— Если ты уверен в этом, почему не сказал раньше?
— Я думал. Я не знал, — ответил Джон, — обрадует тебя это или огорчит?
— И что?
— Так, я не понял, огорчит? Обрадует?
Наверно, мир так устроен, что информация о нем должна поступать равномерно и по порядку, в соответствии с необходимостью текущего момента. Наверно, это правильно. Правильно, что я не смогла вспомнить кодировщика на борту корабля. Хотя вполне возможно, что он там был. Я помнила только шершавые стены и запах в отсеках. Так пахла трава на мятой поляне в землях клана, запах напоминал родные болота с примесью аммиака. Точно также пах утренний пар над каньоном. И страх, что меня еще раз «высосет» космос сквозь рваную стену алгоплана, имел тот же запах.
Дети не участвовали в решении проблемы. Сначала они вежливо занимали места в кабинете, смотрели с сочувствием, поддакивали вовремя. Потом Имо это надоело, он пошел гулять, прихватив с собой Джона.
— Если проблема не решается, нечего над ней кряхтеть, — сказал он на прощанье, чем сильно обидел Мишу.
С проклятьями Миша выскочил за ними на крыльцо, но вдруг заметил, что на улице светит солнце, птицы поют, красивые девушки гуляют по тротуару. Миша послушал птиц, посмотрел на девушек и мрачный приплелся в офис.
Когда шеф одумался и велел вернуть детей в офис любой ценой, их телефоны не ответили. Телефон Ивана также молчал, и я пошла общаться с его матерью, но встретила соседку.
— Что у тебя в сарае горит? — с раздражением спросила она.
Мне было не до соседки. Только у калитки Панчуков, я сообразила, в чем дело; вернулась, пробралась сквозь заросли, открыла дверь сарая и застала впечатляющую картину: мои дети в компании Ивана, Кирилла и еще одного незнакомого мне молодого человека, сидели вокруг таза, в котором тлела трава. Над ними висело облако, источающее аромат марихуаны с сигирийскими благовониями. Дети нюхали дым по очереди и делились впечатлениями:
— Видел красного всадника, — говорил один.
— Змею, наподобие кобры, — поправлял другой.
— Нет! — возражал третий. — Смерть с косой приходила. В красной шубе. Стояла, косой сверкала, а из-под шубы морда… тощая и зубастая.
— Джон! Что тут было? — спросил кто-то из Панчуков.
Джон задумался.
— Я понял! — осенило незнакомого парня. — Мокруха была. Замочили здесь кого-то…
— И закопали…
— Нет, расчленили, и кровавый след по двору змеей тянулся. А у убийцы был нож. Охотничий кинжал.
— Топор, — не соглашался оппонент. — Джон, был топор?
— Как зовут маленькое, длинное животное, которое прикусывает курицу и несет ее в лес? — спросил Джон — Вот, оно приходило.
— Хорек, — вспомнил кто-то из землян.
— Вот, — согласился Джон, — вы видели хорька, потому что раньше здесь был курятник, а там — лес.
Дети опять понюхали дым, но галлюцинации не поймали, видно я выветрила им кайф.
Сначала Иван с Кириллом заметили, что неприятности уже на пороге, потом обернулся Имо. В его глазах плыл туман. Возможно, он решил, что находится в Шаруме, и принял меня не за тот персонаж.
— Ты теперь, — сказал он, протягивая мне дымящийся косячок.
Я взяла косячок, зачем-то затянулась и не заметила, как оказалась в кругу.
— Что? — спросил Имо.
Стыдно было признаться, но я не знала, как выглядят хорьки. Я никогда не сталкивалась с ними в природе. Хуже того, зайди он сейчас сюда по старой памяти, не узнала бы, потому что дым застлал все вокруг. Таз раскачивался, пол норовил стукнуться о потолок…
— Ну? — спросил Джон, словно мое решение должно было стать окончательным. Я же собиралась упасть в солому и ждала, когда на меня перестанут смотреть.
— Завтра попробую достать мексиканских поганок, — сказал откуда-то издалека незнакомец. — Убойная мощность.
— Ну? — еще раз спросил меня Джон.
