Ливень, как и ураган, был страшен. С неба падали тяжелые потоки воды, словно скопившиеся в воздухе океаны обрушились на землю.

В один из взмахов огненного крыла Алеша услышал плеск поспешных ног по залитой водой лужайке.

«Медведь!»

Юноша раскрыл глаза и увидел, как к дуплу, в котором схоронился он, вприпрыжку бежал ночной бродяга — барсук. Барсука секли алмазные розги ливня. Ураган бросал его из стороны в сторону. Промокший, перепуганный, под ливнем барсук выглядел жалким. От страха он закрыл маленькие свиные глазки. Каждая шерстинка его блестела.

Но свет молнии потух так же быстро, как и возник. Алеша не успел отодвинуться от входа в дупло, как почувствовал, что вскочивший в логово барсук ткнулся ему в ноги.

Алеша так растерялся, что стоял недвижно, затаив дыхание. Перепуганный барсук в первый момент тоже не учуял гостя в своей квартире, но в следующую секунду так громко фыркнул и с таким шумом шлепнулся на залитую водой землю, что Алеша не выдержал и громко вскрикнул: ему показалось, что вслед за барсуком в спасительное дупло ломится застигнутый грозой медведь.

Страх все сильнее и сильнее охватывал Алешу. Каждую минуту ему слышалась тяжелая поступь зверя. При вспышке молний широко раскрытыми глазами Алеша оглядывал лужайку. И лишь только свет гас и чернота смыкалась вокруг, как он за каждым стволом представлял медведя.

Беспрерывно бил гром, земля содрогалась. Алеша дрожал, прижавшись к дуплу. Казалось, рассерженное небо в исступлении топтало землю, деревья, разрушало скалы, дробило горы. Обрушившийся на землю ливень был так грозен, что шумевшие с гор потоки переполнили одичавшую реку и она вырвалась из каменных берегов.

Неистовствующей ночи не виделось конца. На мокрое от водяных брызг лицо Алеши упали выбившиеся из-под шляпы волосы. Сырая рубаха и штаны прилипли к телу, покрытому «гусиной кожей».

Утром все показалось обычным.

«Одного человек должен стыдиться — страха».

Алеша вылез из дупла на залитую водой лужайку. Голод мучил его, и он пошел добывать пищу.

С деревьев каскадами обрушивалась вода. Чаши цветов были полны до краев. На широких листьях лопуха крупные капли дрожали, перекатываясь, блестели, как ртуть. От продолжительного ливня воздух был полон дождевой пыли.

Алеша промок и продрог до костей. Он решил пойти вниз по течению реки, рассчитывая найти прибитую к берегу рогатину. Голод теперь не оставлял его в покое ни на минуту. Алеша начал разбирать густую, спутанную ураганом и ливнем траву руками, пытаясь найти грибы. Из-под ног с тревожным квохтаньем взорвалась глухарка и, отлетев до первой сосны, села на нижний сук. Алеша бросился к ней, но глухарка переместилась на другое дерево и села еще ниже. Алеша сообразил, что глухарка отводит его от выводка, и вернулся к месту взлета птицы, Припав на колени, осторожно разбирал мокрую траву и пристально всматривался. Он решил вершок за вершком обследовать лужайку. Глухарка, вытянув шею, беспокойно квохтала.

Наконец Алеша увидел ржаво-коричневого глухаренка, лежащего между двух кочек. Спина птицы сливалась с прошлогодними желтыми и блеклыми стеблями травы.

Алеша подвинулся и осторожно протянул к нему дрожащую руку.

Глухаренок смотрел на Алешу круглыми, черными, как черемуха, глазами и только плотнее прижимался к земле. Надбровные дуги птицы были уже карминно-красного цвета, и на хвосте заправилось длинное дымчато-серое перо.

От страха глухаренок на мгновение закрыл глаза тонкими голубоватыми пленками. Рука Алеши подвинулась еще ближе, но глухаренок вдруг взлетел, оставив в сжатых пальцах Алеши горсть мягких теплых перьев.

Алеше показалось, что он потерял равновесие и падает в пропасть. Он опустился на траву и в изнеможении закрыл глаза. Но оцепенелое равнодушие длилось не более минуты.

«Где был один, должен быть и другой. И этого-то обязательно поймаю!..»

