«Нас подслушивают, — написал я, — не подавай голоса, чтоб они ничего не поняли. Говори на другую тему. Постараюсь тебя выручить».

Я вопросительно посмотрел на нее и для пущей убедительности нарисовал большой знак вопроса? Она кивнула головой.

Я подошел к бормотавшему что–то телевизору, сделал звук громче, но ненамного, чтоб не мешать предполагаемому подслушиванию. Старый аферист взыграл во мне в полную силу. Ближайшее будущее было на столько опасно и туманно, что хотелось напоследок встряхнуться.

— Тебя как зовут?

— Гулюсара.

— Расскажи мне о себе, Гюльсара, проясни мне свою биографию.

Я снова подмигнул ей, и пока она, запинаясь, рассказывала нехитрую биографию девчонки из семьи метиса, бывшего советского служащего, которому нелегко в городе ярого национализма, быстро застрочил в записной книжке.

Она в своем рассказе как раз дошла до поступления в кулинарное училище, которое должна была закончить в этом году. Лет ей оказалось больше, чем можно было дать по внешности.

«Я помогу тебе убежать, если ты сейчас отдашься мне, — закончил я фразу». Положил книжку перед ней, отошел, сел на диван с равнодушным видом. Она побледнела, оглянулась беспомощно, закусила пальцы прижатой к лицу руки, взглянула в мою сторону, пытаясь поймать взгляд. Я с демонстративным безразличием закурил и стал смотреть на экран телевизора. Она издала какой–то звук, я мгновенно прижал палец к губам, она осеклась и кивнула головой. Голова двигалась трудно, в этот кивок ей при шлось вложить большое усилие.

Я встал, сдерживая нетерпение, взял ее за руку, подвел к дивану. Она напоминала восковую куклу, глаза ее погасли. Когда я стянул с нее легкий свитер, она сделала робкую попытку прикрыть грудь, наивно торчащую из–под тонкой комбинации. Я отвел ее руки, она беззвучно заплакала и не сопротивлялась больше. Я уже начал расстегивать брюки, когда заскрежетала дверь, заставив меня смачно выругаться Вошедший сержант так и замер на пороге, до отказа открыв рот.

— Закрой пасть, челюсть вывернешь, — сказал я ему со злостью. — Не мог бы ты погулять минут десять?

Он окончательно одурел, выскочил из комнаты, даже не закрыв дверь. Не реализованное желание подстегнуло меня к активности, произошла своеобразная сублимация похоти, я схватил девчонку за руку и побежал с ней на выход.

Сержант, видимо, двинул к хозяину за указаниями (он был слишком ошеломлен), в моем распоряжении были доли минуты. Мы выскочили в дворик, за покосившимся забором стоял знакомый «УАЗ», во дворе не было ни души.

Слыша метроном своего сердца, я протащил Люсю в дряхлую калитку, толкнул ее в машину. На мое счастье эти были уверены в себе: не вытаскивали ключ из замка зажигания и двери не запирали.

Мотор завелся сразу. Судьба, наконец, решила проявить свою благосклонность. Трогаясь, я глянул в окно. Сержант и еще какой–то тип бежали через двор. Наверное, они потратили время, чтобы убедиться в моем отсутствии. Видя, что машину не догнать, сержант начал что–то тянуть из нагрудного кармана. Мне некогда было убеждаться, что он вытаскивает пистолет. Резкий поворот совпал с выстрелом, но пуля ушла за молоком. (И не вернулась почему–то).

Я сделал еще два поворота и вдруг увидел знакомый кинотеатр, который был в пяти шагах от зверинца. Выходит, меня они везли другой дорогой, наверное нарочно, чтоб запутать. Но и в зверинце мы не могли чувствовать себя в безопасности.

Я все же затормозил, не заглушая мотор, снял куртку и протянул обнаженной девушке.

— Накинь и не нервничай. Тут оставаться ни тебе, ни мне нельзя. Найдут. Уехать не успеем: они перекроют вокзал и аэропорт. В милицию опасно — у них наверняка там есть связи.

Появившееся сзади такси подстегнуло меня к действиям, которые хоть и не отличались логикой, но могли принести положительный результат. По крайней мере, как показали дальнейшие события, для банды они оказались совершенно неожиданными в той же степени. Недаром страх порождает во мне чувство черного юмора.

