Он плохо владел собой, и голос его дрожал. О покойном баронете ходила такая слава, что лично я не позавидовал бы ей, но каковы бы ни были его недостатки, пусть их у него имелось немало, он хорошо обращался со слугами, а это искупало многое.

— Несколько часов сна вам не помешают, — доброжелательно заметил Гаттон. — Понимаю ваши чувства, но, к сожалению, слезами горю не помочь. Не хотелось бы вас беспокоить, но должен задать вам несколько вопросов, которые помогут прояснить ситуацию. Первый вопрос: вам знакома эта вещь?

Он достал из кармана фигурку Баст, богини-кошки, и показал ее Моррису.

Дворецкий мутными глазами уставился на статуэтку и поскреб небритый подбородок, затем медленно покачал головой.

— Нет, — произнес он. — Я уверен, что никогда прежде не видел ничего похожего.

— Второй вопрос, — продолжил Гаттон. — Ваш хозяин когда-нибудь бывал в Египте?

— Не могу знать наверняка, но при мне нет, а тридцать первого числа будет шесть лет, как я служу у него.

— Так-так, — сказал инспектор. — Когда вы видели сэра Маркуса в последний раз?

— Вчера вечером в половине седьмого, сэр. Он собирался сначала поужинать в клубе, а потом отправиться в театр «Нью-авеню». Я сам заказывал ему билет.

— Он намеревался пойти в театр один?

— Да.

Гаттон красноречиво посмотрел на меня, я же ощутил неприятное волнение. В его взгляде я прочел, что он заподозрил присутствие в деле женщины, а при упоминании театра «Нью-авеню» мне сразу вспомнилось, что там играет Изобель Мерлин! Гаттон снова обратился к Моррису:

— Не дал ли сэр Маркус вчера повода предположить, что он собирается ночевать не дома?

— Нет, сэр, поэтому, зная его привычки, я начал беспокоиться, когда он не вернулся и не позвонил.

Гаттон пристально поглядел на дворецкого и медленно и отчетливо проговорил:

— Если вы ответите на мой следующий вопрос, вы не предадите память своего хозяина. Самая неоценимая услуга, которую вы можете оказать ему, это помочь нам в поисках убийцы.

Он на секунду прервался и продолжил:

— Не был ли сэр Маркус увлечен актрисой театра «Нью-авеню»? — спросил он.

Моррис беспомощно и встревоженно переводил взгляд с Гаттона на меня. Потерев щетину на подбородке и помешкав, он наконец решился ответить:

— По-моему, там была некая дама, которая…

Он умолк и сглотнул.

— Которая что? — подсказал Гаттон.

— Которая интересовала сэра Маркуса, но я о ней ничего не знаю, даже имени, — заявил дворецкий. — Я знал… о некоторых других, но сэр Маркус… не распространялся об этой леди, что заставляет меня думать…

— О чем?

— …что он, вероятно, не добился успеха.

Моррис договорил и уставился невидящими глазами на книжный шкаф.

— Так-ак, — пробормотал Гаттон и внезапно спросил: — Не навещал ли сэр Маркус кого-нибудь на Колледж-роуд?

Моррис поднял усталый взгляд.

— На Колледж-роуд? — повторил он. — Где это, сэр?

— Неважно, если название вам не знакомо, — коротко ответил Гаттон. — У сэра Маркуса был автомобиль?

— Уже давно не было, сэр.

— Другие слуги?

— Нет. Он был холост. Для такой жизни большое хозяйство излишне, а поместьем Фрайарз-Парк по-прежнему владеет вдова сэра Бернема.

— Сэр Бернем? Это дядя сэра Маркуса?

— Да.

— У сэра Маркуса еще есть родственники?

— Есть тетушка, леди Бернем Каверли, но у них, кажется, были плохие отношения. Понимаете, ее собственный сын, к которому должен был перейти титул, умер. Наверное, поэтому она недолюбливала хозяина. Из тех, о ком я знаю, остается только его троюродный брат, мистер Эрик, сейчас, конечно, уже сэр Эрик.

Я отвернулся, уставившись на книги, в беспорядке лежавшие на столе. Рана еще не затянулась, и вряд ли я был способен скрыть боль, которую испытывал при упоминании Эрика Каверли.

— Они дружили? — продолжил инспектор ровным и холодным голосом.

Моррис быстро поднял глаза.

