И были две крошечные пунктирные ранки. На них застыли капельки крови.

Кто–то выпил ее кровь.

Кто–то выпил всю ее кровь и убил ее.

Ливви подняла голову и сквозь слезы посмотрела на Дестини.

— Ди, как давно ты вышла из дому?

У Дестини отвисла челюсть. Вопрос ошеломил ее.

— А? Ты что имеешь в виду?

— У тебя снова был приступ голода? — гнула свое Ливви, держа Бри за безжизненную руку. — Был или нет, Ди? Это случилось снова?

Ахнув, Дестини отпрянула назад.

— Ты обвиняешь меня? Ливви, ты обвиняешь меня? Совсем сдурела?

Ливви не сводила с нее глаз, по лицу ее катились слезы. Она позволила руке Бри упасть на траву и вскочила на ноги, всхлипывая в голос.

— П… прости, — сквозь слезы проговорила она. — Прости меня, Ди. Я такого не имела в виду. — Она обняла Дестини и крепко держала, прижимаясь горячей, мокрой щекой к щеке сестры.

— Прости меня. Прости меня.

— Ничего, — шептала Дестини. — Я понимаю. Ничего.

Но на деле она думала иначе.

Моя родная сестра обвинила меня в убийстве.

Что дальше?

Дестини вышла из дома, высоко поднимая ноги, чтобы размять мышцы. Моросил дождь, но ей было все равно. Она должна была вырваться из дома.

Она протрусила вниз по подъездной дорожке и свернула направо, направляясь к Парку Дрейка тремя кварталами ниже. Развернула кепку с эмблемой «Ред Сокс» козырьком назад, позволяя дождику сечь ей лицо. Холодные капли дождя приятно освежали разгоряченный лоб.

Три дня беспрерывного дождя, три дня печали.

Похороны Бри, когда ветер рвал черные зонты из рук. Могила — глубокая, прямоугольная дыра в земле, до половины заполненная жидкой коричневой грязью. Дождь, дробно барабанящий по черной крышке деревянного гроба. Словно слезы, слезы, льющиеся с угольно–серого неба.

Неужели Бри действительно лежала в том гробу? Это казалось невозможным.

Мне никогда не забыть, как всхлипывала Ливви в церкви. Мрачного лица папы. Того, как поникла его голова, словно ему переломили шею. Его рук у меня на плечах. Никогда не забыть мне, какими легкими они казались, их тепла, проникающего сквозь черную ткань блузки.

И тренера Бауэра, бледного–бледного, с поджатыми губами, с опущенной головой, одиноко сидевшего в последнем ряду. Я наблюдала за ним во время службы. До самого ее конца он ни разу не поднял глаз. Не о Марджори ли он думал? Не боялся ли он, что это она в голодном порыве расправилась с Бри?

И мать Бри, ее рыдания, эхом разносившиеся в церковных стенах. «Почему?! Почему это случилось?! Объясните же мне, кто–нибудь!» — выкрикивала она. Обессилев, она рухнула рядом с гробом, и пришлось ее увести.

И когда священник заговорил, всхлипывания в зале прощаний заглушили музыку органа…

Дождь перестал, но капли все еще срывались с деревьев. Дестини перебежала дорогу и помчалась в парк. Ее туфли разбрызгивали скопившиеся на земле лужи. У нее за спиной взвыл автомобильный клаксон, но она даже не оглянулась.

Я хочу бежать, пока не выбьюсь из сил. Я хочу бежать, пока не избавлюсь от любых мыслей.

Но прохладный воздух лишь усугублял ее тревогу, делал мысли яснее, острее. Топот собственных ног стоял у нее в ушах. И тем не менее, она столь же отчетливо слышала, как снуют под деревьями белки и кролики. Слышала, как журчит вода в Заводи Дрейка, неглубоком озерце коричневой воды на другом конце парка. Слышала легкую поступь бурундука, пробирающегося через мокрую траву.

Дестини зажала руками уши.

Я этого не вынесу. Я должна вернуть свою прежнюю жизнь.

— Добрый день. — Из–за дерева вышел молодой человек.

— Ой! — вскрикнула Дестини.

У него была дружелюбная улыбка.

— Я горячо сожалею. У меня не было намерения вас напугать.

Дестини уставилась на него.

Где–то я его видела. Где же я могла его видеть?

Одет он был в длинный черный плащ, открывавший коричневый свитер и коричневые же брюки. Его волнистые темные волосы были зачесаны назад.

