— На грядках с редисом есть отпечатки ног, сэр, — доложил он.

— Ног?

— Да, сэр. Очень глубокие. Словно кто-то перепрыгнул изгородь и приземлился там.

— Перепрыгнул изгородь! — воскликнул я. — Это был бы хороший прыжок, Коутс, особенно прямо с дороги.

— Так точно, сэр. Возможно, она ее перелезла.

— Она?

Коутс вновь прочистил горло.

— Имеются следы трех видов. Сначала глубокие, там, куда она приземлилась, потом достаточно беспорядочные на том месте, где она повернулась, и наконец очень глубокие отпечатки каблуков там, откуда она прыгнула обратно за изгородь.

— Она? — вскричал я.

— Эти следы, сэр, — подвел итог невозмутимый Коутс, — принадлежат даме на высоких каблуках.

Я сидел на кровати выпрямившись и смотрел на него, не в силах поверить в услышанное. Я потерял дар речи. Тем временем Коутс осведомился:

— На завтрак будете чай или кофе?

— К чертям чай вместе с кофе! — взорвался я. — Я сам пойду смотреть на следы! Если бы ты видел то, что вчера видел я, вытянулась бы даже твоя багровая физиономия.

— Наверняка, сэр, — сказал Коутс. — Так вы видели даму?

— Даму! — воскликнул я, выскакивая из постели. — Если те глаза, что вперились в меня вчера ночью, принадлежали «даме», то либо я свихнулся, либо «дама» не из нашего мира.

Я натянул халат и поспешил в огород, и Коутс показал мне место, где нашел таинственные отпечатки. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в правильности его догадок. Кто-то на высоких каблуках некоторое время топтался по влажной земле, а поскольку следы были заметны лишь на ограниченном пространстве, то вывод Коутса, что оставивший их человек перепрыгнул через изгородь, казался единственно разумным. Немало удивленный, я повернулся к ординарцу, но вовремя осознав, насколько невероятным был тот взгляд прошлой ночью, я воздержался от рассказа о сверкающих глазах и направился в ванную комнату, раздумывая, не сыграли ли со мной шутку лунные блики и не были ли женские следы в том же месте простым совпадением. Но даже это соображение не раскрывало тайну их появления.

Зазвонивший вскоре после завтрака телефон отвлек меня от бесплодных размышлений. На проводе оказался редактор «Планеты», не раз дававший мне особые поручения, в число которых входили и захватывающие поиски гигантской антилопы гну; она считалась вымершей, но от аборигенов и из иных источников поступили свидетельства о том, что ее видели в одном из отдаленных уголков Черного континента.

Читатели «Планеты» помнят, что в экспедиции через практически неизученную часть Африки в верховьях Нигера мне довелось пережить замечательные приключения, хотя животное я и не обнаружил.

— Есть сведения о чрезвычайном происшествии, — сказал редактор, — по-моему, как раз в вашем духе, Аддисон. По всей видимости, убийство при очень трагическом и необычном стечении обстоятельств. Буду рад, если вы возьметесь за расследование.

Без особого воодушевления я стал расспрашивать его о подробностях. Криминология входила в круг моих увлечений, и ранее мне несколько раз удалось разоблачить настоящие преступления, замаскированные под сверхъестественные феномены, например, явления призраков. Но обычное убийство из корыстных побуждений мало интересовало меня.

— Тело сэра Маркуса Каверли обнаружено в ящике! — объяснил мой друг. — Груз как раз опускали в трюм парохода «Оритога» в Западно-Индийских доках[3]. Его доставили за час до отплытия судна на грузовике, нанятом специально для этой цели. Там еще множество любопытных деталей, но вам лучше разузнать обо всем самому. В редакцию не звоните, сразу отправляйтесь в порт.

— Хорошо! — коротко ответил я. — Приступаю немедленно.

Я принял это неожиданное решение, как только услышал имя жертвы. Более того, вешая трубку, я отметил, что рука моя дрожит, и не сомневаюсь, что в тот момент я был бледен как смерть.