— Нет, сэр, — ответил он. — Никогда не дружили. Несколько месяцев назад между ними вспыхнула старая вражда, и однажды вечером они чуть не подрались в этой комнате.

— Вот как? Из-за чего они ссорились?

Моррис опять засомневался, стоит ли продолжать, однако наконец с явственным смущением сказал:

— Конечно, из-за… женщины.

Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди, но мне удалось сохранить видимость спокойствия.

— Что это за женщина? — строго спросил Гаттон.

— Не знаю, сэр.

— Вы уверены?

В спокойном голосе полицейского звучал вызов, но Моррис смело и без колебаний взглянул в глаза Гаттона.

— Клянусь, — сказал он, — у меня никогда не было привычки подслушивать.

— Полагаю, именно эту женщину сэр Маркус надеялся увидеть в театре вчера вечером? — продолжил Гаттон.

Допрос Морриса достиг кульминации, и я едва сохранял даже видимость самообладания. Гаттон, как я теперь отчетливо понимал, своими вопросами вел дворецкого к подобному заключению, а от упоминания ссоры родственников до имени Изобель, невесты Эрика, игравшей в театре «Нью-авеню», оставался один шаг. Однако ответ Морриса был краток:

— Возможно, сэр.

Инспектор Гаттон на мгновение воззрился на дворецкого, а потом произнес:

— Хорошо. Воспользуйтесь моим советом и отправляйтесь вздремнуть. Боюсь, вскоре вас ожидает множество хлопот. Кто был поверенным сэра Маркуса?

Усталым, бесцветным голосом Моррис продиктовал адрес, и мы ушли. Вряд ли Гаттон осознавал, как больно мне было услышать его следующую фразу:

— Сперва мне нужно заглянуть в Скотланд-Ярд, а затем я сразу направлюсь в театр «Нью-авеню» переговорить с вахтером.

— Могу ли я быть вам сейчас полезен? — спросил я, стараясь не выдавать волнения.

— Спасибо, нет. Однако буду рад, если вы присоединитесь ко мне при осмотре Ред-Хауса. Насколько я понимаю, дом где-то по соседству с вами. К тому же, вы можете испытывать к делу профессиональный интерес, поэтому давайте встретимся там. Вы возвращаетесь домой или пойдете в редакцию «Планеты»?

— Думаю, отправлюсь в редакцию, — ответил я. — Как бы дело ни сложилось, звоните туда и назначайте встречу. Увидимся около Ред-Хауса.

Десять минут спустя я стоял в очаровательном маленьком будуаре, столь часто являвшемся мне в мечтаниях. На каминной полке я увидел собственную фотографию, а в темных глазах Изобель, встретившей меня, заметил искру, но побоялся истолковать ее. В эту минуту я еще не знал того, что раскрылось мне позже. Вдобавок, как я уже упоминал, мое глупое молчание когда-то ранило Изобель не меньше, чем ее помолвка с Эриком Каверли впоследствии ранила меня.

Женская психология при всей своей наивности всегда загадочна. Вот и сейчас я мучился сомнениями и страдал. Изобель стояла передо мной, стройная и грациозная, в отлично сшитом прогулочном костюме, с мгновенно вспыхнувшим румянцем на щеках и прекрасным, волнующим взором, в котором слились надежда и пылкая гордость. Ни одна знакомая мне женщина не была столь прекрасна, и я называл себя трусом и глупцом за то, что не решился испытать судьбу в роковой день отъезда в Месопотамию. Сейчас она смотрела на меня тем же взглядом, что когда-то. Я сразу понял, что она спешит — не иначе, на встречу с Эриком Каверли; но в тот безвозвратно потерянный день она никуда не торопилась, а я промолчал.

— Мы едва не разминулись, Джек, — весело сказала она.

— Я как раз собиралась уходить.

Она так дружелюбно приветствовала меня, что я очнулся и сумел — пусть и временно — обуздать чудовище, алчными глазами которого глядел на счастье Эрика Каверли.

— Боюсь, Изобель, — ответил я, — что новости, которые я принес, вряд ли вас обрадуют… хотя…

— Да? — поддержала она меня, заметив заминку.

— Хотя они означают, что отныне вы будущая леди Ка-верли.

Румянец схлынул с ее щек. Она бессознательно почувствовала, что мои слова таят темную трагедию, но я видел, что она не уловила всей сути моего высказывания. Она медленно опустилась в мягкое кресло, и золотой луч, льющийся из открытого окна, заиграл рыжеватыми бликами в ее темно-каштановых волосах.