С рождения посвященная богу Митре, принцесса Дагмара так и не приняла христианство, продолжая тайно служить тем алтарям, кои исторг из своего сердца ее дальновидный брат, желавший заключить союз с правящими домами Европы и посему продуманно отрекшийся от старой веры своих предков. Едва достигшая четырнадцати лет принцесса, славящаяся непревзойденной прелестью, отвергала всех искателей ее руки и сердца, неосмотрительно пообещав Митре свою душу и девственность. И предначертанное свершилось. На проезжавшую через лес карету Дагмары напали разбойники-душегубцы, но, услышав призыв плененной красавицы, к ней на помощь явился один из жрецов солнечного бога – Волк, принявший облик прекрасного юноши. Волк отбил девушку у злодеев и унес в потайную пещеру, врачуя полученные ею раны и даруя любовь. Через месяц Дагмара, к тому времени считавшаяся погибшей и оплаканная братом, вернулась под отчий кров, а спустя положенный срок родила сына, утверждая, будто он ниспослан ей самим богом. Дабы скрыть постигший принцессу позор, ее спешно выдали замуж за кровожадного румынского правителя, а принесенного Дагмарой бастарда воспитали в строгости, дав приличное образование, титул и земли. Так возникла фамилия князей Фаркаш, положив начало легенде, дошедшей до наших дней. Так появились лугару…

Рейн принципиально отказывался верить в старинные сказки, рассказанные ему венгерскими родственниками по материнской линии, но лишь до тех пор, пока собственными глазами не увидел удивительную трансформацию, доступную его родичам. Прекрасные в своей человеческой ипостаси, они легко принимали облик белых волков, священных животных бога Митры. Они называли себя лугару. Судьба явила Рейну чудо, повергшее в шок его развитый ум, привыкший мыслить совсем другими категориями. Его мозг, едва переживший испытанное потрясение, выздоравливал долго, а вот тело, попавшее во власть тяжелой болезни, так уже и не смогло восстановиться, проиграв борьбу с недугом. Лугару владели секретом долголетия, будучи почти бессмертными существами. Но, видимо, бог не пожелал одарить этим качеством полукровку Рейна, сына немца и девушки лугару, наказав неисправимым недугом – смертельной болезнью крови, ведь лугару не имели права вступать в брак со смертными людьми, обязавшись хранить чистоту своей расы. Дитя греха – юноша, не принадлежащий по-настоящему ни к одному из народов, медленно умирал, полностью утратив надежду на спасение.

Помощь пришла нежданно-негаданно, причем оттуда, откуда ее совсем не ждали. Лишь позднее, не только выжив, но и полностью исцелившись в результате предложенного ему рискованного эксперимента, Рейн понял, что доктор Менгеле сумел где-то достать кровь подлинного лугару, вознамерившись с ее помощью создать бессмертных воинов – совершенное орудие убийства, способное повернуть вспять ход уже проигранной Германией войны. Но сумасшедший ученый просчитался, сотворив не сверхлюдей, а ужасных монстров – звероподобных чудовищ, совершенно утративших присущие обычным людям морально-этические рамки, высвобождая все самое мерзкое и кровожадное, дремлющее в глубине душ. И наверно, лишь двое из его «творений» – девушка Людвига и абсолютно выздоровевший Рейн – сумели обуздать свою звериную сущность, оставшись людьми. Рейн слишком долгое время считал, что не сможет узнать, где и как сумел раздобыть Менгеле кровь солнечного народа, полагая, что эта тайна умерла вместе с безумным ученым, но он оказался неправ. Секретная информация всплыла намного позднее, ужаснув и обескуражив даже его. Недаром в Библии говорится: «Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным…» Жаль только, что разоблачение великих тайн несет с собой не только постижение высшей мудрости, но и горечь разочарования…

Но зато Рейн прекрасно знал о расположенной на острове Маргитсигет могиле прародительницы рода лугару – принцессы Дагмары Корвин и о розовом кусте, выросшем из ее бренных останков. В развалинах храма Митры хранились золотые таблички с двумя пророчествами Заратустры. Первое из них гласило: «С возрождением наследницы рода Сокола на кусте распустится один бутон», а второе возвещало: «А если на кусте появится второй цветок, то это будет означать: новая мать лугару повзрослела и вступила в пору свершений». Жаль только, что упоминаемая в легендах третья пластина, несущая на себе знания о предстоящей гибели мира и возможности его спасения усилиями девушки из рода Сокола, оказалась утеряна…

