– Обещаю! – клятвенно прорыдала я.– Людей, лугару, ликантропов! Я спасу их всех.
– Хорошо! – Нежная улыбка осветила его лицо, делая его невыразимо прекрасным.– Я устал, я посплю… – Его веки опустились, под черными ресницами обозначилась темная трупная синева.– Посплю…
– Спи, милый! – против своей воли разрешила я.– Когда-нибудь мы встретимся снова, там, где уже не будет боли и страданий…
– Скажи,– собрав последние силы, вдруг требовательно вопросил он,– только честно: ты могла бы меня полюбить?
– Да! – ничуть не кривя душой, страстно выкрикнула я, благоговейно прикасаясь губами к его лбу.– Да, всем сердцем!
– Хорошо… – Он улыбнулся так счастливо и умиротворенно.– Мне хорошо… – Последний легкий вздох сорвался с уст Дьюлы и нежно скользнул по моей щеке, становясь нашим единственным поцелуем…
А потом я еще долго сидела и плакала, баюкая в своих объятиях его холодеющее тело…
Мы сами виноваты в большей части настигающих нас бед. Мы не умеем жить. Вернее, то, как мы существуем, вряд ли стоит называть полноценной продуктивной жизнью. Мы давно перестали созидать и творить, но эгоистично привыкли разрушать и потреблять. Вошли во вкус никчемного паразитирования. Мы едим, спим, испражняемся и спариваемся, намеренно игнорируя немудреную истину Маленького принца, моего любимого литературного персонажа, придуманного гениальным писателем Антуаном де Сент-Экзюпери. «Встал поутру, умылся, привел себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету»,– говорит Маленький принц. И, прочитав эти строки, каждый из нас должен задуматься: а когда он сам в последний раз приводил в порядок свою планету? Оторвавшись от еды, сна, размножения и погони за материальными благами. Нет, наша Земля давно находится не в порядке: ведь на ней голодают дети и нищенствуют старики. На ней загрязнены вода и воздух, вымирают сотни видов животных и растений, выпадают радиоактивные осадки. На ней пышным цветом расцветают ложь, вымогательство, насилие и неравноправие.
Люди утратили право называться гуманными и милосердными, погрязнув в пороках и всевозможных грехах. Наш мир пришел в беспорядок, став вместилищем тьмы и грязи. И стоило ли при подобном раскладе удивляться тому, что наполненная нашим злом чаша перевесила, поколебав вселенские весы, чутко балансирующие между добром и злом? Именно мы сами, и никто другой, виновны в надвигающейся на мир катастрофе, призванной навсегда уничтожить изжившую себя цивилизацию. Мудрые Творцы, некогда создавшие нашу планету, были совершенно правы, желая очистить Землю от разрушающих ее людей, дабы освободить место для кого-то иного, возможно, значительно лучшего, чем мы. И следовало признать, что я их прекрасно понимаю, находя обоснованным подобную тягу к уничтожению людей-паразитов.
Меня волновало лишь одно – возможно, вместе с лгунами и грешниками предстоит погибнуть и тысячам ни в чем не повинных праведников, еще способных создать новый, лучший мир. А посему – я приняла твердое решение: я буду бороться. За это зимнее голубое небо за моим окном, за чистый снег и за играющих на нем детей. За цветы в моей вазе и за мяукающую на лестнице кошку. За идущих по улице людей, имеющих право начать все сначала. За льющуюся из приемника песню и за целующихся на скамеечке влюбленных. За весь этот мир – пусть несовершенный и запятнанный нами, людьми, но все-таки такой родной и близкий. За мир, имеющий право на еще один шанс, пускай опасный и последний. И даже если эта борьба будет стоить мне жизни, я все равно не откажусь от нее и не отступлю, как не отступили Калеб и Дьюла. С нынешнего момента я отказываюсь бездействовать и молчать. Я спасу этот мир или погибну. Я сделала свой выбор, чего бы он мне ни стоил…
Мне говорят, что дерзкой быть опасно,
Нарвусь еще на тех, кто посильней,
Мол, силы трачу на людей напрасно,
И без меня хватает в мире ахиней.
