— Ну, чего? — вдруг услышали они девичий голос.
— Ирочка, познакомься, это наш коллега, который занимается расследованием…
— Знаю.
— Капитан Сиволодский Михаил Игоревич. Михаил Игоревич, это Ира Ломакина, мастер спорта по гандболу, наша знаменитость. Ей уже шестнадцать лет. Очень серьезная девушка. Когда-то она у меня училась в начальных классах…
Сиволодский недоумевал, с какой стати Титова лебезит перед девчонкой. Впрочем, ей лучше знать свои кадры. А может, в первом классе эта громила была трогательным голубоглазым пупсом с белым бантом, и Титова по сей день млеет от воспоминаний?
— Чего, Наталь-Сергев, сказать-то? Городницкая брешет. Вот все говорят, конец привилегиям. Пускай этот дом расселяют тогда. И будет полный порядок. Никто никого не бил. Понятно? — Ира посмотрела на Сиволодского так, как взглянул бы, наверное, рассерженный докучливым вниманием снежный человек — по крайней мере Сиволодский почувствовал себя именно под таким не слишком доброжелательным взглядом.
— Дальше, — рубила девушка слова, — нечего на Зойку лить. Она в колонию не собирается. Ей надо школу кончать, специальность получать и от семьи отрываться. Она из Москвы так и так уедет, если вы ее не упечете ни за что. У них с Виталькой алиби — они были в клубе. Спросите Комарова Игорька, он там диск-жокей. Он скажет. Если что, я из него сама кишки выпущу. И не трогайте Зою. Она боится дома ночевать. Думает, заберете. Начиталась, наслушалась. — Ира Ломакина весьма выразительно фыркнула.
— Ирочка, ты сама была восьмого на дискотеке? — терпеливо выспрашивала Титова.
— Нет. У меня была вечерняя тренировка. А потом с ребятами ездила кой-куда. Трупешник видела. Только думала, проститутка пьяная валяется. Я и сама была хорошо под мухой.
— Ира, спортсменам нельзя, — наставительно, но ласково произнесла Наталья Сергеевна. Сиволодскому хотелось истерически расхохотаться. Он смотрел на участкового — тот оставался невозмутим.
— Я вас искала, — сказала Ира участковому, — а девятого увидела милицию, ну, думаю, все, лады, чего лезть, разберутся, раз приехали.
— Ира, кого вы еще видели в тот вечер? В переулке, во дворе?
— Ну, парней двух видела. Шибздики, один мне вот так будет, — она полосонула себя ниже уха, — я на них внимания не обратила бы, но один был весь в белом, я еще подумала, о, гомик идет…
— Во сколько это было?
— Я часов не ношу. Но домой я в одиннадцать пришла, точно. Если я в одиннадцать часов не приду, меня ж мамка побьет…
И Сиволодский представил себе эту «мамку»…
8
Николай Иванович Абашкин из ОБХСС, недавно получивший подполковничьи погоны, выкладывал перед Быковым финансовые документы «Эллады», как карты в пасьянсе.
— Мы проанализировали последнюю декларацию о доходах, — пояснял он — Проверили объемы производства и документацию. Очевидно, фактические доходы занижаются. И что любопытно — эта картина наблюдается во всех подразделениях кооператива, кроме «Афродиты».
— Коля, — перебил его Быков, — а почему там такие странные названия? «Афродита», «Гермес»…
Абашкин улыбнулся:
— Наверное, потому, что в этом кооперативе, как в Греции, все есть… Детская одежда — ателье «Амур», мужская — «Арес», обувная мастерская — «Гермес», и так далее. Само собой, дамская одежда — «Афродита», богиня красоты. И объединяет их, естественно, общая фирма «Эллада». Арбузов — мужчина с образованием и вкусом. — Он усмехнулся. — С не меньшей выдумкой он обтяпывает и прочие дела.
Быков кивнул:
— И, надо понимать, Ламко мешала жулью. Ее предусмотрительно убрали. Ну, а фининспектор, Татьяна Ивановна Никонова, она, что же, в сговоре? Ты с ней беседовал, Коля?
— Беседовал, — степенно ответил подполковник. — В принципе ее характеризуют как опытного человека, но… «Ах, я проглядела!» — вот, пожалуй, ее единственное внятное объяснение. Ссылается, конечно, на объективные обстоятельства. Дескать, для кооперативов нет единой статистической формы отчетности, каждый кооператив ведет бухучет на свой лад. Пока приноровишься к каждому, сколько, мол, воды, а я говорю — денег — утечет.