Дав неосторожное обещание без раздумий выполнить любую просьбу помиловавших его жрецов, Изгой не мог и предположить, какое именно поручение он получит. Убить молодую чаладанью?! Но как это возможно, ведь вместе с ней погибнет и единственная надежда на избавление от грозящей миру угрозы?! Неужели ему предстояло в третий раз стать предателем своего народа, теперь совершив измену и в отношении благоволивших ему служителей Митры? Рейн страдал, путаясь в догадках и изнывая от отчаяния. Он послушно следовал за ведущей его судьбой, всецело положившись на ее промысел. И вот, попав в указанный ему город, он успешно выследил ту девушку, убить которую ему приказал жрец, но защищать и охранять кою повелевали собственные разум и сердце, неспособные на компромисс и не идущие на сделку с совестью. Он ощутил – ее душа еще спит, не догадываясь о своей подлинной сущности. Он послал ментальный призыв, пытаясь достучаться до ее памяти, но так и не достиг успеха. Чаладанья равнодушно прошла мимо, не ответив своему рыцарю, по жестокой насмешке беспощадного фатума должного стать ее убийцей… Но, бдительно наблюдая за смертельной петлей случайностей, все туже затягивающейся на шее дочери Сокола, Рейн продолжал колебаться, так и не разобравшись в себе и в том, как же именно ему следует поступать дальше. Чаладанью, даже не подозревающую об истинной природе окружающих ее тварей, преследовали все: мерзкие мутанты и почему-то присоединившиеся к ним швабы, в прошлой жизни Рейна являвшиеся их непримиримыми врагами. Так что же на самом деле происходило в этом мире, таком чужом и непонятном?

– Слишком долго я спал! – печально шептал Изгой, внимая сумбурному рассказу спасенного им Летописца.– Все перемешалось и сместилось, утратив прежнюю ясность. Почему жрец Митры желает гибели той, появления которой они все ждали будто манны небесной? Почему объединились бывшие противники и что ищут все они в подземных катакомбах чуждого нам города? Кому можно верить и кого следует остерегаться?..

– Верь своему сердцу! – тихонько, но твердо подсказал угадавший его сомнения старик.– Оно не обманет. И помни, воин, Светлая королева неспособна нести миру зло и погибель, что бы там ни утверждали твои выжившие из ума жрецы…

Изгой задумчиво кивнул, поднимаясь с дивана и поправляя привешенный к поясу меч.

– Я никогда не обагрю свои руки кровью невинного и не убью беззащитного! – клятвенно пообещал он, почтительно кланяясь мудрому Летописцу.– Благослови меня на правое дело, отец!

– Бог с тобой! – растроганно напутствовал Силыч, пальцем начертав на лбу немца размашистый православный крест.– И не имеет значения, что ты веруешь в какого-то варварского Митру, а не в Господа нашего Иисуса Христа.– Он вздохнул по-стариковски снисходительно, отвергая бесцельную суету.– Добро, оно для всех едино…

Летописец долго смотрел в спину уходящего прочь Рейна, негодующе тряся головой и что-то сварливо бормоча вполголоса. И если бы бог, неважно какой, хоть на мгновение снизошел к его словам, то он уловил бы странные, но, безусловно, здравые и справедливые рассуждения.

– Ишь ты,– хмуро ворчал старик, порицая неведомых ему судей,– и кто же это тебя так наказал-то бесчеловечно да Изгоем заклеймил? Мои-то глаза хоть и плохо видят, но различают четко – душа у тебя чистая и светлая, аки у ангела небесного. Вот еще демон выискался… – Он сердито сплюнул на пол, потирая все еще саднящее горло.– Да пусть я напрочь ослепну, но и тогда истину-матушку различать не перестану…

– Молчание – первый признак ягнят! – убежденно изрек Игорь, на ходу вкусно чавкая шоколадкой и намеренно не оборачиваясь.– Так чего молчим, овечки мои? – Он сыто рыгнул, одаривая нас непроизвольной, но, безусловно, многозначительной реакцией принципиально не доверяющего бабам мужского организма.