— Да, слушаю. Есть ли новости, Гаттон?

— Несколько. Я получил письмо от агента по недвижимости и поговорил с вахтером в театре «Нью-авеню»! Не пишите ничего, пока не увидимся. И, дабы уладить некоторые формальности, я обратился к шефу за разрешением консультироваться с вами в этом расследовании — речь, конечно, о египетских статуэтках. Он сразу вас вспомнил и пошел навстречу. Но у меня на вас зуб.

— В чем дело?

— Об этом после. Можете ли вы встретиться со мной в пять в Ред-Хаусе?

— Да. Я там буду.

— Отлично. Я на многое не рассчитываю. Это самый загадочный случай в моей практике. Наши противники — люди необыкновенные, это не простые преступники.

— Согласен.

— И если в Лондоне есть человек, способный распутать подобный клубок, так это вы. Вы знаете, что, по моему мнению, является ключом к этому делу?

— Полагаю, что-то в темном прошлом сэра Маркуса. Возможно, какое-то любовное приключение.

— Вы ошибаетесь, — мрачно ответил Гаттон. — Ключ здесь — зеленая кошачья фигурка. До встречи. В пять.

Я прибыл к Ред-Хаусу раньше инспектора Гаттона. Ворота охранялись полицейским, и когда я подошел и встал около них, он бросил на меня подозрительный взгляд, так что пришлось объяснять, что у меня назначена встреча с

Гаттоном. Я посмотрел на дорожку, ведущую к дому. Особняк, очевидно, был построен не так давно и представлял собой печальный пример викторианской архитектуры второй половины минувшего века. Я гадал, откуда взялось его название, и пришел к выводу, что он стал называться РедХаусом, то есть Красным домом, из-за того, что большая часть его фасада заросла чем-то вроде алого плюща.

Дорога к крыльцу полумесяцем шла вдоль ограды, и на округлой лужайке, обрамляющей проезд, под сенью нескольких высоких деревьев, торчали довольно неухоженные кусты, по большей части лавр и рододендрон. В сиянии солнца особняк, в грязных окнах которого виднелись объявления о продаже и аренде, не выглядел пугающим; ничто не указывало на таинственное преступление, произошедшее здесь и успевшее к этому часу стать основной темой лондонских разговоров, преступление, которое немного погодя будет обсуждать весь цивилизованный мир.

Гаттон присоединился ко мне через несколько минут после моего прихода. Его сопровождал констебль Болтон, мой спутник во время вчерашнего посещения Ред-Хауса. Сегодня Болтон был в штатском и, как всякий полицейский в гражданской одежде, чувствовал себя не в своей тарелке. Вид у него был несколько огорошенный; приблизившись к воротам, он снял котелок и принялся утирать красное лицо огромным носовым платком, одновременно кивая мне головой:

— Доброго вам дня, сэр; хорошо, что мы вчера пришли сюда вместе. Я чувствовал, что что-то тут не так, и, кажется, не ошибся.

— Именно так, — коротко произнес Гаттон, — а вот и ключи, что вы вернули в участок утром.

Инспектор достал из кармана стальное кольцо с большим и маленьким ключами: я узнал связку — это ее я видел в замке на гаражной двери вчера ночью.

Мы прошли вдоль ограды к гаражу, инспектор вставил ключ в замок, а затем обратился к Болтону:

— Вот, — сказал он, — покажите нам в деталях, что вы делали.

Болтон водрузил на голову котелок, который до этого нес в руке, на секунду замешкался и отпер гаражные ворота.

— Конечно, вчера я был с фонарем, — пояснил он, — и мы с этим джентльменом постояли на пороге и огляделись.

— Мистер Аддисон уже описал мне в подробностях, что он видел, — сказал Гаттон. — Покажите нам, что вы делали после ухода мистера Аддисона.

Болтон с отрешенным взглядом постарался вспомнить, как все было, потом вынул ключ из замка и вошел в гараж; мы с Гаттоном последовали за ним. В крыше имелось верхнее окно; хотя Болтон затворил ворота, в гараже было достаточно светло. Констебль действовал следующим образом: запер ворота изнутри, медленно прошел к двери в другом конце помещения и открыл ее, воспользовавшись ключом поменьше.

— Минуточку, — сказал Гаттон. — Вы осматривались, пока шли к двери?

— Просто поглядел, где дверь, сэр. Примерно как сейчас.