— Неразбериха на руку… — проворчал Быков — До чего же я не люблю убийствами заниматься! Хоздело, разбойное нападение, да что угодно — разобрался и вроде урон компенсировал. А тут… Как ни крутись, в итоге словно работал зря: убийцу найти можно, а погибшего человека не вернешь. Когда похороны? — обернулся он к Левченко.
— Завтра.
Абашкин вдумчиво глянул на коллег и заметил:
— Между прочим, последнее время убийства стали предтечей больших хозяйственных, экономических преступлений. Не обратили внимания? Ладно, ребята, — и он начал упаковывать документы в свой толстый истрепанный старомодный портфель, над которым подсмеивалось полминистерства, — с уголовными делами вы без меня… Меня дети ждут. И мама. Я у мамы один сын. Пора к ним. На чистых людей пару часиков полюбоваться — и на боковую. Ты знаешь, Слава, я совсем восстанавливаться перестал. Утром встаю, как и не вздремнул ни минутки. А в голове — мысли, мысли… И одна хуже другой.
— Все впереди, — мрачно поддакнул Сиволодский. — У нас впереди еще аренда, хозрасчет, совместные предприятия… Много нового с новыми и очень немалыми криминогенными возможностями.
— Типун тебе на язык, — махнула рукой Левченко. — Николай Иванович, не слушайте его, он молодой пессимист.
— Это уж как за дело взяться, — ответил Абашкин и ушел.
Быков вопросительно посмотрел на своих сотрудников.
— А фонарь не работает… и не работал, — сказал Сиволодский.
— Не говори загадками, я устал. И покороче.
Пока Сиволодский и Левченко рассказывали о событиях заканчивающегося рабочего дня, Быков что-то рисовал на лежащем перед ним чистом листе бумаги. Валя видела, как под быковским фломастером появляются фонарь, дом, человеческие фигуры. На доме Быков написал: «Аптека». Все ясно: ночь, улица…
— Так, значит, и сказала мастер спорта по гандболу — думала, пьяная проститутка валяется. В этом районе они не редкость? Что там рядом, откуда путаны берутся?
— Гостиница «Космос» недалеко, комплекс «Ярославской»…
— Поверим в искренность чемпионки мира по регби?
— По гандболу… — Хмыкнул Сиволодский, вспоминая Ломакину.
— Хорошо. — Лицо Быкова вдруг стало собранным, деловитым и холодным. — Версия Городницкой, конечно, чушь. Как я и думал. Но не проверь мы ее, не знали бы о двух парнях. Со слов Фроловой надо составить фоторобот человека в белом. Эта, олимпийская чемпионка, может быть, тоже что-то конкретней вспомнит.
— Я думаю, — отозвалась Левченко, — куда важнее обратить внимание на неоднократные высказывания Ламко о связи Арбузова с мафией. Я бы не связывала ее заявления только с неприязненными личными отношениями или с тем, что слово «мафия» стало притчей во языцех.
— Почему отношения Ламко и Арбузова стали неприязненными, Валя? Этот вопрос меня интересует больше, чем заключения Ламко насчет своего патрона. Я час допытывался у Гороховой, она только плечами пожимает и рассказывает историю взаимоотношений Ламко с бывшим мужем, который ей прохода не давал, чего-то хотел, чего-то просил, не то прощения, не то денег, и оттого Галина Алексеевна была вечно взвинчена и срывалась на всех подряд, а чаще всего на товарище Арбузове, человеке милейшем из милейших. Дайте почитать, что там вам сегодня свидетели показали…
Быков читал долго. Левченко успела и в самовар воду залить, самовар и вскипеть успел, чаек успел завариться, настояться…
— Ну вот, — почти весело вдруг сказал Быков, — живем не зря. За один день работы тьма вопросов, на которые отвечать и отвечать: почему Лену Фролову заставляли дать показания против Горохова? Почему именно против Горохова? Кому он на мозоль наступил? Почему Горохов и его тетка намекают на возможную причастность к преступлению бывшего мужа Ламко? Какие к этому есть основания? И такое соображение: уж не подбили ли Городницкую и Акимова дать ложные показания, как пробовали подбить Лену Фролову? Если да, то кто? Тот же парень в белом? И он ли убийца, если исходить из версии чемпионки мира и окрестностей? Необходимо тщательно проверить окружение Городницкой, Арбузова, Горохова, Фроловой, Акимова и бывшего мужа Ламко, Малышева. Вдруг где-то рядом с ними тоже возникнет «мальчик в белом»?
