

— Морковка что ли? — догадался Миша. — Она до сих пор от него не отстала?

— Ты знаешь?

— Наслышан. Это ж я ее Морковкой назвал. Она давно за ним бегает.

— И ты молчал?

— С какой стати я должен с тобой обсуждать наши мужские проблемы?

— Боже мой, Миша! Имка рассказывал тебе об этом?

— А кто ж ему лучше меня посоветует? — удивился он.

— Ясно, кто его научил волочиться за юбками…

— Да не… Это он сам просек. Я его учил от всяких «юбок» вовремя избавляться.

— Кол тебе, как педагогу.

— Так, Морковка — это ж тяжелый случай! — оправдывался Миша. — Он взрослая баба, притом сама его склеила.

— Не волнуйтесь, Ирина Александровна, отобью я его у Морковки. Тоже мне, овощ, — сказала Ксю и демонстративно проглотила полпомидора.

Я стала собирать посуду под наблюдением двух пар хитрых, виноградно-зеленых глаз. Все ждали моей реакции. Как реагировать, я не знала. Я затруднялась сделать выбор между Морковкой и Ксюхой.

— Что? Очко сыграло? — догадался Миша. — Покоя захотела на старости лет?

— Мне нужна свекровь, которая классно готовит, — объяснила свою позицию Ксюша. — Я сама не умею.

— Это все из ресторана, — ответила я.

— Ну и что? Вы готовите не хуже. Просто Борисыч не стал вас напрягать. Может, вы не верите, что я отобью Имо у Морковки?

— Верю, — сказала я и понесла на кухню посуду, а когда вернулась, Ксюха спала, положив голову Мише на колени.

Он так соскучился, что не пожелал опустить ее на подушку. Идиллия получилась абсолютная. Более милого существа, чем спящая Ксюха, не было в природе. Если бы она спала так всю жизнь, пожалуй, я бы согласилась пожертвовать одним из своих сыновей в ее пользу. Одно утешение — второй бы остался при мне, потому что третий снаряд не может упасть в воронку, где два уже побывало.

— Объясни мне, — жаловался Миша, — как с ней быть? Объясни, как контактер, каким образом мне с ней законтачить? Считай, что это служебное поручение.

— Никаким. Только ждать, пока сама созреет.

— Тебя в Хартии не учили специальным приемам?

— Меня учили терпению.

Миша вздохнул и прикрыл одеялом Ксюшино плечо.

— В кого она такая, чума болотная, уродилась? — спросил он. — Анжелка — вполне вменяемая баба. Я тоже… Бывает, конечно… но не до такой же степени! Ведь Дарья, моя старшая, совершенно милый человечек. И мужик у нее — то, что надо. А парнишка маленький — вообще чудо! Таблицу умножения знает лучше дедушки. В столбик умножает… в четыре года!

— А ты в его возрасте?

— В его годы я умножал в уме, — вспомнил Миша и загрустил. — А мать ее… Ты не представляешь, что за женщина. Деньги взяла, даже спасибо сказала. Я говорю: «Пардон-с, не знал-с…» А она… Нет, таких женщин не бывает. Знаешь, что она мне ответила? «Мы не хотели обременять тебя, Миша». Вот так! Ты слышала что-нибудь подобное? Чего я не женился на ней? Где были мои глаза? Она ведь так и не вышла замуж.

— Ну, так, женись.

— А Ксюндра? Что ты! Кто меня с таким прицепом возьмет? Кому это надо жизнь свою превратить в корриду? Да я и преложить не решусь приличной женщине удочерить такое…