— Михран! — объявил он.

Девушка, поглядев на него, не смогла сдержать улыбки. Он был столь же невысок, как Олег, но гораздо смуглее. Его глаза поблескивали, будто желая сказать: к жизни лучше всего относиться с легкостью.

— Все знать Михрана, — сообщил он Сольвейг. — Все в Ладоге и Киеве.

Рыжий Оттар встал, чтобы его поприветствовать:

— Может, это и так. Но что знаешь ты сам? О реках, течениях, озерах?

Торстен подошел к капитану, все еще держа в руках связанную узлом веревку, и Михран тут же ткнул в нее пальцем:

— Голова турка! — Он сжал себе горло руками и рассмеялся. — Я армянин. Мы ненавидеть турков!

Рыжий Оттар фыркнул и сощурил глаза:

— Так ты не из Киева, а?

— Я? — воскликнул проводник. — Юг. Далекий юг. Море Черное.

— Черное море, — поправил его Торстен.

— Люди в Киеве, — поведал им Михран. — Русы. Очень высокие. Очень бледные. Король — рус.

— Так и есть, — отозвался Рыжий Оттар. — Король Ярослав.

Михран уселся на палубе. Вокруг него сгрудилась команда, и он завел речь о Восточном пути. Он рассказал о долгой дороге по хмурым лесам, о величии Новгорода, о невзрачных и тихих торговых поселениях, о великом Ильмень-озере и реках, которые его питают. Когда Михран закончил, все согласились, что путь займет не меньше месяца. И все — Рыжий Оттар, Торстен и прочие — убедились, что, несмотря на все его прибаутки, смешки и забавные оговорки, Михран знает дорогу хорошо и в своем умении уверен.

Когда шкипер спросил его, какие их подстерегают опасности, проводник тут же поднял вверх три пальца:

— Первое — это волок. — Он согнул руки и принялся толкать воздух, будто надрываясь от усилий, а затем закрыл глаза растопыренными пальцами. — Дикие звери! — прорычал он. — В лесах очень, очень многие дикие звери. Дикие свиньи — клыки.

— А третье?

— Разбойники. Людские дикие звери.

— Мы подготовились, — сказал ему Рыжий Оттар.

Михран покрутил черные усы и огляделся:

— С этими женщинами?

— Я умею драться, — тут же ответила Бергдис. — И да сохранят боги того мужчину, что свяжется со мной.

Михран внимательно посмотрел на Одиндису и Эдит. Мягко покачал головой. Затем обратил взгляд на Сольвейг:

— Может быть. Высокая. Сильная.

— Однорукая и одноногая, — сообщил ему Рыжий Оттар. — И шея не гнется.

— А что про меня скажешь? — вмешался Бард.

Но Михран лишь махнул рукой на него с Бритой:

— Слишкие маленькие. Слишкие молодые. — Он поднес правую руку к сердцу: — Но настоящая опасность всегда здесь, а? Внутри. Не снаружи. Тот, кто боится. Тот, кто болеет… Тот, кто украдет.

— Ты прав, — откликнулся Оттар. — Как у богов был плут Локи, так и у нас. Один из нас.

— Который? — с осторожной улыбкой поинтересовался Михран.

— Остерегайтесь зла в себе, — медленно проговорил Рыжий Оттар, переводя взгляд от одного к другому. — Если один из вас оступится, мы все можем упасть.

Поначалу Сольвейг думала, что шкипер говорит о ней. Но потом услышала, как сглотнул Бруни, и заметила, что он смотрит на Торстена; Сольвейг увидела, как Одиндиса притянула к себе и обняла Барда с Бритой; Эдит положила руки на живот. И пока Рыжий Оттар предостерегал их, Слоти беззвучно произносил какую-то молитву, раскрыв руки, будто распятый. Сольвейг поняла: каждый из них считает, что Рыжий Оттар говорил именно о нем.

— Ну, — спросил шкипер. — У кого-нибудь есть вопросы? Может, у тебя, Торстен?

— Когда настанет час. — Торстен дружелюбно кивнул Михрану. — Когда возникнет нужда.

Бергдис спросила проводника о том, часто ли попадаются торговые поселения, какие там продаются животные, какие овощи; Вигот и Слоти хотели узнать, что за рыба водится в реках, а Бруни поинтересовался, где лучше покупать серебро.

— А что ты молчишь? — спросил Рыжий Оттар Одиндису. — Не хочешь разузнать про речных духов?