— Я люблю здесь бродить, — проговорил он. — Здесь так тихо и мирно. — В его голосе улавливался еле слышный иностранный акцент.

Дестини кивнула.

— Да. Сюда никто особенно не ходит.

Он подошел ближе. Он смотрел ей прямо в глаза немигающим взглядом.

— Вы живете неподалеку?

Дестини мотнула головой в направлении дома:

— В нескольких кварталах.

Может, он плохо видит? Почему у него такой пристальный взгляд?

— Я здесь недавно, — сказал он. — Я переехал буквально несколько недель назад.

Дестини засунула руки в карманы дождевика.

— Вам здесь нравится?

Его красивое лицо расплылось в улыбке.

— О да. Весьма. А через несколько недель я и вовсе буду на седьмом небе от счастья.

Дестини моргнула.

— Через несколько недель?

Он кивнул. Не сводя с нее глаз, он приблизился еще на шаг.

Он начинает меня пугать, поняла вдруг она. Пускай он и писаный красавец, а все же что–то в нем есть такое…

— Мне пора, — сказала она.

Но он схватил ее за плечи и удержал на месте.

— Не уходи, Лаура. Я не желаю, чтобы ты уходила. — Он смотрел ей прямо в глаза.

Дестини беспомощно смотрела в его глаза, не в силах отвести взгляд.

— Ожидание чрезвычайно тягостно для меня, — проговорил он. — Я слежу за луною каждую ночь, и в эти моменты я думаю о тебе. Я думаю о нас, и о том, как счастливы мы будем через несколько недель.

Дестини слышала журчание воды и шелест листвы в кронах деревьев. Но она не слышала его слов. Что он ей говорит?

Он привлек ее к себе и прижался лицом к ее лицу.

— Когда ты так близка ко мне, Лаура… Я с трудом могу сдерживать себя.

Его лицо, прижимающееся к ее щеке, было ледяным. Она пыталась расслышать, что он говорит. Но слова терялись в настойчивых порывах ветра.

— Я буду держаться вблизи тебя, — шептал он, его сухие губы царапали ее ухо. — Я буду там, где смогу видеть тебя каждый день. И когда время придет… когда время придет, любовь моя, ты тоже придешь ко мне. Ты придешь ко мне и вкусишь моей крови. Тогда ты будешь моей навечно.

Деревья с их опадающей листвой раскачивались и наклонялись над головой Дестини. Она чувствовала такое головокружение, такую слабость…

— Мне очень жаль. Я больше не могу сдерживаться, — прошептал он. Он отвел голову назад, черные его глаза горели.

Дестини изо всех сил пыталась отвести взгляд. Но она не могла отвернуться. Не могла пошевелиться. Его глаза были словно черные туннели, бесконечные, ведущие в никуда.

Он распахнул на ней дождевичок. Оттянул вниз ворот ее свитера. Рот его раскрылся, обнажая желтые кривые клыки.

— Не могу больше ждать… не могу… — Он опустил голову.

Дестини почувствовала на горле булавочные уколы боли.

Она не могла пошевелиться, не могла дышать. Ее глаза были сейчас затуманены так же, как покрытое тучами небо. И тем не менее, она ощущала его темные, волнистые волосы у себя под подбородком… видела, как его голова покачивалась вверх–вниз над ее горлом, когда он пил… пил… пил…

— Как дела? — Ливви отвернулась от зеркала на туалетном столике, когда Дестини вошла в комнату. — Где ты была?

— В Парке Дрейка, — проговорила Дестини. Она сняла дождевик и бросила на постель. Ее руки и ноги ныли. Она чувствовала ужасную усталость. — Бегала.

Ливви прищурилась:

— Под дождем?

Дестини уселась на кровать и сняла промокшие грязные кроссовки.

— Просто хотелось подышать свежим воздухом. Ты как?

Ливви смела тюбики и баночки с косметикой в сторону.

— Неважно. Все Бри из головы не идет. Никак не могу не думать о ней.

Дестини пересекла комнату и положила руки на плечи сестры.

— Это тяжело. Я тоже о ней думаю. Наверное, нужно время.

Выражение лица Ливви вдруг сделалось ледяным.

— Ты никогда не любила ее.

— А?

— Я знаю, что не любила. Считала, что она дурно на меня влияет. Потому что она была такой… иной. Она всегда делала, что хотела. Ей было наплевать, что о ней подумают.