Дым расступился, я увидела привидение в красной шубе. Все в точности соответствовало описанию, и коса зловеще поблескивала в темноте, и капюшон… только морда оказалась в очках. По форме этих очков и по некоторым другим признакам я узнала шефа, и гнилая солома подо мной мгновенно сменилась диваном.
Пол все равно качался, но сквозь туман уже проступали очертания люстры. Я отчетливо слышала голоса. Джон излагал шефу теорию о галлюциногенах, которые обладают свойством открывать фазы. Шеф сообщал Индеру по телефону, что в верхнем доме его ждет пациент. Джон рассматривал поганку, как ключ к решению проблемы управления кораблем. Он утверждал, что только благодаря снадобью, Имо сможет найти скрытый кодировщик на борту. Шеф тем временем обсуждал с Индером необходимость транспортировки пациента в подземелье. Джон уверял, что его метод не предполагает риска. Потребуется лишь немного терпения и много денег, чтобы достать гриб, произрастающий на удаленных континентах.
Имо старался уложить меня на диван, но я садилась. Я знала точно: если дети уйдут, шеф меня убьет. Я не смогла ему ответить на элементарный вопрос: сколько времени прошло с тех пор, как я оказалась в сарае с хулиганствующими подростками. И как я докатилась до такого поведения, тоже не смогла ответить, потому что не помнила. Сначала мысль в голове была одна: «Имо уйдет — и мне конец». Потом ее потеснила другая мысль: «Как классно Джон заговорил по-русски. Так свободно и легко он никогда в жизни не говорил. Может, повлияли поганки, а может…» Тут-то до меня дошло, что разговор шел на «сиги», на языке, который я понимаю только через «переводчик».
В модуле меня оставили в покое, но сначала Индер пришел взглянуть на позорище. Честно признаться, в отделении для бездомных наркоманов, я бы испытала меньше стыда.
— Нет, — сказал Индер. — Это не решение. Лучше помогите Мише.
Он пошел в офис, все пошли за ним. Сколько времени я пролежала в одиночестве, тоже не помню. Время расплющилось, растеклось. Я стала думать, где старый чемодан, с которым я всегда отправлялась в дорогу? Потом вспомнила, что на Флио я все равно не поеду ни за что. Однако чемодан найти бы не помешало. Да меня и не пустят на Флио после сегодняшнего. Со мной теперь здороваться перестанут. Прибьют в коридоре доску, повесят мою фотографию с подписью: «Она опозорила коллектив!» С сегодняшнего дня на меня будут только издали показывать пальцем. Даже Миша не придет обедать, он будет презирать меня больше всех.
Связь с внешним миром оказалась блокирована; лифт, вероятно, тоже, но компьютер доложил шефу, что я очнулась.
— Немедленно иди в офис, — приказал шеф.
— Зачем?
— Иди.
В офисе никому не было до меня дела. Миша решал задачу с тремя неизвестными. Задача не решалась. Муляж пульта из трех кнопок лежал перед ним, в поле экрана вращалась схема, шел обсчет вероятностных комбинаций. Над Мишей висели сочувствующие, которых невозможно было выгнать из кабинета. Когда шеф собирал сотрудников для раздачи «болтов», являлся каждый второй. Как только возникала проблема из области научной фантастики, требующая участия специалистов, все были тут как тут.
— Возьми себя в руки и работай, — сказал мне шеф.
В фойе курили Сириус с Антоном. Имо сидел у вентиляционной решетки и вдыхал табак, который не долетал до очистного устройства. Думаю, он сам с удовольствием бы курил, если бы не ленился поджечь сигарету. Пока я решалась переступить порог, услышала интересную мысль. Оказывается, вседозволенность и пренебрежение этическими традициями, присущее современному человечеству, вовсе не порок, а результат гуманизации, выхода на новый уровень бытия, который избавил нас от необходимости поедать ближнего во имя естественного отбора, а потому избавил от страха перед личностной индивидуальностью. Сириус с Антоном не спорил. В Секториуме его научили вежливо слушать старших.
«Не бери в голову, — сказал мне взгляд Имо. — Что мы, собственно, натворили? Разве то, чем занимается Миша, выглядит пристойнее?»
Шеф старался удалить из офиса лишний люд, но не успевал загнать в лифт одного, как ему на смену являлись двое.
— Миша хотел тебя видеть, — напомнил он, — иди! Сколько можно тут стоять?