Одиндиса лишь пожала плечами.

— И еще про эти… как их там… послания?

— Они не остановят тебя, — отозвалась Одиндиса. — И ничто не остановит.

— Как далеко от Киева до Миклагарда? — спросила Сольвейг.

Михран запрокинул голову:

— Миклагард! Ха! — Он с улыбкой повернулся к Рыжему Оттару: — Но вы… вы же едете в Киев?

— Для меня Киева достаточно. Для меня — и моей морской жены.

— Но я собираюсь в Миклагард, — объяснила Сольвейг. — Я хочу найти отца.

Михран поднял брови и вопросительно поглядел на нее. Затем оттопырил нижнюю губу и медленно кивнул.

— Ну ладно, — обратился Рыжий Оттар к команде. — Все обсудили?

Вместе с Михраном и Торстеном они отошли на корму, чтобы обговорить оплату и решить, когда отбывать из Ладоги.

Пока они договаривались, Сольвейг прошаркала по пристани к тому месту, где на нее напали гончие.

Земля здесь была сильно истоптана, и, наклонившись, Сольвейг разглядела лужицы собственной запекшейся крови, в которых застряли волоски из собачьей шерсти. Она подняла весло, которым Вигот огрел пса, и уронила его в воду.

С лодки за ней наблюдали несколько булгар. Один из них позвал ее и жестом пригласил подойти ближе. Сольвейг сделала вид, что не заметила.

«Мой третий глаз, — подумала она. — Мой глаз мастера. Одноглазый Один, помоги мне найти его».

— Вздор, — сказал ей Торстен. — Боги вовсе не против тебя.

— А Рыжий Оттар думает так.

— Он просто переживает. Хочет, чтобы все мы держались вместе. И мечтает продать побольше товара.

— Иногда я сомневаюсь в себе.

— Как и все мы, — ответил Торстен. — Погляди! Даже солнце сегодня не может проглянуть сквозь тучи.

— Я не знала, что оно будет таким. Это путешествие.

— Верь в себя. Отец будет гордиться тобой.

Сольвейг смущенно улыбнулась ему и провела рукой по своей золотистой голове.

Весь день она еще чувствовала слабость, но на следующее утро — их последнее утро в Ладоге — силы вернулись к ней, и Рыжий Оттар разрешил ей прогуляться с Эдит на рынок. Бергдис пошла вместе с ними, уверяя, будто ей «нужно кое-что купить», но отказываясь говорить что именно.

Проходя через кладбище, они прочли надписи на нескольких камнях. Бергдис нашла один, на котором было высечено имя Торы.

— Моя дочь, — закричала она. — То же имя. Ох!

«Да, — подумала Сольвейг. — Память и печаль, они оба в этом имени».

— Мое имя значит «сначала счастье, потом война», — сказала им Эдит.

— Такое странное имя, — заметила Бергдис. — Эдит.

— В Англии — совсем нет. И в нем заключена моя история. Я была вполне счастлива. Хороший муж, двое крепких детей. Но затем сражения… — Женщина вздохнула. — Да, битва положила той жизни конец.

— Когда я была тут с Бруни, — поведала им Сольвейг, — он сказал, что никто не может спастись от призраков. А Одиндиса ответила, что этого и не надо желать.

— Бруни не зря это сказал, — отозвалась Бергдис. — Его преследуют призраки. Мстительные призраки. И со временем они его догонят.

«Да, — подумала Сольвейг, — это правда. Время прячет наши тайны, но ему под силу и открыть их. Когда приходит время».

Они услышали бой огромного барабана задолго до того, как сумели протиснуться сквозь толпу, и взору их предстал барабанщик в кольце плясунов. Они покачивались влево, потом вправо, затем взялись за руки и стали то подходить к музыканту, то отступать от него.

— Какой мрачный танец, — сказала Эдит.

— Мрачный, — согласилась Бергдис. — Таковы уж финны. Они думают, что петь — это издавать ужасающие трели. Будто собаки воют на луну. Но танцев их я раньше не видала.

— Откуда ты узнала, что это финны?

— Погляди на их квадратные челюсти. Точно из камня. Некоторые финны не улыбаются ни разу за всю свою жизнь. И эти пышные рукава — мы такого не носим.

— Это чтобы спрятать плавники, как у финвалов! — поделилась Сольвейг с Эдит. — Они ведь наполовину рыбы.