Мне говорят: «Смирись! Какое дело,
Кто чем живет, кто вовсе не живет?»
Да вот представьте, видимо, задело,
Пускай не пулей, словом на излет…
Молчать бы мне, да вовсе не молчится,
Зудит под сердцем, чешется рука,
Помилуй бог, но, кажется, стучится,
В мозгу родится гневная строка.
О том, как миру – не хватило меры,
О том, что жизнь – лишь бурная река,
На брег выносит мертвые химеры,
А вброд не сунься – слишком глубока.
Сегодня в лоб не бьют, все чаще в спину,
Нет подвигов уже – тонка кишка!
Героев не ведут на гильотину…
А режут всех во сне, исподтишка…
Мне говорят: «Тебе б не в это время,
Тебе бы при графьях, да при царях…
Помилуй бог, не изменилось бремя,
Лежащее в наш век на бунтарях.
Мне говорят: «Не рви зазря рубаху,
Освищут, не оценят, не поймут…
И не на трон, скорее уж на плаху
Таких, как ты, с усердьем отведут»…
Зачем алкаешь ты отнюдь не мира?
Им не узнать, что истина – проста…
Им проще сотворить себе кумира,
Чем смысл вложить в заблудшие уста.
Мне говорят: «Терпи, пока живется!
Иначе вырвут из руки свечу…»
Мне жертвой стать в войне той доведется,
Но я не струшу. Я – не промолчу…
На оставленной Иганом визитной карточке я нашла его телефонный номер. Я позвонила ему на сотовый, лаконично обрисовала сложившуюся ситуацию и попросила подъехать через часик ко мне на квартиру, чтобы забрать и похоронить тело несчастного Дьюлы. В ультимативной форме отказалась от предложенной стражем охраны. На корректный вопрос по поводу моих дальнейших действий – попробовала отмолчаться, но, когда Иган начал напирать, с удовольствием гаркнула: «Не ваше собачье дело!» Мудрый лугару сразу понял, что ко мне лучше сейчас не приставать, и, проникновенно пожелав удачи, отключился.
Я открыла кран с теплой водой, залезла в ванну и залпом хряпнула полбутылки вина, поминая покойного Дьюлу. Потом обоснованно обозвала себя дурой и допила бутылку до дна. Густое сладкое «Эгри» сразу ударило мне в голову, моя самооценка резко повысилась, а желание действовать уподобилось неуправляемому торнадо. Проблемы, пугавшие меня еще пятнадцать минут назад, начали казаться мелкими и незначительными, а настороженное отношение к запутанной ситуации с богами и пророчествами плавно перешло в плоскость тотального пофигизма. Типа: «Ну и черт с ним! Если не выяснится, то само утрясется». Пошатываясь, я вылезла из воды и, высушив волосы феном, подняла их высоко на затылке, заплетая в тугую длинную косу. Покопалась в так толком и не разобранных чемоданах и, придирчиво оценивая каждую деталь туалета, оделась строго и удобно. Теплый черный свитер, черные джинсы в обтяжку, высокие сапоги на устойчивой подошве и короткая кожаная курточка на меху. Довольно посмотрелась в зеркало, мысленно назвав себя недоделанным гибридом ниндзя-черепашки и Лары Крофт, расхитительницы могил. Вышла из квартиры, громко хлопнув дверью и чуть не сбив с ног ассони Элешку, поднимающуюся по лестнице ко мне на второй этаж. Проигнорировала ее нервные вопросы на тему: «Куда, зачем и когда вернетесь?» – и молча прошла мимо, лишь скупо махнув на прощание рукой. Видимо что-то вдруг поняв, пожилая домоправительница побледнела как мел и отшатнулась, торопливо крестя меня трясущимися пальцами. Я хмуро хмыкнула, подозревая – поджидающих меня чудовищ крестным знамением не напугаешь, разве что раздразнишь еще сильнее.