По–прежнему держа девчонку за руку, я устремился в зоозал. Проводящие вечернюю уборку рабочие уставились на меня с изумлением. Моя спутница в куртке, свисающей с нее, как с вешалки, с торчащей из–под нее короткой комбинацией, производила своеобразное впечатление. (Ни в одном стриптизе не добиться такого воздействия на похмельных рабочих).

Звук остановившейся около зверинца машины не давал мне медлить. Я заскочил к слонихе, радостно протянувшей ко мне хобот — она явно хотела пить, — затащил за собой Люсю.

Пройдя мимо Кинги, я оставил Люсю в слоновозе, спрыгнул через заднюю маленькую дверцу на землю и быстро отвернул болты, удерживающие страховочную цепь. Потом снова запрыгнул в фургон и выглянул из–за массивной туши.

Трое бандюг приближались к слоновозу. Руки они держали за пазухами, отнюдь не гуманные намерения были написаны на их рожах.

— Сядь тут, в углу, — шепнул я Люсе, — никуда не выходи, вообще не высовывайся — они вооружены. Жди меня тут!

Я сделал пару шагов к основному выходу, похлопал Кингу по боку.

— Вперед, девочка, пошли гулять, маленькая.

Кинга удивленно повернула ко мне носатую голову, недоверчиво подергала задней ногой, проверяя крепление цепи, и, убедившись, что цепь не закреплена, сошла в зоозал, победно трубя задранным хоботом. Сержант выволок было пистолет, но даже до его тупой башки дошло, что с пистолетом на слонов не охотятся. Кинга же, увидев на своем пути трех незнакомых типов, мгновенно разгневалась. Она еще выше подняла хобот, пригнула голову с желтыми бивнями (какой дурак сказал, что у самок не растут бивни!), перешла на рысь.

Рысь слона выглядит уморительно, но скорость эти, с виду неуклюжие, животные могут развивать приличную. Тем более, что у нее в запасе оставался еще слоновый галоп. (Во время галопа слоны просто выбрасывают ноги вперед, а потом стараются потом их догнать). Мои преследователи развернулись и с места набрали приличную скорость. Я побежал за ними, на ходу зовя Кингу.

Когда мы поравнялись с воротами входа, великолепная тройка уже садилась в такси; шофер замешкался — он еще не видел слониху.

Кинга хотела пить и есть, из–за моего вынужденного отсутствия она с утра не получала ни того, ни другого. Наши прогулки убедили ее, что следуя за мной она всегда получит желаемое (Попробуйте не дать просимое голодной слонихе). Поэтому решетчатые ворота вызвали у нее раздражение: она проверила их хоботом и толкнула грудью.

Пять тонн живой массы оказались для ажурного сооружения слишком сильным испытанием — ворота упали в сторону улицы и аккуратно накрыли машину. Если для слонихи эти злосчастные ворота были игрушкой, то советский «ГАЗ‑24» стал игрушкой для ворот. Крыша «Волги» вмялась, дверцы, крякнув, нелепо выгнулись наружу.

Из машины раздался многоголосый крик, который перешел в бульканье, когда Кинга шагнула на металл ворот, как на трап. Слониха поставила только передние ноги — ей надо было выйти. Шагнув вбок, она утвердила на импровизированном трапе задние. Бульканье перешло в хрип.

Кинга подошла ко мне и посмотрела вопросительно. Она долго работала в труппе знаменитого Корнилова и еще не забыла дрессуру, хотя за скверный характер ее списали в зверинец шесть лет назад. Она не только лупила рабочих, отказывалась выполнять команды слоновожатого, но и, будучи вожаком всех слонов труппы (у слонов в неволе развивается матриархат), учила их неповиновению, поднимала своеобразные слоновьи «бунты».

После того, как она изуродовала очередного рабочего по уходу, прижав его тушей к стене, Кингу из цирка удалили. Корнилов скучал по слонихе — она была самой способной в труппе, но работать с ней на арене стало опасно. Ведь во время выступления слонов зрителей не ограждают, как при работе с тиграми.

Судьба этой слонихи складывалась комично и трагично. Ей оставалось жить год, смерть ее будет мучительной. Судьба сведет нас вновь за месяц до ее гибели.

Ни она, ни я пока и не подозревали об этом.

Кинга сошла, наконец, с поваленных ворот и подошла ко мне. Колонка была за углом, день теплый (зима в Чечено — Ингушетие коротенькая, как девичья комбинашка), — я провел слониху пить. Заворачивая за угол, оглянулся. У входа в зверинец толпились напуганные работники, из сплющенной машины не доносилось ни звука.