И вот здесь мне прежде всего следует признаться: мое отшельничество в укромном уголке, что ныне сделался мне домом, и моя погруженность в темные науки, о коей я уже не раз упоминал, являются не столько воплощением моей природной склонности к уединению, сколько результатом краха матримониальных планов. Я узнал о том, что мои надежды разбиты, прочитав в газете сообщение о помолвке Изобель Мерлин и Эрика Каверли. И скорее по этой причине, чем по какой-то иной, я незаметно удалился от мира, скрывая свое разочарование; в делах сердечных я медлен на подъем, но если что решил, то обратной дороги нет.

И хотя я скрыл, что сердце мое разбито, и со всеми вместе поздравил Изобель, я многократно с горечью проклинал себя за нерасторопность. Слишком поздно выпало мне узнать, что и она ждала от меня первого шага, но я уехал в Месопотамию, так и не обмолвившись о своих чувствах. Во время моего отсутствия сокровище, небрежно оставленное мной, досталось Каверли. Это был холостой родственник сэра Маркуса и наследник его титула. И сейчас, подобно грому среди ясного неба, на меня обрушилась новость о смерти его кузена!

Легко вообразить, в каком немыслимом волнении я поспешил в доки. Все прочие дела были заброшены. Коутс, облаченный в опрятную синюю униформу, вывел из гаража «Ровер», и вскоре мы тряслись по ужасно неровной Ком-мершиал-роуд, огибая тягачи, волокущие за собой цепочки прицепов; вдобавок, из-за аварий, ежечасно возникающих на этом перегруженном транспортом и щербатом шоссе, двигались мы очень медленно.

Ехать по дороге, свернувшей непосредственно к Западно-Индийским докам, оказалось немного легче, но когда я наконец высадился из автомобиля и вошел в портовые ворота, выяснилось, что к этому времени на месте происшествия успели собраться репортеры из всех газет и новостных агентств королевства. На входе я столкнулся с Джонсом из «Глинера», уже покидающим доки.

— Привет, Аддисон! — крикнул он. — Тут все как по вашему заказу! Страньше, чем в «Алисе в Стране чудес».

Без малейшей задержки я бросился в сторону ангара, у двери которого собралась разношерстая толпа газетчиков, чиновников из порта, полицейских и прочих не поддающихся классификации личностей. Меня сразу поприветствовали с полдюжины знакомых. Дверь была закрыта, а перед ней на страже стоял констебль.

— Вот ведь наглость, Аддисон! — возмутился один репортер. — Никто в этих доках не хочет делиться информацией, пока не прибудет какой-то там инспектор из Нового Скотланд-Ярда. Я уже начал думать, а не остановился ли он пообедать где-нибудь по дороге.

Говоривший нетерпеливо поглядел на часы, а я отправился к полицейскому на посту.

— У вас приказ никого не впускать, констебль? — спросил я.

— Так точно, сэр, — ответил он. — Мы ожидаем инспектора Гаттона. Расследование дела поручено ему.

— Значит, Гаттона! — пробормотал я, отошел в сторонку и закурил трубку: если мне надо что-то разузнать, лучше сделать это у моего старого друга, инспектора сыскной полиции Гаттона, с которым мне случалось распутывать не одно любопытное преступление.

Инспектор прибыл через несколько минут — коренастый, чисто выбритый, с бронзовым загаром; в темных волосах поблескивала седина; вся его внешность, включая отлично пригнанный синий саржевый костюм и мягкую фетровую шляпу, будто выдавала флотского офицера в отставке. Лицо его говорило о сдержанности, но невинные голубые глаза взирали на мир так искренне и открыто, что на ум приходил именно моряк, а не сыщик. Он кивнул нескольким знакомым в толпе и, завидев меня в отдалении, подошел и поздоровался со мной за руку.

— Откройте дверь, констебль, — тихо приказал он.

Полицейский вынул ключ и отомкнул замок на двери небольшого каменного здания. Толпа тут же дернулась вперед, но Гаттон поднял руку со словами:

— Обождите, джентльмены, прошу вас. Сначала я осмотрюсь, а у мистера Аддисона, — добавил он, заметив, что на лицах моих коллег отразилось разочарование, — имеются особые сведения, которые ему необходимо предоставить в мое распоряжение.