Алеша снова принялся разбирать мокрую густую траву. На неудаче с первым глухаренком он убедился: «Нужно действовать быстрей. Надо упасть на птицу всем корпусом…»

Однако, как он ни искал, глухарята пропали. Мысль о мясе ни на минуту не оставляла его. Алеша решил вернуться к дуплу и подстеречь барсука: «Должен же он снова явиться домой». Алеша выломал дубинку и залег вблизи дупла. Но веки его тотчас же слиплись, и он уснул. От сырости и холода проснулся ночью и заглянул в дупло. Там никого не было.

«Бросил свой дом барсук», — решил Алеша и сам забрался в мягкое логово.

Проснулся на рассвете и ходил по открытым полянам в надежде вспугнуть глухарку от выводка.

— Мяса! Хочу мяса! — разговаривал вслух Алеша, чувствуя, как с каждым часом слабеет все более и более.

Вечером вновь вернулся к дуплу и решил еще раз попытать счастья с барсуком. Алеша так сильно хотел этой встречи, что несколько раз перед воспаленными его глазами барсук появлялся то лениво бегущим через лужайку, то просовывающим свиной свой пятачок в логово.

«Убью же я тебя, проклятого, когда-нибудь…»

Алеша больше всего боялся отчаяния и все время боролся с ним.

«Утром пойду вниз по реке и отыщу нож…»

Но утром дошел до полянки и снова разыскивал глухариный выводок. Попутно собирал ягоды костяники, но, сколько ни ел, не мог утолить голод.

Уйти с того места, где встретил глухариный выводок, и от дупла с барсуком оказалось очень трудно. Алеша снова и снова принимался отыскивать птиц и еще ночь прокараулил барсука.

— Уйду! Будь же ты проклято, это место! — решительно сказал он и, не дождавшись рассвета, поплелся вблизи реки.

Алеша прошел уже порядочно, когда вспомнил о погибшем ноже.

«Кажется, начинает ослабевать память. Ну и пусть!»

Равнодушие подкралось незаметно. Алеша лег на берегу. В голове не было ни одной мысли. Он закрыл глаза.

Потом усилием воли заставил себя подняться и снова пошел.

— Вниз по реке… Вниз… — твердил Алеша.

Решив идти по течению реки, он рассчитывал встретить людей.

Голод пересилил чувство страха.

Впереди, справа, слева, за рекой была тайга: сосны, пихты, березы, изредка осины. Лес угнетал Алешу бескрайностью и однообразием. Захотелось лечь и полежать с закрытыми глазами, чтобы хоть ненадолго не видеть опостылой тайги.

Потом снова пошел, запинаясь за скрытые колодины, разбирая высокую траву руками, заплетаясь и падая.

Так прошел до полудня. В полдень, у небольшого ручья, вошел в заросли черной смородины и наелся до оскомины на зубах. Тут у ручья увидел зеленую крапчатую травяную лягушку и убил ее камнем. Малиновая кровь из разбитой головы смешалась с грязью и стала синевато-черной. Алеша обмыл лягушку. Лягушка была холодна и скользка.

«Едят же китайцы, французы…»

Алеша вырвал заднюю ножку, положил в рот и, преодолевая отвращение, стал жевать. Но проглотить белое липкое мясо не смог.

Он перешел ручей и пошел отыскивать место для ночлега: спать на открытой поляне было холодно. Вскоре нашел промоину в каменистом берегу реки, нарвал травы и сделал мягкое ложе. Другой охапкой укрылся с головой. Согнулся калачиком, худой, тоненький, жалкий, и тотчас же закрыл глаза.

«Спать… спать…»

«Добуду огонь трением. Согреюсь, высушусь у костра и три часа без отдыха буду идти. За три часа сделаю десять верст. За трое суток — тридцать. Не может быть, чтобы на этом пути я не встретил у реки людей… Я знаю, первый вопрос будет: «Кто ты и куда идешь?» — «Участник экспедиции. Заблудился в тайге…» Утром найду грибов и поджарю в углях…» При мысли о грибах у Алеши засосало под ложечкой.

Тяжело опираясь о края промоины, Алеша поднялся. Серые толстые тучи разносило, и на небе кое-где проглянули звездные окна.

Всякое новое дело поднимало дух Алеши. Он нашел поваленную бурей старую березу, наломал сучьев, выбрал сучки посуше, ободрал с них бересту, уселся поудобнее и стал «добывать огонь».

Вскоре лоб и спина его взмокли, сердце так забилось, что захватило дыхание, а не только огня, но даже и дыма не было. Он дотронулся до мест, по которым тер. Сучки нагрелись, но сил не было больше.