— Хорошо. Продолжайте.

Мы вышли вслед за Болтоном на узенькую тропку между кустов, вероятно, предназначенную для торговцев, а констебль вернулся и запер за нами дверь. Опустив ключи в карман, он невозмутимо свернул в сторону улицы, и мы покинули участок через проход у гаража.

— Ага, — пробормотал Гаттон. — Верните мне ключи.

Получив их, он спросил:

— Вы все это время не видели и не слышали ничего необычного?

Болтон вновь снял котелок. Я уже догадался, что ему лучше думается на свежем воздухе.

— Ну, сэр, — озадаченно произнес он, — та первая дверь…

— Так-так, — подбодрил Гаттон, видя его замешательство.

— Мне показалось, что сегодня она открывалась легче, чем вчера. Ночью мне пришлось ее подтолкнуть.

— Может, мешал ящик? — предположил Гаттон. — Если не считать его, вы заметили, что что-то изменилось, пропало или появилось сегодня?

Болтон покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Как по мне, то все то же самое, только вот с дверью, как я говорил, было попроще.

— Ага, — произнес Гаттон, — и ключи оставались у вас в кармане до самого конца дежурства?

— Да, сэр.

— Хорошо. Можете идти.

Болтон дотронулся до котелка и ушел. Гаттон с мрачной улыбкой повернулся ко мне.

— Мы с вами сейчас войдем в гараж, — сказал он, — чтобы не привлекать нежелательного внимания.

Он отпер ворота и закрыл их за нами.

— Итак, — начал он, — прежде чем мы продолжим, скажите, почему вы утаили, что одно из недостающих в расследовании звеньев уже известно вам?

— Уверен, — виновато ответил я, — что вы говорите о моем знакомстве с мисс Изобель Мерлин?

— Именно! И о том, что вы втайне опередили меня и побеседовали с важным свидетелем до того, как я узнал о его существовании. — Он продолжал улыбаться, но его шутливый тон не скрывал истинной скрупулезности и несгибаемой верности долгу, присущих этому человеку. — Хочу подчеркнуть, что во многих случаях ваша помощь была весьма ценной и я благодарен за нее, однако, предоставляя вам взамен привилегии, каких больше нет ни у одного журналиста, я рассчитываю на достойное поведение.

— Но, инспектор, — возразил я, — вы заходите слишком далеко. Я ничем не препятствовал следствию, более того, до моего разговора с мисс Мерлин сегодня утром я и не подозревал, что это ею интересовался покойный сэр Маркус.

— Ага, — произнес Гаттон, но не слишком уверенно. Его искренние, широко раскрытые глаза смотрели на меня с привычной — и обманчивой — наивностью.

— Я безусловно готов изложить вам все, что знаю, — продолжал я. — Могу вам сказать — а это признание я бы сделал далеко не каждому, — что мисс Мерлин мой давний друг, и если бы я не был таким глупцом, она стала бы мне не только другом.

— Вот как! — сказал Гаттон с несколько изменившимся выражением лица. — Вот ведь! Как-то даже неловко, — он озадаченно нахмурился, — правда, чертовски неловко!

— О чем это вы? — спросил я.

— Ну, не знаю, как мисс Мерлин объяснила вам свои отношения с сэром Маркусом… — сказал он.

— Отношения! — возмутился я. — Он просто был ее знакомым, они даже не виделись; и лишь один раз за несколько месяцев она заметила его со сцены.

— Вот как, — сказал Гаттон, — неужели это правда? — Он с недоверием посмотрел на меня. — Кажется, это идет вразрез с тем, что поведал мне театральный вахтер.

Я почувствовал, как кровь прихлынула к щекам.

— Так что вам сказал вахтер? — спросил я.

Гаттон не отрывал от меня удивленного взгляда. Мне показалось, что я наконец понял, к чему он ведет.

— Послушайте, инспектор, — сказал я, — давайте поговорим начистоту. Что бы там ни говорил вахтер или кто другой, вы не должны сомневаться в одном: мисс Мерлин не имеет ни малейшего отношения к этому ужасному преступлению. Само подозрение выглядит вопиющим. Я настолько твердо в этом уверен, что вы можете говорить со мной без обиняков, и даю вам слово чести, я буду с вами столь же откровенен. Правда будет раскрыта, но она ни в коем случае не бросит тень на мисс Мерлин. И я не меньше вас хочу докопаться до истины.